Garaf
Шрифт:
— Говорили, — мальчишка решил не отстраняться. Смотреть на девушку вблизи было приятно, и он ощущал себя совсем взрослым и ещё — как–то бесшабашно. — Ты тоже красивая, тебе об этом говорили? — он, помедлив, выставил колено, и девушка на него уселась. Эйнор на миг поднял глаза, но ничего не сказал, а Фередир подмигивал сразу обеими. Гарав не соврал. Девчонка — чуть постаршего его самого, белокожая, зеленоглазая и светло–русая, с уже очень неплохой грудью — была симпатичной, одета аккуратно и со вкусом. Она гибким движением обхватила мальчишку за шею, чуть отстранилась и поинтересовалась:
— Ты оруженосец?
—
Тресть!
Плюх!
Простучали шаги. Хохот обрушился со всех сторон добавочным водопадом — к тому вину, которое было стремительно и метко выплеснуто в лицо мальчишки. Левая щека у него мгновенно онемела от размашистой плюхи, а правая начинала гореть сама по себе без удара.
— Чччччччто это? — Гарав потряс головой и фыркнул.
— Болван, — хмыкнул Фередир. — Твоё счастье, что никто кроме неё не слышал этих слов.
— Я слышал, — сказал Эйнор. Он поднял глаза от тарелок и смотрел на Гарава в упор. — Ты принял её за шлюху?
— Да, — Гарав опустил глаза. — Но разве…
— Ты ей просто понравился, ненормальный! — Фередир налил Гараву ещё вина. — Я тебе так позавидовал… — он хихикнул и фыркнул.
— В моих местах девушки не усаживаются на колени незнакомым парням в каф… в тавернах, если они не шлюхи или если эти парни не их близкие друзья, — сердито сказал Гарав, с удовольствием заметив, что вспыхнувший интерес к происшествию так же быстро угас.
— В наших тоже, — спокойно согласился Эйнор. — Но тут большой город и очень вольные обычаи. Кроме того, она из твоих, из северян — а у них считается, что с каждым воином связана немалая Удача. Не могу сказать, что мне всё это нравится, но я приказываю тебе…
— …я схожу и извинюсь, — Гарав решительно поднялся, начал вытирать лицо полотенцем. Эйнор совершенно спокойно, удовлетворённо кивнул и вернулся к еде. Фередир нахально и довольно цинично прошептал:
— Не будь дураком, если простит — возьми её. Давай, удачи!
Гарав отправился на поиски. Они оказались недолгими — девчонка стояла у камина и наблюдала за тем, как жарится баранья тушка, с которой мальчишка лет двенадцати равномерно срезал слои мяса и укладывал на блюдо, стоявшее рядом на трёхногом табурете.
— Послушай… — Гарав остановился рядом с девчонкой. Она обернулась, но холодно, и глаза были неприязненными. Тем не менее, Гарав продолжал: — Я издалека. Я нездешний, понимаешь… У
нас совсем другие обычаи. Я в мыслях не держал обидеть тебя. И сейчас прошу прощенья за нанесённое оскорбление. У нас за такое, — приврал он, — берут виру или вызывают на поединок. Мне драться с твоим братом и отцом?Мальчишка, резавший баранину, засмеялся. Девчонка свела брови… но вдруг улыбнулась тоже. Она увидела и поняла, что Гарав на самом деле смущён и растерян.
— Отец не умеет драться мечом. Это его корчма, и он имеет дело только с топором и ножами… А мой брат, — она кивнула на мальчишку, — храбр и могуч, как весенняя белка, — пацан скривился и показал язык сестре, — но, боюсь, легковат для боя с тобой.
— Тогда вира? — Гарав оперся высоко поднятой рукой о тёплую деревянную стену рядом с очагом, склонил голову на плечо.
— У тебя же пустой кошелёк, — насмешливо, но не зло сказала девчонка. — Даже оружие и доспехи куплены твоим рыцарем. Могу поклясться в этом.
— Я могу нарубить дров или убрать хлев, — вполушутку предложил Гарав. Если честно, он всегда робел девчонок — они казались насмешливыми, нелогичными и шумными. Но сейчас почему–то было легко говорить.
Брови девчонки поползли вверх:
— И ты это умеешь?!
— А что тут такого? Я из крестьянской семьи… Меня зовут Гарав, — он чуть поклонился, — а ты кто?
— Тазар, дочь Уризана, — девчонка чуть поклонилась и повела рукой. Северянка или нет, но имена и у отца, и у неё были на адунайке. — Я прощаю тебя за твою глупость, произошедшую от незнания и дикости.
Гарав даже рот приоткрыл… но тут же понял, что девчонка смеётся над ним — незло, так, маленькая месть. И засмеялся тоже…
…Ни Гарав, ни Тазар не замечали, как сидевший в углу недалеко от камина мужчина — средних лет, в простой одежде — ловкими быстрыми штрихами угольной палочки набрасывал на белом листе плотной бумаги — расстеленном на столе — эту сцену: камин, огонь, смеющиеся мальчик–оруженосец и девушка из трактира — юные, красивые, беспечные и немного «выставляющиеся» друг перед другом.
Человека звали Туив — и он был живописцем. Сейчас, когда он работал над наброском, перед его глазами уже была картина — настоящая картина, двенадцатая в серии «Люди Форноста».
Художник задумчиво улыбнулся, не переставая работать. Он был благодарен этим подросткам и, накладывая последние штрихи, привычно попросил Эру быть милостивым к его глупым и счастливым маленьким детям — ко всем на свете — и к этим, у камина, Хотя бы за то, что в нынешнем шатком и больном мире они смеются так, словно — бессмертны. И немного самодовольно подумал, что может кое–что добавить к милости Эру — на самом деле подарить своим невольным натурщикам бессмертие…
…Эйнор успел уйти. Фередир, скучливо созерцавший потолок, оживился, когда Гарав плюхнулся напротив.
— Ну что?
— А ничего, — легко ответил тот и засмеялся.
— Ясноооо… — Фередир расплылся в улыбке. — Пошли к коням, а потом я спать, темнеет уже, а ты…
— Выдумал, — фыркнул Гарав, снова поднимаясь — как на пружинах. — Пошли…
…В конюшне на отведённых местах Гарав так бурно нежничал с Хсаном, что Фередир опять засмеялся и толкнул друга в спину:
— Спокойней, спокойней, ты чего? Влюбился, что ли?