Garaf

Я и ты.

Этой встречи, если честно,

Я искал -

Эй, волчьей песней мир будил и

Звал,

звал,

звал…

Затихает за оврагом

Волчий плач…

Мне в ночи всего–то нужно -

Ты и плащ!

Подарю тебе луну я -

На, бери!

А потом создам другую -

Изнутри…

Гарав невольно рассмеялся. Он почти представил себе того, кто пел эту песню раньше — молодой мужчина, парень или даже мальчишка… крепкие кулаки, широкие плечи, тяжёлый нож на поясе… вот он стоит, подпирает забор любимой, жуёт травинку и в желтоватых глазах — уверенность, что всё будет по его… и любовь.

— На траве росою сбитой -

Волчий след.

Намокает плащ забытый -

Нас тут нет…

Поутру тебе в селенье -

Мне же в лес…

Эх, видно я не в свои сани

Снова влез!

А тебя закружат ночи -

Словно дни!

Для тебя горят у леса

Глаз огни!

Для тебя звучит над миром

Волчий плач…

Я забыл в твоей прихожей

Волчий плащ…

Для тебя звучит над миром

Волчий плач…

Я забыл…

нарочно, понимаешь…

волчий плащ…

Слова Алькор.

— Теперь спой ты мне, — неожиданно предложил эльф.

— Я? — Гарав от неожиданности опешил. — Я… не умею.

— Не умеешь петь? — эльф покачал головой. — Что ж… значит, не было в твоей жизни настоящего горя. И не любил ты, и не ненавидел. Выходит, ты солгал мне, Гарав–волчонок…

— Я не лгал! — ощетинился Гарав и вправду как волчонок, разгневанный тем, что кто–то осмеливается подвергать сомнению его страдания. Это до смешного оскорбило мальчишку.

Эльф чуть поднял одну бровь:

— Тогда спой мне. Хотя бы в благодарность — я знаю, что люди не обделены ею.

— Ну не у… — начал снова Гарав и вдруг ощутил себя какой–то ломающейся девчонкой. — Что спеть? — суховато спросил он.

— Что хочешь, — странно, эльф как будто сам же и потерял интерес к своей просьбе.

— Хорошо, — согласился мальчишка. Он знал много стихов, а в таких случаях, как правило, трудно выбрать… вот только выбирать не пришлось — первые строчки сами прыгнули на язык, а уж дальше оставалось просто идти следом, тут же перекладывая русский на адунайк и не особо беспокоясь о складе — тут это не было главным…

— Понимаешь, это больно, очень больно,

Когда горят на берегу костры,

Когда уходим снова добровольно,

Когда сжигаем наши корабли…

Если бы Гарав внимательно смотрел на эльфа — он бы увидел, как тот дёрнулся — словно в него попала стрела. И даже сделал жест, какой делает смертельно раненый.

Но Гарав не смотрел. Он знал, что не умеет петь — и всё–таки пел…

— В руке зажат обрывок гика–шкота,

Прищурен взгляд и холод по спине…

Сегодня ты взрослее стал, чем кто–то–

Так почему же слёзы на лице?

Не знали мы, что яхтой станет меньше,

Что мы её сожжём своей рукой,

А после будем петь про это песни

И улыбаться раненой душой…

Года прошли, и многое забылось,

Не помним запах утра над рекой…

Но мне сегодня почему–то вдруг приснилось,

Что ветер стих и будто стал чужой.

Выходит, все же что–то здесь нечестно,

Но кто подскажет — где мы не правы?

Ведь старой яхте — на море не место,

К тому же — с почестями мы её сожгли…

Стояли в ряд мальчишки, солнце плыло–

И даже ветер потихоньку стих…

Ах, вспомнил… — ведь у яхты ИМЯ было,

А мы забыли вслух его произнести…

Понимаешь, это больно, очень больно–

Когда горят на берегу костры,

Когда уходим снова добровольно,

Когда сжигаем наши корабли…

Стихи С.Петрова

Гарав закончил петь — и поразился тому, как окаменело лицо эльфа. Стало чем–то похоже на маску — не страшную, не отчаянную — нет. Просто никакую. Мёртвую.

— Почему ты выбрал эту песню? — спросил Мэглор спокойно и негромко. Гарав пожал плечами. Поспешил добавить:

— Не знаю, лорд.

— Было время, когда я убил бы тебя на месте за намёк… — эльф вдруг мягко улыбнулся — как будто зажёгся в ночи фонарик. — Но ты даже не знаешь, что это намёк, ведь так, Гарав? Спасибо. Хорошая песня — и зря ты хулишь свой голос. Ведь важно, о чём петь, а не как петь.

— Так что, голос совсем не важен? — улыбнулся Гарав в ответ.

И тогда эльф взял его одной рукой за затылок — здоровой. И сжал — сильно, больно даже.

Странно — Гарав понимал, что эльф может свернуть ему шею, как цыплёнку. Более того — мальчишка видел, что эльф убил в своей жизни столько людей, что потерял им счёт, если и вёл когда. Но почему–то не боялся. Может быть, потому что глаза эльфа были спокойными и притягивающими, как…

…Гарав не успел придумать сравнения.

Сознание оставило мальчишку мягко и безболезненно — как приходит хороший сон. А с ним милосердно ушли все душевные муки и живая память о страхе и тоске…

…Эльф поднял человека на руки — вместе со всем доспехом и оружием — как добрый хозяин поднимает усталого щенка. И твёрдым ровным шагом пошёл по тропинке, напевая тихо:

— Белая лань безрогая, слышишь ли ты мой зов?

Я превратился в гончую с рваной шерстью на тощих боках;

Я был на Тропе Камней и в Чаще Длинных Шипов,

Потому что кто–то вложил боль и ярость, желанье и страх

В ноги мои, чтоб я гнал тебя ночью и днём.

Странник с ореховым посохом взглянул мне в глаза,

Взмахнул рукой — и скрылся за тёмным стволом;

И стал мой голос — хриплым лаем гончего пса.

И время исчезло, как прежний мой образ исчез;

Пускай Кабан Без Щетины с Заката придёт скорей,

И выкорчует солнце и месяц и звёзды с небес,

И уляжется спать, ворча, во мгле без теней. ¹

Ire queluva Anarinya

Quelienen u–navan minya.

Imbe menque yeni, enyare,

Carinava noire vinya,

мre queluva Anarinya.

мre tuluvan Mandos minna,

Nava lomea lume sina

E ta lumba farnesse, yallo,

Ente fairi meruvar linna

мre tuluvan Mandos minna

Ire Namo faukava 'n anto