Гармония миров. Диалоги о деятельном сострадании

Дэниел Браун:Существуют некоторые дополнительные факторы. Один из них то, что многие люди, отправляющиеся на поле сражения — во многих войнах, включая Вьетнам, — обнаруживают, что, находясь в активных боевых действиях, они получают разрешение убивать, и это каким-то образом меняет их. Они становятся другими биологически, они более «возбуждены». При длительной терапии ветераны в какой-то момент лечения расскажут вам о трепете, о возбуждении убийства. Они часто находят его психологически высоким. Когда они возвращаются в общество, их агрессивность и сильное возбуждение находятся за рамками их осознавания. Это неприемлемо ни для них, ни для общества.

Когда обычно солдаты возвращаются с войны, имеются определяемые культурой способы помочь им начать новую жизнь. В данном обществе проводятся парады, солдатам говорят, что они были героями, что они убивали ради благой цели. Но в такой войне, как война во Вьетнаме, которая была неприемлема для большинства американцев, не было социально определенных способов помочь солдатам прийти к пониманию того, что же произошло. И ветераны остались один на один со своими чувствами, им не была предоставлена возможность посредством социальных ритуалов суметь трансформировать эту агрессивность во что-то более приемлемое и покончить с ней.

Эти ветераны очень одиноки. В них сильна ненависть, так же, как и чувство вины, причем и то, и другое находится за рамками их осознавания. Бывает, их сознание меняется, они впадают в «диссоциативное состояние», когда агрессивность сильно возрастает, и они могут обрушить её или на самих себя (ранить или убить) или на кого-то другого (ранить или убить кого-то другого).

Вот что нас поражает в обследованиях ветеранов войны: когда людям дается разрешение убивать других или даже если сами они являются жертвами крайне жестокого обращения, они, по-видимому, изменяются биологически, психологически в плане своего обычного чувства собственного «я», а также межличностно, в плане своего понимания правил социального поведения. После произошедшего они как бы другие люди, с повышенным уровнем или качеством ненависти. И работа с ними гораздо труднее поддается терапии.

Маргарет Бренман-Гибсон:Дистанция, отделяющая жертву, также имеет значение. Например, во время второй мировой войны, те, кто отдавал приказы, находясь за линией фронта, кому не приходилось видеть своими глазами жестокостей, собирать куски мертвых тел, гораздо легче относились к своей работе, и впоследствии не имели такого рода конфликтов.

Далай Лама:Но ведь во второй мировой войне были агрессивность и насилие в боях, когда противники находились лицом к лицу? Каково было число самоубийств среди тех ветеранов, когда они вернулись?

Дэниел Гольман:Гораздо меньше. Когда они возвратились, все говорили: «Это было справедливое дело, ты герой». Вьетнамская же война рассматривалась как несправедливая.

Далай Лама:Поскольку в обоих этих случаях во время действий на поле битвы царило возбуждение и насилие, то не первичная агрессивность была причиной самоубийств. Причиной было отношение общества к солдатам, когда они вернулись домой. Когда солдаты увидели, что их труд оказался никчемным и несправедливым, они почувствовали некоторого рода раскаяние или презрение к самим себе, так что здесь оказались перемешаны чувство вины, а также новая враждебность и агрессивность. Не просто та агрессивность, вынесенная из войны, а новая агрессивность, возникшая в социальном контексте.

Джоэл Эдельман:Я испытывал очень большое возбуждение, когда был во Вьетнаме, и это возбуждение было внешним проявлением очень многого, происходившего в глубине. Не было чувства открытой агрессивности, не было вообще никаких чувств, но позднее, действительно, пришло чувство вины. От этого чувства вины происходит желание саморазрушения, желание совершить самоубийство.

Далай Лама:Находите ли вы какую-либо разницу между теми, кто участвовал в непосредственном контакте, то есть теми, кто видел кого-то перед дулом своего оружия, и теми, кто находился за «сценой», отдавая приказы? И те и другие убивали, но одни непосредственно, а другие посредством первых.

Дэниел Браун:По исследованиям, разница между находившимися за линией огня и в непосредственных боях не главный показатель. Главное отличие в том, были ли они очевидцами жестокостей. Например, иногда люди видят, как пытают других людей. Иногда медицинский персонал идет на поле боя, и им приходится подбирать части человеческих тел. Этим людям очень тяжело, иногда еще более тяжело, чем тем, кто действительно участвовал в боях.

Далай Лама:Те, кто участвовал в агрессии, делали это, если можно так сказать, добровольно, в то время, как другие были только свидетелями, пассивными участниками.

Дэниел Браун:Люди, которые были пассивны, имели больше психологических трудностей. То есть из всех групп самые большие психологические проблемы были у членов персонала, в обязанности которых входило собирать части тел после боя. Люди, участвовавшие в агрессии, имели меньше психологических трудностей.

Далай Лама:Это действительно трагедия. Мы можем посочувствовать этим людям: они находились в невыносимых условиях. Если вы непосредственно участвуете в агрессии, то, может быть, это менее невыносимо. Это понятно, потому что тот, кто участвует в агрессии непосредственно, каким-то образом согласился делать это, в то время, как другие не давали такого согласия. Они действительно жертвы.

Дэниел Браун:Опросы показали, что, если бы оружие дали людям, работавшим на эвакуации раненых и мертвых, то, даже никогда не использовав его, зная, что могут его использовать и стать активными участниками, они не страдали бы такого рода психологическими травмами, как люди, у которых не было оружия.

Далай Лама:У медицинского персонала была ли какая-либо дифференциация между мужчинами и женщинами?

Дэниел Браун:Я не знаю.

Далай Лама:Среди тех ветеранов Вьетнама, страдающих от сильного чувства вины, ненависти, гнева и агрессивности, которых вы лечили, какой совет или указание из тех, что вы могли предложить им, по вашему мнению, оказалось самым эффективным? Какого рода советы оказались самыми эффективными: в которых выражалось сочувствие трудностям, перенесенным ими в войне, или же неодобрение всего этого и приход к согласию?

Дэниел Браун:Поскольку большей частью боль и страдание связаны с одиночеством, чувством вины и агрессивностью, которую стимулировала такая война, а также беспомощностью и ненавистью, возникающей, когда общество отвергает их после войны, единственным лучшим лечением является групповая терапия, когда люди, прошедшие через такие испытания, могут открыто говорить о них без упреков или стыда. Это пробивает их изоляцию.

Далай Лама:Не входит ли в ваши методы получение ими от вас одобрения, которого они не получили от общества?

Дэниел Браун:В группе они, по крайней мере, находят избавление от стыда и упреков, благожелательное отношение хотя бы членов группы. Благодаря этому они часто начинают открывать новый смысл своего опыта.

Джин Шинода Боулен:Если вы убивали, если вы делали вещи, которые заставляют вас чувствовать себя нежелательным членом общества, а ваши соотечественники относятся к вам как к неприкасаемому, то единственное, что возвращает вас к человечеству, это другое человеческое существо, выслушивающее ваш рассказ, любящее вас, сострадающее тому, через что вы прошли. Очень часто для ветеранов Вьетнама имеет значение только то, что другой человек выслушивает их страшные сны, ужасные вещи, совершенные ими, и каким-то образом сострадание другого человека дает возможность этому ветерану снова стать частью человечества. Иногда это бывает на приеме у психотерапевта, но бывает это и между людьми, которые заботятся друг о друге. Если есть что-то, что помогло лечить ветеранов Вьетнама, то это сострадание.