Гарнизон в тайге

Шаев заходил к связистам утром или вечером. И всегда его раздражал лай и скулеж собак в питомнике. Сейчас здесь было тихо. Собаки, разомлевшие от жары, уткнув морды в землю, лежали в траве.

Шаев прошел на площадку.

Волейболисты в трусиках, вспотевшие, задрав голову и вытянув руки, ловкими и быстрыми ударами направляли мяч.

В стороне от волейбольной площадки по столбу с перекладинами лазил медвежонок, пойманный командиром отделения Сигаковым. Медвежонок, как циркач, ловко забирался наверх и смешно спускался.

Помполит, отвечая на приветствия красноармейцев, раскланивался то в одну, то в другую сторону.

— Вырастет — убежит. Сколько зверя не корми, а он все в лес смотрит…

— Убегал, товарищ комиссар, поймали…

Шаев сел на скамейку к красноармейцам.

— Ну, как живем, что нового у вас?

Это было неизменное начало самых непринужденных разговоров. Красноармейцы любили помполита, говорили с ним, как с другом, забывая о его высоком чине.

Шаев обвел глазами сидящих. Взгляд его остановился на красноармейце с большими черными бровями. О чем он думает сейчас? О службе? Учебе? Или о жене? Он запомнил этого красноармейца. Он тоже был у него. Жена просила выслать справку, жаловалась в письме, что одной плохо жить. Красноармеец настоятельно просил разрешить ему привезти сюда жену. Она живет недалеко от гарнизона. Он сказал красноармейцу: «Сейчас нельзя, а чуть позднее можно будет — люди гарнизону нужны».

— Что пишет жена?

— Просится сюда.

— Лучше ей будет здесь?

— А то как же! Все вместе — и горе пополам делить легче, — досказал красноармеец.

Помполит усмехнулся.

— Дома и стены помогают. Жена сейчас неплохо живет. Квартира есть, муку дают, жить только без тебя скучновато, а? Приехала бы она сюда, работа найдется, а где поместили бы ее? Квартир-то нет!

Красноармеец соглашался.

Из раскрытых окон доносилась песня. Теперь ее уже пели слаженней, чем вначале.

— Готовятся к олимпиаде, — сказал Власов, заметив, что помполит прислушивается.

Красноармеец передернул черными бровями, добавил:

— Комвзвода хороший…

— Ну, а как твои дела? — спросил он Мыларчика.

— «Солнышком» овладел, могу показать… — боец подбежал к турнику, снял ремень и, сделав несколько махов вперед и назад, быстро завертелся на турнике.

— Ловкий он у вас парень, — сказал Шаев, любуясь гимнастической выучкой красноармейца.

— Душа у него только частнособственническая, — вставил сосед, совсем еще безусый красноармеец.

И Шаеву рассказали, что у Мыларчика при осмотре сундучков нашли сорок осьмушек махорки.

— Накопил, в деревню хотел увезти.

— Там папирос хоть отбавляй…

— Верно! Я получил письмо. Пишут, высший сорт курят…

— Жалко ему было отдавать…

— О чем спорить? — сказал Шаев. — Что было, то прошло.

— Правильно, товарищ комиссар, — слезая с турника, заговорил Мыларчик. — Я теперь уже осознал свою ошибку…

Шаев в душе радовался.

— Ну, а что пишут из дома?

— Кулаков ликвидировали.

— Я, товарищ комиссар, — начал Мыларчик и сел к Шаеву, — много думаю, как сделать специальный прибор, чтоб всех кулаков сразу разглядеть можно было. Думаю, думаю и придумать не могу.

Вспыхнул и погас дружный смешок.

— Думать-то не над чем. Этот прибор уже изобретен, описан в книгах и называется ленинизмом. С его помощью не только кулаков разглядишь, а весь мир поймешь — что к чему? Одни люди жили и живут богато, другие бедно. Почему? Буржуазия вечно воевала и воюет с пролетариатом. Почему? Япония провоцирует нас на войну. Почему? Как занимаешься по политподготовке-то?

— На удочку.

— На удочку сейчас рыбу не поймаешь, умная стала. На «хорошо», на «отлично» надо заниматься! Тогда и прибор изобретать не надо.

— А еще я интересуюсь вопросом… Кулаков мы ликвидировали, живут они в определенном месте. А как кончат там жить, куда их денем?

— Пойдут в колхозы работать, Мыларчик, тружениками станут…

— А в колхозе кулачье снова не замутит?

— Не замутит, — вставил Власов. — Мы теперь сила-а! Да и правильный курс на индустриализацию взяли.

— Верно, верно, — одобрил Шаев, — говори…

— На индустрию нажимать и надо было. Я вот так думаю. Понаделали бы нам вместо одного котелка три: для супа, каши и чаю, а пушек пообождали бы. Ели бы мы суп из одного котелка, кашу из другого, пили чай из третьего, а воевать-то понадобилось бы, чем воевать стали? Ложками да котелками? Нет! Новых пушечек, пулеметов, винтовок понаделали нам, хорошо! Можно из одного котелка все похлебать, лишь бы спокойным быть, уверенным, не с голыми руками драться… Так и в стране. Индустрия есть — колхозы есть, частной собственности и нос приткнуть некуда. Она за коровку, за лошадку, за десятинку земли держалась, а теперь все это колхозное… Была у пуза толстого, стала у брюха тонкого…

— Ну, а конец-то, конец-то где у тебя? Хорошо начал, — страстно заговорил Шаев, — а не кончил…

— Я все доказал.

— Доказчик, да недосказчик, — сострил Мыларчик. Лицо его приняло хитроватое и простодушное выражение.

— Еще один вопросик можно подкинуть?

Шаев ухмыльнулся, покрутил головой.

— Подкинь.

— Мы, беспартийные, как будем чистить коммунистов?

Все дружно рассмеялись.

— Как сказано в Постановлении ЦК. Читал? Не взирая на лица, на открытых собраниях, с участием всех желающих. И чем больше будет присутствовать народу на чистке, тем лучше проверят. Понял?

— Внял, — отозвался Мыларчик, — буду, значит, готовиться. А беспартийных нельзя будет прочистить?

— Партия проводит чистку только своих членов и кандидатов.

— Жалковато.

Помполит опять усмехнулся, спросил:

— Кем-нибудь недоволен?

— Это я так. А то гадов ползучих много развелось, повычищивать их надо, в колхозы да на заводы пролезли…

— Верно, Мыларчик, враг стал хитрее и умнее, действует сложнее и тоньше, — Шаев стал обобщать, стараясь рассказать, как надо понимать классовую борьбу, наступление на внутреннего врата. Его охватило привычное возбуждение. Незаметно для себя помполит перешел к сообщениям из газет. Пока он говорил, вокруг него собрались все. Волейболисты, накинув на загорелые спины майки, лежали на траве.

В казарме кончилось разучивание песен. С крыльца сошел дневальный и направился на площадку.

— Товарищ комиссар, разрешите объявить, — и дневальный подал команду: — Становись на обед!

Связисты выстроились.

Дневальный скомандовал:

— Ша-го-ом…

— С песней, — напомнил Шаев.

Заливисто затянул песенник:

Вперед же по солнечным реям На фабрики, шахты, суда…

Строй подхватил: