Гарнизон

А рядом со всем этим северным великолепием, в тугаях по долинам речушек произрастали миндаль и дикий виноград.

Следопыты не успевали докладывать про живность. Архары, их мелкие собратья козлики-елики, маралы, медведь, лисицы, барсуки, дикобразы, кабаны…

Воистину было бы чудесно перебраться сюда из сухого и ветреного Тхан-Такх, да только как это все организовать?

Но вот они покинули предгорья и вновь двинулись жаркой сухой степью. Четыре часа марша, привал с техосмотром и профилактикой и вновь в путь до следующего привала. Правда, останавливались чаще. То дряхлая покрышка лопнет, то карбюратор не выдержит сражения с дрянной топливной смесью, то сдохнет многократно уже чиненная система зажигания.

И вновь путь среди обрывистых сопок.

По пути почти не попадалось ни селений, ни даже кочевок — лишь протоптанные идущими тысячи лет караванами пути, запутанные тропы, ведущие к редким водопоям.

Колонна все чаще останавливалась, штабная группа рылась в картах и кроках маршрута, пытаясь найти редкие ориентиры вроде «двугорбого черного холма» или «старой башни с круглой крышей». Вот так башня — вроде она, но крыши на ней нет — то ли все-таки не та, то ли крыша провалилась.

Но вот, наконец, на пятый день пути на горизонте появились кое-как подновленные стены города Тордайгыр — центра одноименного оазиса.

Оазис тонул в зарослях кустарников, усыпанных белыми, розовыми, нежно-фиолетовыми и огненно-красными цветами. Укрытый от палящего зноя пушистыми кронами изумрудных сосен, раскинувшийся в долине Тордайгыр дал отдых измученному взгляду путников, уставших от однообразного степного пейзажа.

Впрочем, вблизи город оказался не столь уж красив… И явно, как бы это сказать, неприветлив.

Тордайгыр встретил их пустынными улочками и закрытыми духанами — как будто население города в одночасье вымерло. Даже бродячие собаки, имевшие привычку выбегать к караванам и лаять в надежде на подачку, в этот день куда-то исчезли. Грязные улицы, глинобитные дувалы, ишаки и верблюды в качестве основной тягловой силы. На улицах немноголюдно, совсем не видно женщин.

Неподалеку от въезда в город, в проломе стены, из-за полуразрушенного дувала выполз древний старец в рваном чапане на голое тело, в остроконечной шапке, увешанной пожелтевшими костями. Выкрикивая какие-то непонятные фразы и размахивая над головой высохшими кулачками, он попытался преградить дорогу головному БТР. Водитель, само собой, не думал останавливаться (ну какой же дурак полезет под стальную нетварь чужаков?) и едва не задавил старикашку. В самый последний момент тот, проявив несвойственную его возрасту прыть, отскочил в сторону и принялся бросать в шедшие мимо него машины пригоршни земли, что-то выкрикивая, вертясь и приплясывая.

Сидящие на броне земляне взялись дружно гоготать, кое-кто демонстрировал хрычу известный жест, одинаковый, наверное, во всех мирах, где живет вездесущее племя человеков.

А вот местные отнюдь не смеялись. Они плевались сквозь зубы, делали охранные знаки от зла, некоторые тянулись к стволам.

Затем старик резко остановился, вытаращив глаза на проезжающих мимо него чужаков, сдернул с себя рваные штаны, повернулся и выставил в сторону колонны морщинистую задницу.

Сидевший рядом с Бобровым солдат-абориген вырвал из-за пояса ракетницу, и если бы Глеб не перехватил его руку, то старый козел получил бы ниже спины добрую порцию чугунной картечи.

— Ты чего, сдурел? — выкрикнул старлей. — Без команды не стрелять!

Из сбивчивой речи бойца выяснилось, что этот старец не просто сумасшедший, а бывший жрец Шеонакаллу, которые после того, как были повергнуты их алтари и разрушен проклятый Лабиринт под Сарнагаром, не только лишились силы, но и начали лишаться рассудка. Причем чем выше было положение в иерархии, тем глубже было безумие.

Тем не менее рейдгруппа без происшествий пересекла город.

На окраине виднелся недостроенный храм. Причем не из сооружений прежней зловещей веры, большинство из которых стояло пустыми и растаскивалось аборигенами на кирпичи.

То, что это храм, было понятно, хотя по всем признакам грандиозная стройка была прекращена в самом начале: виднелись лишь фундамент и первые ряды циклопической кладки. Глыбы отесанного камня, достигавшие двух человеческих ростов, да внутренние недостроенные помещения со стенами из базальтовых плит с очень сложным расположением. По бокам возвышались десятка два исполинских колонн, подпиравших несуществующий портик. И в длину и в ширину сооружение простиралось метров на двести.

Бобров слышал об этих руинах. Перед походом весь комсостав был коротко проинструктирован купеческим старшиной Октябрьска Родиром Соной насчет краев, куда они идут.

Стоит, мол, в Тордайгыре с незапамятных времен строение, но кому посвящено было да кто сооружал — неизвестно. Однако же жрецы Черного Солнца, что старались извести все культовые сооружения старых времен и богов, с чего-то его не тронули.

Но вот летописи говорят, что еще когда первые таггаты имперцев пришли на эти земли, Аггар-Тааш (так на древнем забытом языке звучало имя этого храма, а может быть бога, которому тут молились) уже был легендой.

Научная группа ОГСВ сюда, естественно, не добралась, но вот побывавший тут уже после исчезновения дромоса Костюк написал в донесении, что сооружение чем-то похоже на храмы Юкатана.

От ворот недостроенного храма на восток уходила прямая магистраль, мощенная гладкими каменными плитами. Она упиралась в городские ворота — такая необычная в этом мире кривых улочек и пыльных караванных троп.

«Прямо как дорога в ад…» — мрачно подумал Бобров.

— Надо же, как по заказу, — усмехнулся прапорщик Непийвода. — Нам именно туда и лежит путь.

Глеб даже вздрогнул и незаметно трижды сплюнул через левое плечо.

Они миновали хилые заграждения на воротах с униженно кланяющимися стражниками, и вновь двинулись по степи.

Им предстоял поход к месту знаменитой на все окрестные степи Римирской ярмарки, стоявшей на торговом пути из Оиссы в земли Конгрегации и одновременно — на пересечении путей перекочевок.

Несмотря на все беды и потрясения, выпавшие на долю бывшего Сарнагарасахала, ярмарка не захирела, и сюда по-прежнему тянулись купеческие караваны. Степные товары — кожи, шерсть, шкурки каракуля, барса и ташкуна шли в обмен на муку, украшения, оружие, посуду.

Как гласила «объективка», составленная отделом перспективного планирования, ежегодно тут продавались по сто тысяч голов коров и быков, столько же лошадей, а бараны уж точно не поддавались счету. На этой же ярмарке собиралась родовая знать, тут заключались договоры и союзы, вершились брачные сговоры. Тут даже созывался суд старейшин, который разбирал дела об угодьях и пастбищах.

Можно сказать, что там был настоящий город, хотя это было скорее городище при ярмарке.

Рейдовые маги, как бывало нередко, ничего не почуяли.

Насторожились разведчики, встревоженные странным безлюдьем вокруг обычно оживленной ярмарки.

Посланный вперед усиленный мотопатруль — ГАЗ-66 с кунгом, бронированным от стрел дюралем, и машина Боброва двинулись вперед.

Ввиду валов городища они остановились — над ними висели тяжелые столбы дыма.

Глеб Бобров спрыгнул на землю с автоматом на изготовку, уже догадываясь, что произошло что-то жуткое.