Гарри из Дюссельдорфа

Когда Гейне ушел, Кампе вздохнул облегченно. Ему было неприятно видеть, как поэт взволновался, читая эпиграмму. А что было бы, если бы Кампе дал Гейне прочитать только что вышедшую сатирическую комедию графа Августа Платена «Романтический Эдип»? Горячий приверженец классицизма, автор утонченных газелей во вкусе Гафиза и Саади, древних поэтов Востока, граф Август Платен, подобно Гейне и Иммерману, выступал против романтизма, видя в нем упадок и разложение поэзии. Но Гейне и Иммерман отнюдь не считали Платена своим единомышленником. Его прусское аристократическое происхождение сказывалось во всем его поведении. Он обладал чисто дворянской заносчивостью и отличался нетерпимостью к чужому мнению, если оно хотя бы отчасти расходилось с его собственным. Ни Иммерману, ни Гейне не могли понравиться пустые по содержанию и вылощенные по форме восточные стихотворения Платена, где воспевались в напыщенном стиле любовь, вино и праздность. Иммерман написал ядовитую эпиграмму «Восточные поэты», направленную против Платена, а Гейне напечатал ее во втором томе «Путевых картин»:

Кто воркует вслед за Саади, нынче в крупном авантаже, А по мне, Восток ли, Запад, — если фальшь, то фальшь все та же. …Ты, поэт маститый, песней мне напомнил Крысолова: «На Восток», — и за тобою мелкота бежать готова. Чтут они коров индийских по особенным условьям: Им Олимп готов отныне — хоть в любом хлеву коровьем. От плодов в садах Шираза, повсеместно знаменитых, Через край они хватили — и газелями тошнит их.

Взбешенный Платен не замедлил отомстить обидчикам и вывел Иммермана и Гейне в самом непривлекательном виде в «Романтическом Эдипе». Претендуя на роль немецкого Аристофана, великого отца древнегреческой комедии, Платен не остановился перед грубостью и клеветой. Он перешел от литературной полемики к откровенному сведению личных счетов. К тому же Платен позволил себе весьма некрасивые намеки на «низкое», еврейское происхождение Гейне.

Хотя Кампе и скрыл от поэта памфлет Платена, Гейне вскоре узнал о нем. Берлинские друзья прислали ему книжку Платена, написал ему об этом и Иммерман. Поэт не мог больше усидеть в Гамбурге, он рвался на болев широкий литературный простор, хотя бы в Берлин, где его поймут и, может быть, защитят от пасквильных нападок. У Гейне созревает план расквитаться с Платеном немедленно, в третьем томе «Путевых картин».

В начале 1829 года поэт уже в Берлине. Он снова в привычном кругу, в салоне Рахели Фарнгаген, в доме Людвига и Фредерики Роберт, с друзьями — Мозером, Шамиссо и другими. Его встретили радушно, сочувствовали ему; некоторые выражали негодование по поводу поведения Платена. Живую радость доставили поэту встречи и беседы с Адальбертом Шамиссо. Он рассказывал Гейне о России, о событиях 14 декабря 1825 года в Петербурге. Гейне вспомнил, что Тютчев сдержанно, скорее отрицательно относился к декабристам и осуждал их за попытку свергнуть царя. Адальберт Шамиссо был полон любви к русским революционерам. Он прославлял подвиг Рылеева и прочитал Гейне свой перевод на немецкий язык его поэмы «Войнаровский». Шамиссо написал проникновенное стихотворение «Бестужев», посвященное сосланному в Якутск декабристу. На Гейне произвели большое впечатление строфы этого стихотворения, прочитанного ему Шамиссо. Он почувствовал суровую обличительную правду, вложенную немецким поэтом в уста русского революционера, чья воля не была сломлена страшной ссылкой:

Я каторжник, но и в плену цепей До гроба волен буду я душою. Полночных стран свободный соловей, Пою о том, что мир зовет мечтою. Со мной везде живая песнь моя, Мой дух, непокоримый от природы… Бестужев я, кого молва людская Соратником Рылеева зовет, Пред кем он славил в песне лебединой О Войнаровском Вольности восход — Своей святыни первой и единой, Где предсказал себе он эшафот. И песня та гремит в ночи пустынной, Ее потомству я передаю. В Якутске темном — как судьба нелепа! — Я о тебе глухие слезы лью…

Гейне слушал эти вдохновенные слова Шамиссо и думал: «Как чудесно помолодело сердце Шамиссо! Конечно, он уже принадлежит новой, а не старой Германии».

Вскоре Гейне понял, что он не сможет работать в Берлине. Смена людей и впечатлений отвлекала его от мыслей о книге, а тяжелое моральное состояние приводило к тому, что его утомляло всякое общество; он хотел бы найти покой и полное уединение.

В апреле 1829 года Гейне уехал в Потсдам. Небольшой городок под Берлином, населенный отставными военными и бездумными мещанами, прославленный парком и дворцом Сан-Суси, бывшей резиденцией прусского короля Фридриха II, показался Гейне пригодным для сосредоточенной работы. Поэт снял маленькую комнатку и жил в Потсдаме до позднего лета. Там успокаивались его взбудораженные нервы. Воспоминания об умершем отце смягчались, неустанная мысль о прошлом, терзавшая его, сглаживалась в работе, которой он отдался со всем пылом.

Гейне ложился спать чуть ли не на закате солнца и уже в пять часов утра, распахнув окошко и вдыхая утренний воздух, садился за стол. Теперь третий том «Путевых картин» подвигался довольно быстро. Уверенными мазками Гейне набрасывал картины своего путешествия по Италии. Образы древних городов возникали на бумаге в исторических памятниках и в событиях пережитого. Это был действительно как бы путевой дневник поэта, чье сердце откликалось на все события минувшего и современности.

Гейне был доволен своей работой. Когда он, отдыхая, гулял по аллеям парка Сан-Суси, обсаженным подстриженными деревьями, в голове возникали планы дальнейших глав книги. Написанное поэт отсылал по частям Кампе, а издатель немедля отправлял листки мелко исписанной бумаги в типографию. Он хотел возможно скорее выпустить новую книгу Гейне, пока интерес к нему еще не остыл.

Совершенно неожиданно, как-то утром, в комнатке поэта появился Юлиус Кампе. Издатель возвращался из Лейпцига с книжной ярмарки и решил навестить своего автора, чтобы поторопить его с окончанием книги.

Он с удовлетворением увидел, что Гейне живет в Потсдаме отшельником и ничем не отвлекается от работы над рукописью. На прощание Кампе дал Гейне книжку Платена «Романтический Эдип». Он думал, что поэт еще ничего не знает о ее выходе, но Гейне горько улыбнулся и сказал:

— Благодарю вас, господин Кампе, но я уже пробовал эту горчицу. Из медицины известно, что на всякий яд находится свое противоядие. Такое противоядие найдется уже в третьем томе «Путевых картин».

Кампе довольно потирал руки. Сенсация, литературная полемика, громкий скандал — что может быть лучше для его фирмы!

Был еще один посетитель, нарушивший уединение Гейне. Брат Густав, приезжавший по торговым делам в Берлин, навестил Гарри. Свидание было недолгим и оставило горький осадок у поэта. Брат скучно и тягуче говорил о гамбургской жизни, сообщал сплетни о своих конкурентах и только бегло сказал о том, что бедная мать тоскует в Гамбурге.

Закончив третий том «Путевых картин», Гейне вернулся в Гамбург. Перед этим он провел два месяца на новом морском курорте — на острове Гельголанд в Северном море.

Издание книги подвигалось быстро. Гейне тщательно работал над корректурами: исправлял, дополнял и выбрасывал отдельные места. Объем книги значительно превысил первоначальные предположения.

На этой почве возникли споры с Кампе.

Издатель, притворявшийся кротким и сговорчивым, сразу же отказался заплатить Гейне за дополнительные листы. Между тем денежные дела поэта были весьма плачевны. Дядя Соломон уклонялся от помощи племяннику, и однажды Гарри написал берлинскому другу Мозеру лаконичную записку: «Если ты мне срочно не пришлешь сорок талеров, я буду голодать на твой счет».

Конфликт с Кампе принял неприятный характер. Издатель упорно отказывался уплатить свыше восьмидесяти луидоров, выданных ранее, а Гейне грозил запретить издание книги и передать ее барону Котта в Мюнхен. С трудом Кампе уступил поэту, обсчитав его на такой мелочи, как авторские экземпляры.

Третий том «Путевых картин» появился в декабре 1829 года с датой «1830». Первая часть «Италии», под заголовком «Путешествие от Мюнхена до Генуи», представляла собой блестящий, пронизанный гейневским юмором очерк. Повсюду в описания городов и людей вкраплены мысли поэта не только о прошлом, но и о будущем Италии и всей Европы. На северо-западе страны, в маленькой деревушке Маренго, Гейне вспоминает о битве 1800 года, когда Наполеон одержал блестящую победу над австрийцами. И, стоя на поле сражения, поэт высказывает свои мысли о Наполеоне. Он отвечает тем, кто обвинял поэта в бонапартизме, в слепом преклонении перед французским императором. Он ценит Наполеона только как разрушителя феодальной системы, которая «теперь останавливает прогресс и возмущает образованные сердца».