Гарри Поттер и эффект снов

«Я посплю четыре, нет, три часа, а потом, клянусь, вместе со всеми отброшу этих ублюдков». Подумал Шепард и приказал себе заснуть. На краткий, почти эфемерный миг.

А Майкл уже принимал нового раненного и не отпускал очередного ретивого бойца, у которого только что едва прошли симптомы сотрясения. Пытался остановить брюшное кровотечение у третьего и помочь коллегам найти чёртову пулю у сердца и в печени двух других бойцов. Одним словом, зашивался человек не по-детски. И даже не заметил, как спустя лишь два часа Альянс прибыл на помощь.

Корабли окружили Элизиум, устроив пиратам настоящую кровавую баню. Войска Альянса и оборона колонии сработали слаженно, уничтожив врагов или взяв их в плен. Победа была полной, а поражение пиратов тотальным. Под громкую канонаду пулемётов и артиллерии Альянса Джон, который хотел вот-вот проснуться, лишь перевернулся на другой бок и сладко засопел, счастливо и несколько кровожадно улыбаясь.

На утро Шепард проснулся и несколько растерялся. Во-первых, внутренние часы говорили ему, что проспал он явно больше чем три часа, а во-вторых, обстановка вокруг явно изменилась, но Джон никак не мог понять, в чём эти изменения заключаются, и только потом до его сонного мозга дошло: люди. Дело в людях, которых явно прибавилось на базе, новых и совсем не уставших, а ещё в новых лицах и флотских погонах. «Наши», — наконец пришёл усталый вывод. «Мы продержались, победили», — обрадовался Шепард, мысли его блуждали вокруг этой радостной вести, но тут их прервал...

Гарри. — С добрым утром, — сказал он.

Шепард повернул голову к своему соседу. — С добрым, — сказал он. — Но почему ты считаешь, что утром? — спросил Джон, абсолютно уверенный, что времени сейчас часа два ночи.

Гарри задумался, потом... — Но ведь оно когда-нибудь наступит, утро, и будет доброе утро, просто я заранее пожелал. — выкрутился он.

Хех, серьёзный подход. — прокомментировал Джон. — Основательный.

— Ага, — сказал Гарри, задумался, потом встрепенулся. — А можно вопрос?

— Задавай. — ответил спокойный как удав и довольный, как сытый крокодил Шепард, откинувшийся на подушку.

— А где я? Где мы находимся? — спросил с интересом Гарри.

От такого вопроса Шепард встрепенулся. — Ты не знаешь?

— Нет. — начал объяснять Гарри. — Я просто уснул в своём доме, а потом оказался здесь.

— Понятно. — протянул Джон, а сам подумал: «Понятно, что ничего не понятно». и продолжил диалог: — кстати, парень хотел спросить, как ты?

— Я... Уже лучше, спасибо, — ответил Гарри.

— Это хорошо, что уже лучше, это просто замечательно, — Шепард только откинулся на подушку, закрывая глаза, как быстрее, чем осознал, что делает, вскочил с койки, вытянулся по стойке смирно и... — Генерал, — приветствовал он старшего по званию на одних рефлексах.

— Вольно, старший сержант, — ответил неизвестный генерал.

— Служу альянсу, сер, — ответил Шепард.

— И я слышал, служите хорошо, вывести ребёнка сквозь окружение противника в одиночку — это надо сильно постараться, — генерал был явно доволен и, довольный, продолжал: — Альянсу нужны такие парни, как вы.

Шепард даже смутился немного. — Ну, честно сказать, я бы не справился один, у меня был помощник, тот мальчик, что я спас, Гарри, — Шепард повернул голову к кровати мальчика. Но кровать была пуста. Никаких следов, никакого намёка на то, что здесь недавно был ребёнок. Только неровно лежащее одеяло и болтающаяся капельница, что качалась с окровавленной иглой. — Гарри? — Удивился Шепард.

А генерал удивился вместе с ним, ровно как удивились и все остальные. После трёхсекундного ступора все очнулись, и началась тихая и всё более суматошная движуха. От двадцати взрослых военных, из которых двое вообще из разведки, из закрытой палаты, которая находилась в бункере под землёй, убежал ребёнок, да так ловко, что никто не смог его найти, вообще никто. Что породило десятки вопросов, но ответа не было ни одного и ни у кого.

***

Гарри проснулся внезапно, как будто кто-то резко дёрнул его из глубокого сна. Он лежал на своём матрасе в чулане под лестницей, но ощущения были другими. Вместо привычной боли и ломоты в теле, лёгкость, вместо голода — сытость, а рёбра, которые ещё недавно казались сломанными, больше не болели, и левая рука, которая отказывалась двигаться, теперь без труда сгибалась и да много было этих и...

Он сел, моргая от яркого утреннего света, что пробивался сквозь рифлёную решётку и щели двери, сначала он решил, что всё произошедшее — побои, Верона, дым, крики, человек в броне — было всего лишь кошмаром и прекрасным сном одновременно. Но это не объясняло, почему он чувствовал себя так хорошо. Он провёл рукой по груди, где раньше ощущал боль, и не нашёл ни синяков, ни ран вернее нашёл бледное их подобие, даже от старых он осмотрел свои руки и ноги — нигде не было ни царапин, ни следов от ударов за редким исключением самых застарелых травм.

«Что это было?» — прошептал он, пробуя встать, что, кстати, к его собственному удивлению, получилось, ведь мышцы не болели, как и суставы с костями. Осторожно он сделал шаг, потом другой, проверяя, не подведёт ли вдруг его здоровье, но всё было в порядке. Он был почти бодрым и только слегка уставшим, хотя, скорее, даже не так, а просто не проснувшимся. Одно не давало ему покоя. Вернее, даже не одно, а сразу несколько фактов: странный привкус во рту — что-то металлическое, сладковатое, как лекарство, и многочисленные следы уколов и инъекций на теле, а ещё следы присосок на груди, будто он побывал на полном обследовании у врачей и на лечении одновременно.

Гарри провёл языком по зубам, но ничего необычного не нашёл. Он снова осмотрел свои ладони, потом потолок чулана и снова сел на матрас, не зная, что и думать. Ситуация вгоняла его в ступор, и это, если мягко говорить. Всё было неправильно, совсем неправильно, но вот что было правильным: визит Дадли Дурсля и его кузена.

Дадли, хотя и не был идеальным другом, был, пожалуй, единственным светлым пятном в этом месте. Он приносил ему еду, когда Гарри был голоден, иногда защищал его перед друзьями или одноклассниками. Он не всегда был добр с Гарри, но в сравнении с его родителями, которые называли его уродом, выродком и свиньёй, он был почти, что ангелом воплоти. Именно Дадли рассказал ему, что его на самом деле зовут — Гарри, а не теми оскорбительными словами, которые использовали Дурсли. Это была одна из немногих правд, которые Гарри знал о своём прошлом. Хотя скорее даже единственной, ибо в остальную ложь он не верил, не хотел верить.

— Ну вот и я, — раздался стук в дверь. — Гарри, ты там?

Гарри поднял взгляд на дверь. Дадли собственной очень тихой персоной на цыпочках вошёл в чулан, неся в руках контейнер с едой. — Я тут это... принёс тебе обед, — сказал Дадли, поставив контейнер на пол. — Прости, что не смог сразу, но... ты же понимаешь, отец опять нажрался и.

Гарри посмотрел на кузена с благодарностью, да, сейчас он был сыт, но он прекрасно знал, что голод вернётся, и скорее рано, чем поздно. А потому он с искренней теплотой «Спасибо друг, ты самый лучший» отблагодарил кузена. А потом и вовсе взволновался: — что это? — спросил он, указывая на краснеющий фингал у Дадли под глазом.

— А не волнуйся, Гарри, просто Пирс Полкинс придурком оказался, не обращай внимания, он у меня завтра прощения просить будет, — ответил Дадли, разминая внушительные для его-то возраста кулаки, костяшки на которых не заживали, казалось бы, что никогда.

Но вдруг Дадли выглянул за дверь, и на его лице отразилось опасение. Он посмотрел наверх, в коридор, где по лестнице топал его отец, спускаясь вниз.

— Так, гарри, мне пора. — Сказал он, выскакивая за дверь — Пап, мам, я в ванную! — кричал он вовсю шифруясь.