Гарри Поттер и Лес Теней.

Действия от противного не совсем устраивали Глориана, но он ничего не сказал.

Вечер Гарри провел в компании Сьюзен. Мисс Эвергрин и Глориан сидели в садовой беседке и старались наладить отношения, грозящие съехать в никуда, пока по пестрым стеклышкам и дикому камню садового домика барабанили капли дождя. Гарри и Джим сидели в гостиной, подперев руками головы, и с удовольствием слушали, как Сью играет на рояле "Танец Анитры". После последней тренировки Гарри с успехом мог уже прочитать мысли не только Сью, но даже Джима, однако, сегодня сильный ливень с громом и резко упавшее атмосферное давление ему немного мешало. Поэтому они провели тихий вечер, слушая, как Сьюзен пытается выудить неземные звуки из расстроенного рояля мисс Эвергрин. Джим извлек из ниоткуда пару древних скрипок и флейт, и они заиграли сами, стараясь попасть в ритм, старательно вившийся из-под пальцев Сью. Гарри предполагал, что она умет играть, но не знал, что настолько хорошо. Восхищенный талантом Сью, он даже вытащил джинна из бутылки для того, чтобы и он насладился замечательной музыкой. Сперва Джамаледдин ворчал, что его старые кости должны немного погреться в бутылке в этот отвратительно дождливый вечер, но потом, проникшись романтичностью обстановки и изредка вытирая набегавшую слезу, вполголоса начал рассказывать Гарри о годах, проведенных им в Магрибской Школе Колдовства и Магии, пока скрипки отчаянно старались соответствовать мелодии.

Джинн пока не заикался о первом желании, и Гарри старался следить за собой, чтобы ненароком не ляпнуть чего-нибудь, что может быть неверно истолковано Джимом. Если бы не эти опасения, то с джинном можно было вполне нормально общаться, хотя Джамаледдин был жутким брюзгой. Он всегда критиковал поведение людей и хихикал над дурацкими, по его мнению, людскими привычками, как-то: любовью к телевидению (которое он считал самой чернейшей из магий и прямым конкурентом, способным исполнять человеческие желания так же, как и он сам), автоматическими стиральными машинами, супами в пакетиках и туалетной бумагой. Но сегодня даже ворчание Джима и его ужасно дикая манера без всякого стеснения сморкаться в рукав модного пиджака не могли испортить Гарри замечательного вечера. Когда кончился дождь, они со Сью вышли на балкон, чтобы посмотреть на клубнично-алое солнце, лениво погружавшееся за горизонт. Завтра. Завтра будет новый день, и все кончится. Он уедет в Лондон, а Сьюзен отправится в Хогвартс одна. Или с Джастином. А что будет потом?

Ничего не изменилось. Война продолжается.

Дул по-августовски прохладный ветерок, и Гарри внезапно почувствовал, что внутри у него поднимается что-то необычное, что-то, чего он еще никогда не чувствовал. Влажный ветер тихо нашептывал ему какие-то тайны, а длинные светлые волосы Сьюзен изредка щекотали ему шею: она стояла совсем близко, казалось бы, наклонись он к ней и... От нее пахло лимоном и мятой. Еще вчера они были просто одноклассниками, просто дурачились. Попытка научиться читать мысли была похожа на забавную игру, изготовление волшебной палочки казалось сказкой, их общий секрет - Джим - приятной и безобидной тайной. Но все это произошло именно с ними, поэтому стоило верить и сошедшему на них сегодня странному очарованию, разливающемуся в этом вечере, и нервному комку в горле, и предательскому желанию ощутить прикосновение ее волос к своей щеке, а ее губ - к своим губам.

Продолжится ли и после этого вечера их внезапная дружба? И такое странное, мучительное ощущение потери после того, как они со Сьюзен снова станут посторонними друг другу: всего лишь парнем из Гриффиндора и девушкой из Хуффльпуффа, - исчезнет ли оно?

Гарри почти решился, когда на него из сумеречной дымки заката спикировал урчащий от радости голубь. Пикассо мазнул его крылом по щеке и сел на плечо к Сью. Она потрепала его по хохолку, сняла с лапки письмо (сложенный вчетверо листок тетради в клеточку) и отошла к перилам, чтобы развернуть его. Гарри не нужно было читать ее мысли, чтобы понять, от кого было письмо. Губы Сью слегка шевелились, пока она читала его. И улыбалась.

– Спасибо, Пик. Это от Джастина, - сказала она с такой счастливой улыбкой, что Гарри подумал: лучше бы она меня просто ударила.
– Пишет, что страшно соскучился. Мы с ним встретимся завтра в три часа на Диагон-Аллее возле Дырявого Котла. Не хочешь составить нам компанию, Гарри?

Комок в горле стал мстительно-колючим.

– Мне очень жаль, Сью, - услышал он свой собственный, ставший совсем незнакомым, голос.
– Но мы с Гермионой и Роном тоже собирались увидеться в это время. Нам нужно уладить кое-какие дела. Извини.

И почувствовал себя последней скотиной, когда увидел, как искренне огорчилась Сьюзен. Проводив ее до камина, он вышел на крыльцо, чтобы как следует проветрить голову и через окно садового домика увидел, как темпераментно мирятся Валери и Глориан. Страстность их первого поцелуя, который имел счастье наблюдать Гарри, не шла ни в какое сравнение с тем, что он случайно заметил теперь.

Какой же я дурак, подумал Гарри, сжимая в руках палочку, обжигавшую ему пальцы горячим воспоминанием о маленькой ручке в его руке, о потоках живой сверкающей магии, сковавшей их в одно целое появлением на свет крошечного орехового прутика, излучавшего силу и волшебство. Я упустил свой шанс. Какой же я дурак...

Он с грохотом свалился в камин, больно ударился о выступающий острый угол сундука, хорошенько выругался (про себя), потер ушибленную переносицу, проверил, целы ли новые очки и, наконец, оперся на руку, протянутую Глорианом. Встал и отряхнулся.

– С возвращением, мистер Поттер, - приветливо сказал Том, пробегая мимо него с подносом, уставленным кружками усладэля.

"Дырявый котел" ничуть не изменился. Все такие же грязные и закопченные стены, барная стойка, темная от веками проливавшихся на нее загадочных жидкостей, горячий чад каминов, запах кофе и шоколадушек, привычные задушевные беседы за газетой, негромко зудящие из разных углов. Гарри почувствовал, что ему здесь всегда будет хорошо. Кажется, ничего так и не изменилось в "Дырявом котле", но нет! Старый Том, владелец бара, уже десяток лет не поднимавшийся из-за стойки, вновь рысцой бегал возле столиков, обслуживая клиентов, несмотря на свой почтенный возраст. Его место в баре занял неразговорчивый молодой человек, угрюмый и неприветливый, мрачно протиравший бокалы. Он с видом усталой обреченности изредка косил глаза на дверь и небрежно перекатывал за щекой взрывачку Друбблиса, то и дело громко щелкавшую в покойном тихом бормотании посетителей. Рядом мыл посуду другой такой же угрюмый тип. Он с усилием, выдававшим его неопытность в подобных делах, протирал тарелки и складывал их на столик, где под яркими огоньками каминов они весело блестели несмытым жиром. На лицах обоих новичков словно было большими буквами написано: АВРОР.

Компании в углах тоже стали специфическими. Разношерстность толпы куда-то делась, вместо этого за столами читали газеты и неторопливо обсуждали последние новости совсем другие люди, молодые, накачанные, с бритыми затылками и собранными лицами. Вряд ли они в разгар рабочего дня просто зашли сюда пропустить стаканчик, решил Гарри и еще больше утвердился в своем мнении, когда заметил, как из-за дальнего стола навстречу ему поднялся Дикоглаз Моуди, торопливо забрызгивая в кривой рот последние капли варева из фляжки. Сзади в камин громко обрушилась Валери Эвергрин, и, отряхиваясь, встала, пытаясь смахнуть пепел с дорогого голубого плаща. Моуди проковылял ей навстречу и, урча от удовольствия, приложился перекошенными губами к ее выхоленной руке.

– С возвращением, моя дорогая девочка. Ты вовремя. Ну, что, разгадала загадку? Знаешь теперь, где его искать?

– Определенно знаю, сэр. Только, боюсь, вас это не обрадует. Глориан, милый, ты бы не мог проводить Гарри по делам, а мне еще нужно кое о чем поговорить с мистером Моуди.

– А, Гарри Поттер, - дряхлый аврор настороженно оглядел Гарри своим проницательно-сканирующим взглядом.
– Здравствуй, мальчик. Ты сильно вырос за лето, сразу видно, что жизнь тебя изменила. Ты все книги читал, которые тебе летом давала мисс Эвергрин?

– Да, сэр, - с нетерпением Гарри посмотрел на дверь на задний двор, через которую можно было попасть на Диагон-Аллею. Беседа с Моуди его не особенно вдохновляла, настолько старый аврор всегда был мрачен и подозрителен. Он, конечно, тоже член Ордена Феникса, но общаться с ним всегда было нелегко.

– Идите, идите, - нетерпеливо подтолкнула их Валери, вручая Гарри свой голубой зонтик.
– Рон, поди совсем заждался!
– Гарри вчера отправил Рону Хедвигу с известием, что приедет завтра, и предвкушал шикарную экскурсию по хохмазину.

Глориан вздохнул. Определенно, этот способ прощания ему, после вчерашнего примирения, не пришелся по душе, но у Валери есть важные дела, и мешать ей сейчас не следует. Моуди относился к Эльфу уважительно, но чуточку покровительственные взгляды, которые грозный аврор кидал на Глора, даже Гарри показались не слишком уместными. Поэтому они с Глорианом поспешили ретироваться во двор, краем глаза успев заметить, что один из неприметных молодых людей небрежно поднялся, отложил газету и со скучающим видом побрел за ними, на ходу раскрывая свой черный зонтик. Поморщившись из-за того, что у них с Глором теперь есть собственный "хвост", Гарри постучал палочкой по заветным кирпичам на глухой стене и приглашающе отступил от прохода, давая пройти Эльфу.