Гарри Поттер и повелитель дементоров
Шрифт:
Глава 23. Карточные игры
На последовавшей трансфигурации, а потом - и на заклинаниях, как Гарри ни пытался сосредоточиться на занятиях, его мысли все время возвращались к разговору в Больничном крыле. Он впервые задумался о том, что учащиеся в Хогвартсе различаются не только факультетами, на которые их распределили, характерами и способностями, но и национальностью… Причиной было то, что он никогда не наблюдал разногласий на этой почве, не только в нынешней школе, но и вообще в жизни. Равно как никто никогда не интересовался его национальной принадлежностью: как-то само собой разумелось, что он, живя
Когда занятия наконец-то закончились, его ожидал приятный сюрприз в лице Люпина, которого он повстречал в коридоре.
– Гарри, прости, что я не смог поговорить с тобой сразу. Может, зайдешь ко мне на чашку чая?
Студент, который начал было дуться на него за утреннее бегство, с радостью принял это предложение.
Оказавшись в уютной комнате преподавателя, Гарри понял, что в его голове роится столько вопросов, что он не в силах выбрать, какой задать первым. Сидя в мягком кресле, он думал, насколько процедура заваривания чая и последующего его распития порой способствует разговору, давая обоим собеседникам время собраться с мыслями. Наконец он спросил:
– Наверно, мне все еще не полагается знать, где вы были и чем занимались, профессор?
– Боюсь, что нет, - вздохнул Люпин.
– Это - чужая тайна, я не могу доверить ее тебе без согласия того, кого она касается.
– А кто он?
– робко поинтересовался Гарри. На дне души всколыхнулись подозрения о том, что Сириус, быть может, выжил. Понимая, что, даже будь это так, едва ли профессор открыл бы ему правду, он надеялся уловить что-то в его реакции, хоть чуточку подтверждающее его догадку.
Взглянув в его глаза, Люпин словно догадался о терзавшей парня мысли: грустно усмехнувшись, он ответил:
– Уверяю тебя, Гарри, ты его не знаешь.
– Понятно, - вздохнул студент.
– Мы очень волновались, что ваше исчезновение может быть связано с тем, что вы на уроке передали нам запрещенные сведения…
Преподаватель покачал головой:
– Сейчас у Министерства магии есть куда более существенные проблемы, чем оборотень, допустивший утечку информации.
– Профессор, - студент, наконец, решился на волнующий его вопрос, - а откуда вы все это узнали? Это правда, что вы работали в Азкабане?
Люпин вскинул голову, резко бросив:
– Кто тебе сказал?
Гарри, извиняясь, начал:
– Понимаете, некоторые профессора забывают, что в помещениях Хогвартса отличная акустика… Или лавры оперных певцов покоя не дают…
Выражение лица преподавателя смягчилось:
– О`Рахилли, что ли?
– В общем, да…
– Вот трепло… - Люпин со вздохом опустил чашку на стол.
– Я всегда считал, что ему неплохо бы ампутировать язык. У РСД-шника в этом органе нет особой необходимости.
– Вы пошли работать в РСД… Это из-за крестного?
При упоминании имени Сириуса брови профессора ЗОТИ поползли к переносице, лицо приобрело замкнутое и отстраненное выражение. Моментально оценив эти признаки, Гарри понял, что ответа, видимо, не дождется, но зачем-то
добавил:– Вы верили в его невиновность?
Люпин отодвинул блюдце, ответив куда-то в стол:
– Ты думаешь, что, зная об этом, я стал бы молчать все эти годы?
– Не думаю… - пробормотал Гарри.
– Но…
По-своему истолковав его реакцию, оборотень повысил голос:
– Да, несмотря на то, что я считал его виновным в смерти твоих родителей, я не отвернулся от него! Это ты хотел спросить? Ты можешь перестать доверять мне, как это сделали все остальные, но знай, что я не помогал Сириусу бежать!
Гарри ерзал в кресле, соображая, как бы подоходчивее объяснить Люпину, что он вовсе не это имел в виду, пока тот не разошелся окончательно, когда его тираду прервал неожиданно объявившийся профессор Снейп. Студент про себя отметил, что в последнее время зельевар начал появляться в исключительно удачные моменты, и успел предположить, что, возможно, это связано с его, Гарри, сменой факультета.
Люпин, однако, был не столь доволен появлением коллеги в своих апартаментах и бросил на него красноречивый взгляд, поймав который, Гарри поспешил бы по-тихому убраться. Но Снейп, удрученный какими-то своими мыслями, никак не отреагировал на неприязненные взоры и напряженную тишину, воцарившуюся в комнате, сразу приступив к делу:
– Люпин, мадам Помфри поручила мне спросить, нет ли у вас какой-нибудь литературы… Или вообще каких-нибудь сведений о недомоганиях, происходящих от дементоров. Она обеспокоена тем, что состояние О`Рахилли не улучшается.
– И не улучшится, - кривовато усмехнулся Люпин.
– Что вы имеете в виду?
– нахмурился Мастер Зелий.
– До сих пор ему не раз делалось дурно, но слабость быстро проходила…
– Я только что был в больничном крыле, - продолжил Люпин.
– Все бесполезно, он уже не придет в сознание.
Лицо зельевара побледнело до цвета сбитых сливок:
– П-почему вы так решили?
– запнувшись, выговорил он.
– Я сполна в Азкабане на такое насмотрелся.
– Люпин был мрачнее тучи.
– Отлетался наш лунь, горстка перьев осталась…
– Неужели ничего нельзя сделать?
– В голосе профессора послышались нотки бессилия, знакомые Гарри по событиям прошедшей ночи.
– Ничего не поделаешь.
– Лицо Люпина приняло непроницаемое выражение.
– Все РСД-шники этим кончают.
Снейп с ненавистью уставился на коллегу:
– Как ты можешь так спокойно говорить об этом?
– Сейчас во множестве гибнут невинные люди, и это уже никого не шокирует, - произнес Люпин так, что даже Гарри покоробил его ледяной тон.
– Почему я должен убиваться по тем, кто это заслужил?
– С этими словами Люпин поднялся и со словами: - Я - в Больничное крыло, - покинул помещение.
Все еще не вполне пришедший в себя после услышанного профессор Снейп, провел рукой по лицу и поспешил за ним. Гарри тоже побрел в коридор, понурившись. Он почему-то чувствовал себя виноватым, хотя не произнес ни слова. Причиной было то, что он окончательно запутался в отношении к Люпину и O’Рахилли, который повинен в смерти Сириуса разве что тем, что из-за халатности служащих Азкабана Беллатриса Лестрейндж оказалась на свободе… Несмотря на все свои добрые чувства к другу отца, а, может, именно из-за них, Гарри не мог не мучиться от его чудовищно несправедливых слов.