Гашек
Шрифт:
Сараево
История — не просто область преданий и фактов, оставшихся в памяти человечества. Она сурово и непреклонно вторгается в жизнь людей, ломает их судьбы, ставит под угрозу само их существование, порой пользуясь для этого случайными и не слишком значительными поводами.
28 июня 1914 года в Сараеве, главном городе Боснии, был убит наследник австрийского престола — эрцгерцог Фердинанд. Покушение совершил член тайного сообщества, националистически настроенный сербский студент Гаврило Принцип. Австрийские и германские милитаристы воспользовались этим событием как предлогом для объявления Сербии войны.
Политическая жизнь замерла. Смеяться над происходящим означало вести опасную игру, грозящую встречей с военным трибуналом. Лишенный возможности печататься как сатирик, Гашек обращается к гротесковой юмореске, в которой все еще оставался простор для свободного творчества. Читатели
Пражские иллюстрированные журналы публикуют сообщения с полей сражений, госпитали принимают первых раненых с сербского фронта.
Гашек пытается ни о чем не думать. Он разъезжает по чешским городам с кабаре Лонгена, бродяжничает с Кудеем, посещает пражские кабачки, ночует у друзей, у Вальтнера в «Монмартре» или у молодого Яначека, сына владельца прославленного кафе «Унион» — средоточия пражского художественного мира.
Он еще раз провоцирует полицейскую бюрократию, желая показать, что даже обстановка войны не может совладать с его темпераментом. В одной из компаний возник спор, правда ли, что ночной привратник в трактире Валеша на улице Каролины Светлой — полицейский агент. Гашек тут же пообещал выяснить это.
Шел ноябрь 1914 года. Русские войска прорвали га-лицийский фронт. Пражане острили по этому поводу: дескать, «в Находе [79] уже говорят по-русски». Поселившись у Валеша в комнатах для приезжих, Гашек записался в книге регистрации постояльцев: «Ярослав Гашек, купец, родился в Киеве, приехал из Москвы». И в ту же ночь был арестован и препровожден в полицейскую управу. В разговоре со следователем он обосновал эту запись тем, что, мол, хотел убедиться, «принимаются ли в военное время надлежащие полицейские меры для установления личности подданных других государств». Пражская полиция благополучно сдала этот экзамен. А вот Гашеку пришлось туго. После строгого внушения его упрятали за решетку. В течение пяти суток — с 7 по 12 декабря 1914 года — ему вновь была предоставлена возможность на собственном желудке проверить, хорошо ли кормят в австрийской каталажке. Воспоминания о полицейском допросе и впечатления от пребывания в тюрьме в начале войны составят впоследствии ядро вступительных глав «Похождений бравого солдата Швейка». Вскоре «дела Австрии пошли так плохо», что она вспомнила и о Ярославе Гашеке. В конце января в рамках подготовки к контрнаступлению на галицийском фронте ему было предписано явиться в призывную комиссию. Гашек валяет перед комиссией дурака и дает о себе неверные и неполные сведения. Так, например, он сообщает, что из языков владеет только чешским, хотя в действительности писал и говорил по-русски, по-немецки, говорил по-венгерски, по-польски, по-французски. Столь же легко он называет себя холостяком, несмотря на то, что, как мы знаем, был женат и имел маленького сына. Комиссия признала Гашека годным, и он был зачислен в первую резервную роту 91-го пехотного полка, расквартированного в Чешских Будейовицах.
79
Наход — город на северо-востоке Чехии.
Йозеф Лада вспоминал: «К вечеру того дня Гашек вернулся с призыва в истинно рекрутском настроении и, когда я открыл ему дверь, едва кивнул в ответ на мое приветствие. Не обращая больше на меня внимания, он направился в свою каморку, на все настойчивые расспросы, чем же кончилось дело в призывной комиссии, отвечал молчанием и наконец высокомерно заявил, что не станет тратить время на разговоры со всяким задрипанным шпаком. Потом заперся в кухне и своим до смешного немузыкальным голосом принялся распевать солдатские песни. С тех пор он разговаривал со мной не как с квартирохозяином, а как с неполноценным человеком. Вскоре вообще от меня съехал и до поступления в полк не возвращался».
Перед отъездом на фронт произошел ряд инцидентов и эпизодов, самым важным из которых была болезнь, описанная в книге Лонгена. У Гашека открылось такое сильное кровотечение, что его пришлось отвезти в больницу. От его недельного — с 31 января по 9 февраля 1915 года — пребывания в Виноградской больнице сохранилась история болезни.
Диагноз гласит: эпистаксия (кровотечение из носа) и головные боли. Есть опасность воспаления почек. Из-за пребывания в больнице его отъезд в полк был отсрочен почти на две недели (первоначально его должны были призвать 1 февраля 1915 года). Последние часы перед отъездом Гашек провел в обществе друзей в трактире «На Насесте» в Спаленой улице. Ко всеобщему изумлению, он заказал содовую, часто погружался в раздумье и только к полуночи повеселел и стал распевать солдатские песни. Очевидцы рассказывают: «Он выкрикивал, что всех нас перестреляет и пешком отправится в Будейовицы. Окружающие верили в это не больше, чем в то, что он захмелел от содовой, — ибо, как очень скоро выяснилось, в коридоре, ведущем к уборной, официант каждый раз оставлял для него рюмку сливовицы».Утром следующего дня Гашек действительно выехал в Чешские Будейовицы.
В поведении Гашека на военной службе в первое время еще сказывается прежняя беззаботность. Но в его словах и поступках уже появляются горечь и едкость, говорящие о том, что он стал серьезнее и ощущает роковые исторические перемены, масштаб близящейся катастрофы.
Швейковское рвение, которое он проявляет в среде пражских друзей, было, несомненно, иронической маской; сразу же после прибытия в полк Гашек отправляется в медицинскую часть и жалуется на ревматизм. Военный врач Петерка, знакомый Гашека, признал его больным. Фотографию писателя с группой солдат в госпитале опубликовал 30 апреля 1915 года журнал «Светозор». Мы видим здесь Гашека серьезным, подавленным, с «анархистскими» усиками.
О пребывании Гашека в Будейовицах существует много примечательных преданий. Было бы, разумеется, интересно сравнить их с тем, что автор использовал позднее в качестве материала для романа. Вероятно, выявилось бы много сходных деталей. Так же как Швейк, его создатель страдал ревматизмом и начал военную карьеру с пребывания в госпитале; как и вольноопределяющийся Марек, он ходил по Будейовицам с «мароденбухом» («больничной книгой») и посещал многочисленные трактиры. По свидетельству современников, он разгуливал по площади в штатском и не пропускал ни одного питейного заведения.
После нескольких нарушений дисциплины его исключили из школы вольноопределяющихся, посадили на гауптвахту и отправили помогать поварам; этим его биография тоже напоминает похождения вольноопределяющегося Марека. Соответствует действительности и утверждение, что в часть он явился в гражданской одежде и цилиндре, — австрийская армия в начале войны испытывала недостаток обмундирования.
Своеобразные воспоминания о Гашеке остались у будейовицкого книготорговца Сватека. В приподнятом настроении популярный автор подписал договор, согласно которому за каких-нибудь 30—50 крон обязывался в течение десяти лет писать военные юморески только для него и ни для кого другого. Когда после войны появился «Швейк», будейовицкий скупщик «мертвых душ» тоже предъявил права на это произведение.
Вскоре Гашеку было уже не до юморесок и не до книготорговца Сватека. Около 5 мая его маршевый батальон был переведен из Будейовиц в полевой лагерь в Бруке-на-Лейте. Там продолжается воинская «одиссея» Гашека.
Бывший анархист и антимилитарист, Гашек неожиданно очутился в среде, где господствовала беспрекословная дисциплина, где требовалось исполнение приказа в полном соответствии с формулой: «Maul halten und weiter dienen» [80] . Перед Гашеком, одетым в голубой мундир с зелеными петлицами, предстала государственная система в своем конкретном современном обличье.
80
«Помалкивай и служи» (нем.).
Давно миновали те времена, когда война означала грохот битвы, звон скрещиваемых клинков, риск единоборства, пусть бессмысленного, но дающего надежду, что победит сила или хитрость, что вообще кто-то победит, а кто-то падет. Первая мировая война не знала ни победителей, ни побежденных. По обе стороны фронта — хаос, вши, дизентерия.
Надев австрийскую форму, Гашек на собственной шкуре убедился в бесперспективности индивидуалистического анархистского протеста. Единственной реальной силой в армейских условиях была товарищеская солидарность солдат, сплоченных общим чувством опасности. Недобровольное участие в исторических событиях толкало «маленького человека» на особое, пассивное сопротивление. Он становится «х», тем неизвестным, которое не принимают в расчет штабы воюющих держав. Но этот антигерой не хочет зря отдавать свою жизнь. В солдатской массе, одетой в серые шинели, начинают проявляться признаки разложения: источник его — равнодушие к «патриотической» идеологии, воспоминания о мелких, повседневных радостях жизни, о родном доме.