Гауляйтер и еврейка

— Я был прав, — сказал он, как только вышел из автомобиля, — в России дело дрянь. Лучше не спрашивайте, во что обошлись нам Севастополь и Крым. У меня не хватит духа назвать вам цифры. А теперь наши измотанные армии уже без всякого энтузиазма наступают на Дон. Ну что ж, я много лет подряд предрекал ему такой исход. Но этот баловень судьбы не терпит советов, он знает все лучше всех!

Ротмистр Мен склонил голову в знак согласия и улыбнулся довольно бледной улыбкой.

— Да, — сказал он, — вы всегда были против русского похода.

Три дня Румпф чувствовал себя в городе неплохо. Он рассказывал об охоте, встречался со знакомыми, устраивал официальные приемы в «Звезде», но потом снова заскучал.

И вдруг случилось чудо. Ночью позвонили из главной ставки и вызвали его для доклада. Через два часа он уже сидел в самолете.

Спустя четыре дня он вернулся, осиянный новой милостью. Он тотчас же принялся за работу, запершись в своем кабинете в «замке».

— Не пускайте ко мне никого три дня! — приказал он. — Ротмистр Мен будет меня замещать.

Гауляйтер работал несколько дней без перерыва: когда ему хотелось, он умел проявлять железную выдержку. За работой он ежедневно выпивал три бутылки красного вина и выкуривал десятки крепких сигар. Фогельсбергер день и ночь стучал на машинке: материалы были такие секретные, что даже засекреченная секретарша не допускалась к ним. Каждую ночь Румпф вел долгие телефонные разговоры с главной ставкой. Наконец он закончил работу и вызвал к себе ротмистра Мена.

— Послушайте, Мен, — сказал он, — бумаги эти столь секретны, что никто не должен их видеть. Я поручаю лично вам передать этот доклад штатгальтеру в Вене. Отправляйтесь в путь немедля!

Румпф выглядел очень усталым. Он не спал тридцать шесть часов подряд.

Ротмистр Мен звякнул шпорами.

— Слушаюсь!

— Подождите, Мен, — окликнул его Румпф, — мне пришла в голову одна мысль. В Вене вы легко разыщите «мадам Австрию». Помните ее? Правда, мы в последний раз обошлись с ней не слишком деликатно, но вряд ли она в обиде на нас, эта особа не из чувствительных. Хорошо, если бы вы захватили с собой прекрасную Шарлотту! Скажите, что я приглашаю ее к себе на три месяца. Да, еще может статься, что она займет место хозяйки дома в моем замке святого Грааля на Мраморном море. Турки любят красивых женщин. Расскажите ей об этом.

Ротмистр Мен был очень доволен, что гауляйтер так хорошо настроен. После тридцати шести часов без сна это было тем более удивительно.

— Шарлотта, в конце концов, довольна забавна, хотя в свое время она и действовала мне на нервы, — смеясь, продолжал Румпф. — В сущности, она не глупее других женщин. Ха-ха-ха! Как мы тогда смеялись над Цветущей Жизнью!

Мен тоже засмеялся.

— Конечно, она не только красива, но и забавна, — согласился он.

В тот же вечер ротмистр Мен уехал в Вену. У него было отдельное купе особого назначения, и он воспользовался случаем, чтобы хорошенько выспаться.

В Вене все знали прекрасную Шарлотту. Она была теперь известна как содержательница кабаре «Мадам Австрия». Ротмистр Мен без труда узнал от швейцара гостиницы множество интересных подробностей о Шарлотте. Когда она вернулась на самолете из Германии, ее считали очень богатой. У нее было много денег и драгоценностей. Беда в том, что она очень зазналась и сгорала от тщеславного желания сделаться солисткой балета в оперном театре, но у нее не хватило таланта. Глубоко уязвленная, она ушла из оперного театра и попала в руки каких-то театральных аферистов и сомнительной репутации актеров, которые убедили ее, что она является достаточной притягательной силой; сама в состоянии заполнить своим искусством целый вечер и может, в сущности, наплевать на всех режиссеров и директоров.

На ее деньги и ее кредит они основали кабаре «Мадам Австрия», где гвоздем программы была прекрасная Шарлотта, сразу ставшая первой актрисой, первой танцовщицей и первой певицей, что для одного человека было, пожалуй, многовато. В первый месяц, дела в кабаре шли блестяще, затем число посетителей пошло на убыль, им было скучно видеть на подмостках всегда одну и ту же красивую куклу то в красном, то в желтом, то в зеленом платье. Как актриса и певица она никуда не годилась; тут ее не спасала и красота. Кабаре «Мадам Австрия» погрязло в долгах; к приезду ротмистра Мена оно находилось при последнем издыхании.

— Одним словом, Шарлотта обанкротилась, — сообщил Мену швейцар.

Вечером ротмистр Мен ужинал в гостинице с прекрасной Шарлоттой, вновь и вновь восхищаясь ее красотой. Она была вне себя от радости, что опять встретилась с ним.

— Как поживает ваша прелестная невеста? — спросила она. — Помните, как она в тот вечер была мила под хмельком? Ее, кажется, звали Кларой?

— Да, ее звали Кларой, — сказал, смеясь, Мен. — Малютка вскоре после этого сбежала от меня с каким-то киноактером.

— О! — Шарлотта тоже не могла удержаться от смеха. — Как можно было изменить такому человеку, как вы? Это просто безвкусно! — воскликнула она, все еще смеясь.

Она осведомилась о Фабиане, которого считала слегка надменным и скучным, расспрашивала о всех знакомых, но больше всего, конечно, интересовалась гауляйтером.

— Это самый великодушный и самый замечательный человек из всех, кого я встречала в жизни! — мечтательно воскликнула она, по-видимому совершенно забыв о том, как грубо и бесцеремонно Румпф выставил ее за дверь. — Я никогда его не забуду, — добавила Шарлотта. — Я всегда вспоминаю о том, как это было любезно с его стороны, — предоставить мне самолет для возвращения в Вену. — Что-что, а злопамятной она не была.

Затем она стала рассказывать о своих победах и сказочных успехах: ее окружали майоры, полковники, генералы, бароны, графы; среди ее почитателей был даже один князь. Она так и сыпала громкими именами, пока у Мена голова не пошла кругом. Да, какие это были чудесные времена! Вся сцена в театре была заставлена цветами; приходилось нанимать экипаж, чтобы увезти их домой! Да, райская была жизнь!

В половине десятого начиналось выступление Шарлотты; конечно, она предоставила в распоряжение ротмистра свою ложу.

Это был маленький театрик, едва вмещавший двести человек. По обе стороны зала были устроены клетушки, которые Шарлотта именовала ложами.

Ротмистр Мен прослушал выступление венского комика, шутки которого он плохо понимал, и довольно хорошую певицу. Затем «мадам Австрия» выступила со своей новейшей программой «Невеста солнца».

Затянутая в тонкое трико, почти голая, прекрасная Шарлотта размахивала длинными покрывалами, окутывавшими ее словно прозрачным облаком. Эти покрывала в свете софитов казались то белыми, то розовыми, то красными. Иногда они превращались в пламенеющие лучи, напоминавшие зрителям, что перед ними Невеста солнца. К концу номера Шарлотта, оставшись одна на сцене, жонглировала золотыми шарами, которые она, смеясь, бросала в публику. Ротмистру Мену достались три таких шара, и все ее поклоны, казалось, были адресованы только ему.