Гауляйтер и еврейка

— Патриотом я буду всегда! — улыбаясь, ответил Фабиан. — И идеалистом все еще остался, чуть было не сказал — к сожалению!

Швабах засмеялся.

— Лучше скажем — слава богу! — воскликнул он и протянул руку Фабиану. — Мы часто говорили о вас в коллегии адвокатов и, высоко оценивая ваши способности, сожалели, что вы еще не пришли к определенному решению. Скажу вам по секрету: долго ждать мы не можем. Будьте здоровы, дорогой коллега.

Через несколько часов Фабиан позвонил медицинскому советнику Фале. Он сообщил ему, что уже предпринял первые шаги. Он и впредь будет делать все возможное и просит только набраться терпения, на все нужно время. Открыть Фале горькую правду у него недостало сил: она бы убила старика.

«Жаль, — сострадательно подумал он, положив трубку. — Ничего сделать нельзя! Жаль, очень жаль! Позиция Швабаха меня окончательно убедила. Он неизменно в курсе всех дел. Опасный путь! Ты слышал, Фабиан, что он сказал? Опасный путь!»

Расстроенный и подавленный, он направился ужинать в «Звезду». Было еще рано, и ресторан пустовал. Несмотря на усталость, он с аппетитом съел превосходно приготовленный гуляш, не спеша закурил сигару, поставил перед собой бутылку «бордо» и, медленно потягивая из стакана, задумался о своей жизни.

Не оставалось сомнения, что Клотильда добьется развода. Итак, позади осталась целая полоса жизни; допустим, что он совершал грубые ошибки, но требования Клотильды будут не маленькие, это очевидно. «Четыре ничего не стоящих дома Клотильды дорого мне обойдутся». Он засмеялся. «Но не надо забывать: она родила мне двух чудесных сыновей. Это надо помнить всегда, всегда!» Он поднял бокал и выпил за здоровье своих сыновей Гарри и Робби. Что было, то было!

К счастью, у него еще хватит сил и мужества начать новую жизнь. Если говорить честно, то он не порвал с Клотильдой до сих пор из любви к спокойствию. Она была хорошей хозяйкой и любила тонкую кухню. «Да, такого стола мне будет недоставать», — подумал он, засмеялся и поднял бокал.

— Мужайся, Фабиан, — произнес он вслух и пригубил вино.

XV

Сапожник Хабихт, прежде занимавшийся только починкой обуви в маленькой подвальной мастерской, по словам соседей, давно уже перебрался на Шоттенграбен. На Шоттенграбене Фабиану сейчас же бросилось в глаза длинное здание с заканчивающейся надстройкой. Каменщики еще работали на лесах. В нижнем этаже здания, вытянувшегося чуть ли не на весь Шоттенграбен, помещалась контора обувной фабрики Хабихта.

В ворота фабрики как раз въехала машина, груженная резко пахнущими тюками кожи. Слуга в простой серой ливрее, осведомившись у Фабиана, что ему угодно, сообщил, что господин штурмфюрер, так он назвал хозяина, в конторе. Туда вели несколько гранитных ступенек. Хабихт сидел с сигарой в зубах и диктовал секретарше деловые письма.

Фабиан был поражен. Безукоризненно одетый человек в белоснежном воротничке и дорогом галстуке, завидев его, поднялся с места; Фабиан привык видеть Хабихта в кожаном фартуке и синей рабочей куртке, склонившимся над работой в темном подвале. Только его большие лопухи-уши, торчавшие на круглой, как шар, голове, как всегда отсвечивали красным на солнце. При виде Фабиана он отослал секретаршу в соседнюю комнату.

— Не забудьте, что заказ может быть выполнен не раньше, чем через три месяца! — крикнул он ей вдогонку.

Контора была роскошно обставлена. Ковры, деревянные панели. Четыре глубоких темно-красных кресла стояли вокруг громоздкого и длинного письменного стола. Красные руки недавнего холодного сапожника украшали массивные перстни, один с печатью и другой с брильянтом.

«Видишь, как это делается! — подумал Фабиан. — Он тебя опередил».

— Прошу, — произнес Хабихт и указал рукой на одно из четырех красных кресел; они были такие новенькие, что боязно было до них дотрагиваться. — Я уже не первый год жду, когда вы посетите меня, господин доктор.

Переговоры с Хабихтом длились всего десять минут, после чего тот проводил Фабиана до ворот и сердечно, как старому знакомому, пожал ему руку.

Через несколько дней Фабиан получил от бургомистра Таубенхауза приглашение посетить его.

В свое время у доктора Крюгера посетителей встречала некая фрейлейн Баум, всегда любезная и общительная, с которой можно было приятно поболтать. Но любезная секретарша исчезла вместе с Крюгером, Фабиан ожидал встретить в приемной пожилую, чопорную особу, озабоченную только своими обязанностями, и удивился, увидев перед собой молодую красивую девушку в желтой шелковой блузке.

— Господин обер-бургомистр ждет вас, — сказала молодая особа в желтой блузке и распахнула дверь в приемную «отца города».

Бургомистр принял Фабиана в меру приветливо; беседа их продлилась более часа.

Об этом Таубенхаузе Фабиан слышал кое-что от архитектора Крига; Криг отзывался о нем как о твердолобом педанте, мелочно следящем за распорядком рабочего дня. При Крюгере служащие могли спокойно опоздать на час или уйти на час раньше, теперь все изменилось. И чего только люди не рассказывали! Будто Таубенхауз подслушивает у дверей канцелярии, не болтают ли девушки, вместо того чтобы, как положено, стучать на машинке. Бережливость его, по слухам, доходила до скряжничества. Каждый карандаш, каждая лента для пишущей машинки, каждый лист бумаги строго учитывались. Все это было, конечно, сильно преувеличено, и Фабиан приятно удивился, встретив человека лет сорока с довольно симпатичным лицом.

Бургомистр Таубенхауз, высокий и, пожалуй, даже представительный человек в черном сюртуке, был олицетворенное достоинство. Его довольно жидкие волосы были подстрижены ежиком, а маленькие черные усики под ноздрями походили на два пятнышка сажи.

Когда он говорил, очки в золотой оправе то и дело поблескивали, подчеркивая блеклый цвет его маловыразительного лица. В петлице сюртука виднелся нацистский значок, а на груди, красовалась колодка с несколькими знаками отличия, воспроизведенными в миниатюре. Беседуя с бургомистром, Фабиан установил, что это были заурядные знаки отличия, жестяные бляшки, какие носил чуть ли не каждый офицер. Сам Фабиан мог щегольнуть и не такими наградами.

У нового бургомистра был глубокий голос, временами несколько резкий и раскатистый. Говорил он с прусскими интонациями и непринужденно, как, по наблюдению Фабиана, говорят люди, не отличающиеся глубиной мысли.

Сначала они поделились своими воспоминаниями из времен мировой войны: оказалось, что они оба долгое время стояли в Аргонском лесу. Смотри-ка! Фабиан сразу поднялся в глазах Таубенхауза, потому что хорошо знал «Аистово гнездо» в Аргонском лесу.

— «Аистово гнездо»! — обрадованно воскликнул Таубенхауз. — Я построил «Аистово гнездо» специально для тяжелых минометов.

— Я обслуживал тяжелые минометы в «Аистовом гнезде», — сказал Фабиан.

— В «Аистовом гнезде»? Что вы говорите! — рассмеялся Таубенхауз, который вообще смеялся очень редко. Разговор долгое время вертелся вокруг «Аистова гнезда».

— Ну и западня был этот Аргонский лес, — заметил Таубенхауз. — Значит, вы и «Аистово гнездо» знаете? Прекрасная школа для солдата — Аргонский лес! Ну, а теперь, — прибавил он, сердито поблескивая стеклами очков, — с постыдным Версальским договором мы, слава Богу, покончили. Я убежден, что французы и англичане возместят нам каждый грош, да еще и несколько грошей добавят! Об этом мы сумеем позаботиться, так ведь?