Гай Мэннеринг, или Астролог
Шрифт:
– Боже праведный!
– проговорил он.
– Стоит ли все мое богатство той муки, которую я испытал тогда, и тех страхов и ужасов, которые потом отравили мне жизнь! О, до чего мне хотелось бы покоиться в земле, как тот несчастный, и чтобы он стоял здесь, на моем месте, целый и невредимый! Но сожалеть обо всем уже поздно.
И вот, подавив в себе эти чувства, он пополз к пещере; эта пещера находилась так близко от места, где был обнаружен труп Кеннеди, что контрабандисты могли тогда, укрываясь в ней, слышать все разноречивые толки сбежавшихся на берег людей. Но входа в пещеру нигде не было видно. Здесь в скале было отверстие, узкое как лисья нора, заслоненное черной каменной глыбой, которая одновременно и делала его незаметным для глаз и служила опознавательным знаком для тех, кто здесь постоянно бывал. Проход между этим громадным камнем и горой был очень узок и к тому же засыпан песком и щебнем, так что даже самые тщательные поиски не обнаружили бы никаких признаков лазейки: для того чтобы попасть в пещеру, приходилось сначала разгрести все эти кучи песку
– Hagel und Donner, bist dn? [t41] .
– Чего это вы впотьмах сидите?
– Впотьмах? Der Deyvil! А где же свету взять?
– Вот, я принес, - сказал Глоссин, вытащил трут и кремень и зажег маленький фонарик.
– Огонь тоже разложить надо, потому что, hold niich der Deyvil, ich bin ganz gefrorne! [t42] .
– Здесь и в самом деле холодно, - сказал Глоссин, собрав обломки бочек и щепки, которые, должно быть, оставались в пещере с тех пор, как Хаттерайк был здесь в последний раз.
[t41]
Град и гром, это ты? (нем.).
[t42]
Черт побери, я совсем замерз! (нем, диал.).
– Холодно?.. Schneewasser und Hagel! [t43] .
Я только тем и жив, что из угла в угол хожу да вспоминаю, как весело нам тут когда-то было.
Костер меж тем разгорелся; Хаттерайк склонил над ним свое загорелое лицо и протянул к огню грубые, жилистые руки с такой жадностью, с какой голодный накидывается наведу. Пламя освещало дикие и мрачные черты его лица, а едкий дым, который он, иззябший до мозга костей, готов был глотать без конца, лишь бы немного согреться, клубился над его головой, а потом поднимался к неровному потолку и уходил из пещеры через скрытые наверху щели; через эти-то трещины и проникал сюда, должно быть, воздух в часы прилива, когда вход в пещеру бывал затоплен.
[t43]
Талый снег и град! (нем.).
– Я вам и завтрак принес, - сказал Глоссин, доставая кусок холодного мяса и флягу с водкой. Хаттерайк жадно выхватил из его рук флягу и приложил ее к губам. Глотнув из нее порядком, он восторженно воскликнул:
– Das schmeckt! [t44] . Эх, хорошо, все нутро прогревает! И он запел отрывок песенки на верхненемецком наречии:
– Saufen Bier und Brante wein,
Schmeissen alle die Fenstern ein;
Ich bin liederiich,
Du bist liederiich;
Sind wir nicht liederiich Leute a! [t44a]
[t44]
Это вкусно (нем.).
[t44a]
Разопьем вдвоем вино,/Вместе высадим окно;/Ведь пропойца я,/Ведь пропойца ты;/Мы пропойцы оба с тобой! (верхненем.).
– Вот это здорово, молодец, капитан!
– вскричал Глоссин и, подделываясь под тот же мотив, затянул;
– Нам вино в бокалы лейте,
Стекол в доме не жалейте.
Здесь трое было нас, удальцов,
Да, трое на всей земле.
Тебя не найдут, и спрятан я тут,
А Джек, тот висит в петле.
Так-то вот, друг милый, ну теперь вы, кажется, немножко ожили. Давайте-ка поговорим о нашем деле.
– О вашем деле, - сказал Хаттерайк, - с моим уже покончено, раз я из колодок вылез.
– Терпение, любезный, сейчас вы увидите, что интересы у нас общие.
Хаттерайк глухо кашлянул. Глоссин, помолчав, продолжал:
– Как же это вы мальчишку выпустили?
– А очень просто, Fluch und Blitzen! [t45] .
Я-то за ним не смотрел. Лейтенант Браун отвез его к своему родственнику, представителю торгового дома "Ванбест и Ванбрюгген", что в Мидлбурге, и наговорил ему разных разностей о том, что ребенка подобрали в
схватке с береговой охраной; тот и взял мальчишку к себе в услужение. Я его, видите ли, выпустил! Да будь я над ним хозяин, так этот заморыш в два счета бы у меня за борт вылетел![t45]
Проклятие! (нем.).
– Ну и что ж, выходит из него лакея сделали?
– Nein, nein, [t46] мальчуган пришелся старику по душе, и он дал ему свою фамилию, воспитал его, а потом отправил в Индию. Он бы, наверно, сюда его обратно спровадил, да племянник сказал ему, что если только этот молодец опять в Шотландии появится, так всей вольной торговле каюк.
– А как вы думаете, знает он что-нибудь насчет своего происхождения?
– Deyvil, откуда я знаю, что он теперь помнит?
– ответил Хаттерайк.
– Но тогда еще кое-что у него в памяти оставалось. Ему десять лет было, и вот они с другим таким же собачьим последышем из Англии сговорились украсть лодку с моего люгера, чтобы, как бы это сказать, на родину вернуться. Чтоб ему сдохнуть! Так вот, пока мы их нагнали, они уже до самого Дейрло успели добраться, а еще бы немного - и лодку бы потопили.
[t46]
Нет, нет (нем.).
– Хорошо, кабы потопили, да и сами туда же.
– И зол же я был тогда, Sapperment! [t47] .
Я его тогда в воду спустил, и, надо же, этот хитрый чертенок поплыл как утка. Так вот, я заставил его целую милю проплыть, а когда он уже пузыри пускать начал, тут я его и подобрал. Клянусь самим чертом, малый вам еще насолит теперь, раз уж он сюда явился. Когда этот бесенок еще под стол пешком ходил, с ним и то сладу не было.
– А как он из Индии вернулся?
– Почем я знаю? Компания обанкротилась, и нам в Милдбурге тоже от этого туго пришлось. И вот они меня послали поглядеть, не выйдет ли чего здесь, тут ведь старые знакомые оставались. Мы уверены были, что с тем уж совсем покончено и все забыто. И два рейса у меня прямо на славу вышли. А теперь вот эта собака Браун попал под пулю полковника и этим все дело испортил.
[t47]
Проклятие! (искаж, нем.).
– А вас почему с ним не было?
– Почему? Sapperment! Я ведь не из трусливого десятка. Только надо было далеко от моря уходить, а там кто-нибудь мог пронюхать, что я с ними.
– Да, это верно. Ну, а ребенок...
– А пошли вы, Dormer und Blitzen! Ребенок - это ваше дело, - ответил капитан.
– Но откуда вы все-таки знаете, что он здесь?
– Как откуда? Да Габриель его недавно в горах встретил.
– Габриель, кто это?
– Да тут одного цыганенка лет восемнадцать тому назад этому черту Притчарду на корвет в юнги отдали. Он-то нас и предупредил, что таможенные за нами охотятся; это было как раз в тот день, когда с Кеннеди рассчитались. Сказал, что это Кеннеди их на след навел. К тому же Кеннеди с цыганами-то ведь тоже повздорил. Ну так вот, этот парень прибыл в Индию на одном корабле с нашим мальчонкой и хорошо его в лицо знал, Sapperment, а тот его совсем не помнил. Габриель все-таки старался ему особенно на глаза не попадаться, он ведь как-никак служил на голландском судне и воевал против Англии, а сейчас оказался дезертиром, от Габриеля мы и узнали, что молодчик этот теперь тут; да нам-то на это плевать.
– Так, выходит, он действительно цел и невредим и сейчас здесь, в Шотландии. Скажите по дружбе, Хаттерайк, это правда?
– озабоченно спросил Глоссин.
– Wetter und Donner! [t48] . Да за кого вы меня принимаете?
"За кровопийцу, за проходимца без стыда и совести", - подумал Глоссин, но вместо ответа он громко спросил:
– А кто же это из вас стрелял в молодого Хейзлвуда?
– Sturmwetter! {Буря! (нем.).}.
– ответил капитан.
– Вы что думаете, мы с ума спятили? Ни один из нас этого бы делать не стал. Gott! [t49] . Нам и без этого досталось на орехи, после того как этому идиоту Брауну взбрело в голову на Вудберн нападать.
[t48]
Буря и гром! (нем.).
[t49]
Боже! (нем.).
– А мне говорили, - сказал Глоссин, - что в Хейзлвуда стрелял Браун.
– Только не наш лейтенант. Насчет этого уж будьте уверены, он еще накануне в сырой земле лежал. Tausend Deyvils! [t50] . Вы что думаете, он мог из могилы встать да еще в кого-то стрелять?
Глоссин начал понемногу что-то соображать.
– Вы, кажется, сказали, что тот юнец, как бишь он там у вас зовется, тоже носил фамилию Браун.
– Браун? Да, Ванбест Браун; старик Ванбест Браун из торгового дома "Ванбест и Ванбрюгген" дал ему свое имя.
[t50]
Тысяча чертей! (нем., диал.).