Газета День Литературы # 69 (2002 5)

Деня молча довёл меня до дома, сделал ручкой и пошёл обратно.

— Илья звонил, — сообщила мама. — И вообще, сколько можно? Ночь на дворе, а она ходит неизвестно где! Чтоб никаких Илей… Ильёв…

Я закрыла дверь в комнату, включила компьютер. Под его урчание набрала номер.

— Да? — ответил Ляпа.

— Звонил?

— Звонил.

— Я дома.

— Это хорошо. Звони как-нибудь. У нас в "Молоке" концерт скоро. Я тебя возьму.

— Ладно.

— Пока.

— Пока.

Я повесила трубку. Ну блин, Ляпа! Ну сколько можно быть такой мёртвой рыбой? Да за мной любой парень побежит, только посмотри на него подольше. А на Ляпу я смотрю-смотрю — и без толку. Сидит, курит, глаза отворачивает…

В наушниках радостно завопили: "Постоя-анно зажигать, никогда не отдыха-ать, веселиться, тусовать весь день, всю ночь бодриться. Много денег поднимать. Ещё больше пропивать, порошки употреблять и насмерть не упиться-а".

Это про Ляпу. Правда, он наркотой не увлекается, но пьёт, как конь, постоянно зажигает, не отдыхает, тусует весь день и всю ночь, когда случаются концерты. Он станет когда-нибудь знаменитым, а я буду гнуть пальцы, мол, это мой муж. Сначала он добивался меня по инету, слал письма каждый день с огромными буквами "СКУЧАЮ" и кучей восклицательных знаков. Теперь я в реале пытаюсь его расшевелить и дать понять, что хочу продолжения такого бурного начала отношений. Как Журавль и Цапля, блин… Он курит. И смотрит в сторону. Пьёт пиво. И смотрит в сторону. Играет на ударных, как чёрт. И всё время я для него как будто не существую. Зачем тогда просит звонить? Зачем возит меня и Волкову с Крэзом в Петергоф? Мы там здорово провели время, залезли во все запрещённые для купания фонтаны, и за нами даже хотел погнаться милиционер. А в последнем фонтане было скользко, и Ляпа взял меня за руку. Или я его. Не помню. И так мы стояли под прозрачными струями, сжав ладони друг друга, и всем вокруг было весело. Ляпины "иглы" потекли, и у него вся голова была в геле. Мы стояли и держались за руки, а Волкова никак не могла нас сфоткать. Наконец щёлкнула, мы пошли обратно, не отпуская рук. А потом всё. Отдельно. И до сих пор отдельно.

"…Сочинять одни хиты, чтоб понятно для братвы. Без залеча, без ботвы, без всякого-о отстоя-а. Никогда не унывать, ожиданья воплощать. Вот такая жизнь у рок-н-ролльного героя-а!.."

Деня сидел на скамейке, засунув руки в карманы. Я вышла и споткнулась о него глазами. Остановилась. — Привет, — радостно сказал он и подошёл. — Я вот решил проводить тебя докуда-нибудь.

— Ну, проводи, — пожала плечами я и поймала себя на мысли, что последнее время часто пожимаю плечами. Жизнь становится недоступной для моего стандартного понимания.

Деня проводил меня до метро, потом подумал и проводил до универа. По дороге рассказал множество интересных вещей. Итак, ему двадцать лет. Весной вернулся из армии. Служил в Таманской дивизии, был в Чечне, на его глазах моджахеды перестреляли всех его друзей, а он остался. И вот теперь работает охранником, но ему скучно в этом городе, вообще скучно "на гражданке". Девушка не дождалась его из армии и вышла замуж. В конце концов Деня пространно заметил, что надо бы поехать обратно в Чечню.

Я внутренне воспротивилась этому. Деня мне нравился. Не знаю, чем. У него был потрясающий пофигизм в глазах. Про таких говорят: "Не принимает близко к сердцу". Мне бы так.

Вечером ко мне зашла кипящая от негодования Волкова.

— Ты где была весь день, кегля? — гневно вопрошала она, устраиваясь у меня на кровати с бутылкой пива и включая телевизор. — Поставь мне "Симпсонов". Я тебе звонила-звонила сегодня.

— Мы гуляли.

— Кто это мы?

— Я и Деня. Я, представь себе, шла вчера от Ляпы и познакомилась с мальчиком. Он тут неподалёку живёт.

Волкова с нетерпением дослушала и тут же стала выкладывать подробности своего вчерашнего вечера, плавно переходящего в ночь и так же плавно — в утро.

— Денег у него — умотаться! Машина BMW. Всё время сюсюкал: "Ах, Лена, я просто на тебя насмотреться не могу!" Он мне стриптизёра купил за штуку! А потом мы к нему поехали, а Тарасова с его другом спала на полу, так как кровать одна, а я на кровати! А у него член — как бейсбольная бита! Во! Он меня на работку утром отвёз, телефон вытребовал.

— Приедет ещё?

— Не знаю, — легко ответила Волкова. — А твой Деня как? Прикольно целуется?

— Не знаю, не пробовала, — призналась я.

Волкова скептически поскребла щёку и заявила:

— Погнали уже гулять.

Стемнело. Мы направились было в кафе "Толстяк" — все такие разодетые, на каблуках, в общем, блеск — но на полпути нас окликнули:

— Стоять! Бояться!

Волкова недоумённо остановилась, уставившись на компанию неподалёку. К нам шёл улыбающийся Деня.

— Здравствуйте.

— Привет! — обрадовалась я.

— Привет, — холодно произнесла Волкова, всем своим видом показывая, что она достойна рукоплесканий, машины и цветов, а не приветствий "малолетки". Таковыми она считает всех молодых людей в возрасте до двадцати шести лет без машины.

Тем временем подошли все остальные: какие-то незнакомые мне мальчики, девушка с головой, похожей на яйцо, облепленное светлыми волосами, и Нигер. Тот самый, с цепью. Это, видимо, не входило в планы Волковой, так что весь оставшийся вечер она просуществовала с кислой миной.

Мы гуляли до "Озерков" и обратно, пили пиво, а потом пошли в парк за железнодорожным полотном. Разожгли костёр. Девушка пискливым голосом пела: "Это мир, здесь живу я. Здесь живёшь ты и наши друзья…" — и щипала гитару. К Волковой привязался невысокий плечистый Миша. Я сидела напротив них на скамейке. Деня взял гитару.

– …Что ж ты смотришь так пристально? Не твоя я теперь. За два года я встретила очень много парней…

Я встала и ушла за какой-то куст, так как пиво неудержимо рвалось наружу. Потом пошла обратно и увидела поодаль компании на берегу широкоштанинную фигуру. Фигура принадлежала Нигеру.

— Привет ещё раз, — чересчур весело сказала я, глядя на него пьяными глазами.

Не помню, каким образом всё случилось, но через минуту я была в Нигерских объятиях, он дышал мне в лицо, приоткрыв губы. Потом поцеловал. Крыша подождала чуток и съехала. Нигер оказался сильным, приятным на ощупь, как молодой конь. Наглость, смешанная с детскостью, хлынула на меня из его глаз и я, прощально булькнув, утонула в ней. Целовались мы с Нигером до тех пор, пока на нас не набрёл Миша, собравшийся пописать. Миша вежливо ойкнул и удалился. Мы с Нигером обалдело уставились друг на друга, потом пошли к костру.