Газета Завтра 217 (56 1998)

С 1971 года в “Науке и жизни” под рубрикой “Русское разнотравие” за десять лет Стрижев раскрыл еще один пласт народной культуры - знание о свойствах растений, об их пользе для человека, о великом природном равновесии, в котором всякой травинке найдется место. Каждая статья о том или ином растении создавалась как цельный очерк с особой формой повествования, не похожей на другие. Впоследствии очерки были собраны воедино и изданы отдельной книгой. Она стала первым в мировой литературе целостным научно-художественным произведением о растениях.

Крестьянин на одном языке говорит с Родиной. Его язык - сокровенный друг, истинная речь: в беде позовет он на помощь деревья и траву, большаки и ручьи, кликнет по-ихнему, и каждый кустик примет его, укроет от напасти. Природное слово - то, что зовется диалектом, - глубина, из которой черпает себя национальный язык. Именно таким, русским, - по заточке фраз, по нажиму пера - языком Стрижев написал свою автобиографическую повесть “Из малых лет. Хроника одной души”. Там - год его детской жизни в военную пору, в родном селе. Все - как было по-настоящему: и события, и речь людская. “Подхватишься с хлебушком на улицу, жуешь его, черствый, над горсточкой, и крошки ссыпаешь в рот. Гожо-то как стало, теперь попить из ведра - и можно задать стрекача на выгон. Там уж ребятня возле котла-колдобины кружком расселась, рассказывают наперебой былицы и сказки…”

Написана книга была в 1972 году, а издана только 19 лет спустя. Первыми читателями рукописи стали “вострые мыши”: Стрижев, преследуемый в то время за дружбу с Солженицыным, спрятал свой архив на даче, в сарае, - там он и пролежал кормом для мышей полтора десятка лет. Да и без Солженицына книга никак не вышла бы в то время: уж слишком отличалась правда, в ней рассказанная, от официальной. За правду даже описанные в “Хронике” сельчане на Стрижева не на шутку обиделись: не привыкли, хотели, чтоб подсочинил, подукрасил, чтоб как в “подтиражках” было. Но как можно врать на истинном языке?

Среди покинутых домов метель воет панихиду, наметает сугробы, заносит холодные стены, взвивается и вдруг упирается в человека, неподвижно стоящего, вскинувшего вверх руки. Он один в этом белом мире, он застыл, врос в землю под глубоким снегом, и лицо его - земляного цвета - он будто сроднился с ней кровеносными системами. У его рук высоко в небе сходятся облака и играют ветры, они сжаты в кулаки, и в каждой из них - по огромной белой туче, из которых идет снег. Человек схватил их и не отпускает - так он удерживает небосвод со всеми ангелами и звездами на нем, чтобы не оторвался он от нашей земли, не улетел прочь от нас в пустоту. Его лицо серо, а глаза закрыты: сквозь мрак и стужу он видит рай вокруг.

К нашей земле как привилось издавна православие, так ничем его и не заменишь. Как же иначе, раз вся природа русская Богом дышит? Все иное - завозное, антинациональное, “чужебесие”, которое замытарило человека. Последние десять лет Стрижев пишет почти исключительно на духовную тему: “Угодник Божий Серафим” - о Серафиме Саровском, “Святой праведник Иоанн Кронштадский - в воспоминаниях самовидцев”… От любования “престолом Божьим” он перешел к лицезрению Божьих людей - на сколько ступенек поднялся он по лестнице в небо?

Денис ТУКМАКОВ

Борис “УЖЕЛЬ СКАЗАТЬ НЕ МОЖЕТ РУССКИЙ СЛОВА?..”

[gif image]

ВОРОТА В КАНЕВ

Не как монарх,

что в жалком покаяньи

В Каноссу полз дорогою раба, -

Иду, не в кандалах,

в престольный Канев

Избавиться от рабского горба.

Пора стоит роскошная в природе,

Тарас и солнце - вместе на скале,

И в сердце вновь

казачья честь восходит

И преданность отеческой земле.

Тут падать ниц - обычаю угодно,

Но он грохочет, как пророк Илья:

“Учись ходить, в конце концов,

свободно.

Как человек. Вокруг - твоя земля!”

И я встаю, мордованный веками,

Но не убитый никаким мечом!

И отворяет мне ворота в Канев

Тарас державным,

золотым ключом!

МАРШ ПЯТОЙ КОЛОННЫ

Кто вы ныне, наши коммутанты,

Где нагрели новые места,

Шустро заменяя транспаранты

И знамен опасные цвета?

Говорят, у радикалов нервы

Не на месте, если ваш хурал

Громче их горланит “Ще не вмерла”,

Как вчера - “Интернационал”.

Говорят,

что в храмах бить поклоны

Так теперь горазды вы еси,

Как недавно били в них иконы,

Посылая дули в небеси.

Бдите ж, радикалы, в самом деле,

Если коммутанты к вам придут:

Нас они вчера продать сумели -

Завтра вас подавно продадут.

Помните, как в августе беспечно

В пару дней сменила эта рать

Место у звезды пятиконечной

На места в колонне номер пять.

И сейчас никто там не безумец:

Повернись история опять -

Сей момент заменят ваш трезубец

На места в колонне номер пять.

И желто-блакитный, и червонный,

Полюбуйтесь, как который год

Коммутантов пятая колонна

Продаваться весело идет!

И за них приветственные чары

Радостно готовые поднять,

Одобряют это янычары -

Спецрезерв

колонны номер пять!

Спелся этот хор объединенный…

Глянь,

желто-блакитный и червонный,

Как победным маршем

там и тут

Коммутанты всей своей колонной

В ногу с янычарами

сплоченно

Украину на торги ведут!

ШАРЖ Б. Н. Е.

Дождясь бесплодья гибельного часа,

Где все сгубила засуха-змея,

Ублюдок промальтийского закваса,

На грех и ужас

всех крещенных сразу,

Забрался

на державный трон всея…

В палатах древних

бродит он под мухой,

Средь казнокрадов и профур пера,

Надменный ростом

и убогий духом -

Бездарный шарж Нерона и Петра.

Когда ему, опухшему в той пуще,

Сам патриарх облобызал уста -

В своем гробу

перевернулся Пушкин,

Владимир-князь

не удержал креста.

Когда, проковылявши через паперть,

По храму он рогато проходил,

Отпрянула с иконы Божья Матерь,

Младенца от него загородив.