Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Газета Завтра 268 (3 1999)
Шрифт:

и на Москву глядел с горы Поклонной.

Окидывал ее — за частью часть,

оценивал глазами ювелира.

Москва манила, в синеве лучась...

И приказал Наполеон тотчас

войскам надеть парадные мундиры.

Страна соболья... Он недаром тут,

его

десница правосудьем будет,

Он ждал бояр... Вот-вот преподнесут

ключи Москвы на азиатском блюде.

Он ждал ключей. Европы властелин,

он вспоминал заносчиво начало —

как Рим сгибался, кланялся Берлин...

И сам, величественный, как пингвин,

на шпагу оперся... Москва молчала.

"Ах, русские, не понимаю их,

сдать город не умеют..." — И плечами

пожал герой и повелел в тот миг

из пушек дать три залпа холостых.

Лишь небо вздрогнуло.

Москва молчала.

А между тем вокруг свистал тальник,

из-за кустов, из желтизны распадин

следили остро — то рожон, как клык,

то клюв косы, то глаз ружья,

то штык,

то шилья вил, охотничьих рогатин.

Но двинулся к Москве он, волчья сыть,

к чужому в куполах и башнях дому,

не думая, что станет он просить

пардону вскоре,

что начнет знобить, —

не даст Кутузов кесарю пардону.

В глубоком небе плыли журавли,

по перелескам ополченцы шли...

Смерть правила теперь его походом!

В Европе, там, сгибаясь до земли,

ключи преподносили короли,

а тут — ключи хранились у народа.

ГЕРБ ГОРОДА

ПЕРЕМЫШЛЯ КАЛУЖСКОГО

Н.

Любимову

Река течет между двумя снопами,

снопами ржи, свой синий след стеля

через поля и через нашу память,

через ее магнитные поля.

Ни песни, ни приветствия не слышно,

и верится: вокруг даров земли

на миг все труженики Перемышля,

отстрадовав, забыться прилегли.

Сон сдержанного солнечного света,

и на природе сеть недужных мет,

на всем, на всем еще оттенки лета,

и в то же время — лета уже нет.

Испарина на вылинявших пожнях,

изрезанных ободьями подвод,

и испещрен отлетом

птиц тревожных

моей души стесненный небосвод.

Зато средь обнажающейся земи

счастливый герб

калужских милых мест,

в нем зрелость времени,

и жатвы бремя,

и признак хлебосолья и торжеств.

Искус сильнее душу жжет с годами,

жжет лютое желание труда,

как шнур бикфордов,

движет мысль горами...

Продлись, ожесточенная страда,

теки, река, между двумя снопами!

* * *

А. Макарову

Я возвратился к самому себе,

и чудится: крыльцо с навесом низким,

и дым отечества в печной трубе

блаженно пахнет

хлебом материнским;

сыпь ржавчины осела на скобе,

вздох, затаенное движенье двери...

Поделиться с друзьями: