Газета Завтра 280 (15 1999)

Сергей КАЛУГИН “NIGREDO” — ЧЕРНАЯ НОЧЬ ДУШИ

Имя Сергея Калугина стало известно широкой публике несколько лет назад, после выхода потрясающего альбома “Nigredo”, ставшего событием в музыкальном мире. Как было замечено в одной рецензий: во всем альбоме чувствуется дыхание средневековья, традиционной цивилизации, крепко связанной с миром сверхматериального.

КОРРЕСПОНДЕНТ. Nigredo — это первая стадия алхимического Великого Делания. С чем связано употребление алхимической символики и какие идеи ты вложил в данную запись?

Сергей КАЛУГИН. Название появилось в последнюю очередь. Все песни, кроме “Восхождения Черной Луны”, появились до моего знакомства с языком алхимии. Люди подобны, и схожие вещи проходят, не так важно — какой символический язык используют для обозначения той или иной ступени, в этом смысле можно говорить о “черной ночи души” католических мистиков или nigredo алхимиков. Nigredo — это преодоление первого порога на пути человека к Богу. Осознание человеком иллюзорности всех установок, которые ему даются в реальной жизни. Опыт очень сложный и трагический, неспроста ему в разных традициях даются такие названия, как “Спуск в колодец св. Патрика”, “Черная ночь души” или “Путешествие по дну ада”. Это момент столкновения человека с собственной ложью и момент преодоления этой лжи. Выжигание причин определенного рода поступков и действий и, собственно говоря, — это попытка преодолеть последствия грехопадения. Как правило, происходит таким образом, что сначала человеку как дар дается ощущение, что такое жизнь вне грехопадения, и теряет он этот дар очень быстро. Если человека, к примеру, посадить на велосипед и толкнуть в спину — он 5 м проедет и свалится, потому что не умеет ездить. В дальнейшем начинается очень мучительная работа по освоению этого велосипеда. Нужно просто иметь дело с очень неприятными вещами, с корнями смертных грехов в собственной душе. А для того, чтобы коснуться этих корней, нужно идти в ад. И либо человек идет туда сам, либо он летит кубарем. И в том, и в другой случае — это мучительный процесс, необходимый для каждого. Главное при этом избежать пленения. Поймать тебя могут только при условии, что спустился ниже, чем у тебя есть запас наверху. Условно говоря, есть + 15, не дай Бог спустился на -16. Тогда ты превратишься в собственное отражение и останешься там.

КОРР. Почему подобный опыт необходим каждому?

С.К. Настоящая жизнь — постоянное усилие. Право каждого — никуда не двигаться, стоять на месте. Но тогда происходит деградация. Как сказал один священнослужитель: “Когда не делаются лучше, становятся хуже”. Не мной первым подмечено, что нам навстречу со стороны Бога дует ветер, поэтому или мы идем вперед, прилагая усилия, находясь в непрерывном напряжении, или разлагаемся.

КОРР. Фактически ты говоришь о необходимости идти против ценностей, впитанных с молоком матери. Зачем?

С.К. То, что заимствовано, — предаст в какой-то момент. То, что ты не осмысленно в себя принял — ты должен сделать своим. Человек растет и с ранним возрастом в него закладывается система ценностей. В случае традиционной цивилизации — это очень хорошо работающая система. Возникает феномен родовой чести. Когда ребенок родился и с детства осознает стоящий за ним шлейф предков — он не может поступать так, чтобы осквернить честь рода. Но подобное сохраняется только в рамках общества, где дух в центре, где сохраняется правильная иерархия. Сейчас у нас каждый начинает с нуля. Нет государя, аристократии, фактически нет нации.

КОРР. Какое общество для тебя приближено к идеалу?

С.К. Здесь, скорее, надо говорить о Царстве Божием на земле. Это те моменты, когда традиционное общество максимально приближалось к этому. Для меня есть три примера — Кордовский халифат, Царство царя Ашоки, Киевская Русь. Красивые соединения противоположностей, приближение общества к церкви. В царстве Кесаря многие противоположные вещи рождают противостояние между людьми. В церкви естественным образом соединяются выборность и монархия, демократия и жесткая иерархия, долг и свобода. Церковь — неким образом попытка воссоздания догрехопаденческого общества. Киевская Русь же — очень красивая, мощная и гордая цивилизация. Киев по размерам и развитию превосходил все современные ему города Западной Европы. Вся аристократия была начитана в философии, святоотеческой литературе. Почитайте “Поучение” Владимира Мономаха — святой человек писал; контраст между тем, что было, и что есть, по этому письму четко отслеживается. В ХХ веке было несколько попыток воссоздания традиционной цивилизации, которые, как известно, провалились. В Италии произошло обожествление государства, в Германии — расы, что есть мерзость перед Богом, ибо обожествление чего-либо — идолопоклонничество.

КОРР. Тебе не кажется, что Октябрь 1917 г. был своего рода консервативной революцией в России, вернув часть пропорций Святой Руси.

С.К. Подобные идеи становятся следствием привычки, свойственной нашей правой интеллектуальной элите. То, что сегодня является ее врагами, вскоре будет осознано, как нечто идеальное, к чему следует стремиться. Нельзя считать, что любая горка — традиционное общество. В Америке тоже есть горка. Можно спорить, кто ее вершина — президент или Рабинович, сидящий в лавке и дергающий за нитки, не в этом суть. Формальная идентичность — не главное, вещи надо пробовать на вкус. Получилась Империя примерно в тех же границах, что и раньше. Мощная, но бесчеловечная. Я далек от американского взгляда — жизнь — высшая ценность. Честь выше и любовь к Богу выше. Но сам момент бесчеловечности — показатель, что далеко не все было хорошо.

Хотя в 1991 году я защищал ГКЧП. Один-единственный на всю Москву приехал к Кремлю и тупо ходил вокруг. Почему? Наверное, в силу свойственной правым гуманности. Мне было жаль людей, которые погибнут в межрегиональных конфликтах. Из 1991 года я четко видел 1993 и прочее. Надо было сохранить Империю как средство, чтобы люди не перегрызли друг другу глотки.

КОРР. Как ты относишься к религиозному возрождению, которое, в чем нас убеждают, сейчас происходит?

С.К. Это не религиозное возрождение, а национальный позор. То, что нам дается под видом аутентичного Православия, есть попытка воссоздания синодального, порабощенного государством, Православия прошлого века. Оно появилось в результате победы в XVIII веке протестантствующих богословов. Основы подобного извращения были заложены Петром, упразднившим Патриаршество. Нормальное богословствование стало возможным в виде некоей маргиналии. А духовный вакуум заполнили богословы, ориентирующиеся на протестантизм. Сейчас насаждается атмосфера полного духовного порабощения, отсутствие свободы мысли, чувства, что является необходимым стержнем Православия. “Где Дух Господень — там свобода”, — говорил Апостол.

Налицо странный конгломерат языческих верований, магизма и совершенно тупого, слащавого морализаторства, против которого в Европе восставал Ницше. И проводится все это теми, кто никогда в жизни не пойдет с сыном на гору, чтобы принести его в жертву.

КОРР. В каком отношении должен находиться художник с обществом. Нужен ли сегодня отказ от него, или по-прежнему актуальна линия футуристов, сюрреалистов — атака на социум?

С.К. Во все времена актуальна одна позиция — служение Богу. Есть этот неподвижный стержень. Общество может подставляться разными боками — то обнимать, то наскакивать, то пытаться уничтожить. Если оно застыло, на него происходит нападение. Сейчас оно игнорирует и давит, пытается организовать заговор молчания. Ну и пусть — Христос и “Сим победиши!” Мой путь — восстание любви.

Записали Олег ПУЛЕМЕТОВ и Андрей СМИРНОВ

ОБОЗРЕВАТЕЛЬ НАДО СЛУШАТЬ

ДЕЛЬФИН “Не в фокусе” ’97 (Элиас)

Решив не замыкаться на традиционных рок- и метал-направлениях, сегодня мы уделили внимание радикальному проявлению в hip-hop культуре. Им стал экс-вокалист известной в прошлом группы “Мальчишник” — Дельфин, сольный проект которого оказался очень интересным. Основное внимание при прослушивании “Не в фокусе” стоит уделить текстам, они полностью отличаются от былых эротических экзерсисов, за которые наша молодежь очень любила “Мальчишник” (осталась, может быть, лишь некоторая циничность по отношению к нынешнему поколению). Чем же его новые песни примечательны? Во-первых, в полном масштабе раскрываются эстетика боя, схватки, даже войны (“Собачий бой”, “Война”):

Он говорит, что видел смерть,

И что сам ею был.

Он говорит, что до сих пор

Ничего не забыл.

Ты посмотри ему в глаза,

В них только выстрелов дым,

Пока он жив,

Его война будет с ним.