Газета Завтра 775 (39 2008)

Последняя выставка в "Гараже" говорит о том, что престарелый рисовальщик готов рухнуть в соцреализм без берегов, а нехитрые постмодернистские приемы подачи материала, супрематические рамки и прочее только камуфлируют искреннюю тягу к давным-давно потерянной целостности.

Художник Илья Кабаков, режиссер Алексей Герман принадлежат к поколению "обидевшихся". Мессианский порыв, всосанный ими в детстве как материнское млеко, был осмеян и попран на ХХ съезде. Они ранние сироты Иосифа Сталина, с деткой страстью возненавидели бросившего их в мировой пустыне, на перекрестке дорог, мудрого отца. И посему с неуклонностью и постоянством они обречены, как призраки, возвращаться в исчезнувший мир коммуналок и великих строек.

Кто-то возразит мне: "Кабаков-де успешно продолжает паразитировать на давно забытом советском быте. Собака сдохла, а вши еще бодро прыгают в густой шерсти содранной шкуры…"

Может, это так и есть! В конце концов функционирование системы так называемого Международного современного искусства все больше напоминает игру на бирже, в основе которой — спекуляция дутыми активами.

Галерея "Гараж" создана на деньги Дарьи Жуковой — состоятельной подруги пресловутого Романа Абрамовича.

А создание нового Центра современного искусства может оказаться частью крупного надувательского проекта по взращиванию в России рыночной атмосферы, необходимого для продаж здесь западного современного искусства. Ведь именно Абрамович сделал чуть ли не самую дорогую в истории современного искусства покупку, купив за сто миллионов долларов работы абстракциониста Фрэнсиса Бэкона и сюрреалиста Люсьена Фрейда.

Настораживает и сугубо временный характер основанной наспех галереи. Ведь здание Бахметьевского гаража передано на 49 лет в аренду Федерации еврейских общин, а в 2010 году здесь запланировано создание самого большого в Европе музея Холокоста.

Да, Илья Кабаков, Иосиф Бакштейн, Роман Абрамович — как это мало сообразуется с памятью великих мастеров Мельникова и Шухова!

Но таков сегодняшний, постсоветский этап истории. Впрочем, нынче в культуре и в политике все меньше специфически постсоветского. Разложившийся на плесень и липовый мед советский миф прорастает в совершенно новых неузнанных формах. И это Новое, произрастающее на богатом торфе сожженных эпох, явочным порядком засвидетельствует себя, скинув с пьедестала нищих духом идолов постсоветизма.

Да, жить на свалке истории для кого-то — самое милое дело! Для некоторых — просто заработок. А кто-то черпает в этом постмодернистский пафос или ищет психологической отдушины… На прошлом паразитируют политические ростовщики, коллекционеры-старьевщики, мародеры всех мастей. Прошлое, как брошенный дом, притягивает безродных собак и бездомных стариков, скучающих миллиардеров и пресыщенных антикваров.

Таким вот брошенным домом был до сей поры шедевр позднего конструктивизма, огромный по объёму, исполненный дыханием иного неба — автобусный гараж на улице Образцова.

Евгений Дмитриев КАДРИЛЬ МОЯ, КРЕМЛЁВСКАЯ!..

Наша вертикаль власти не устремляется в небо, но всё же понимает, что её основы — отнюдь не в "среднем классе" и не в толще "офисного планктона", а гораздо ниже. В среде производственных рабочих. Да, именно строители, мастеровые, горные инженеры и работники оборонных НИИ суть микробиологический состав той почвы, на которую опирается пресловутая "ось" власти. Благо, что это понято чиновником.

Еще большее благо — то, что чиновник готов транслировать своё понимание ниже.

Итак. День города начался для многих уже 5 сентября. Когда Департамент семейной и молодёжной политики Москвы пригласил на "посиделки" в Кремлёвский дворец не неких "ударников капиталистического труда", а простых граждан, избранных по единственному признаку: наличию чад и домочадцев. Год-то у нас какой? — верно, семьи. Поэтому и собрались в бывший Дворец съездов, говоря шершавым языком пресс-релиза, представители различных категорий граждан, в том числе из семей малообеспеченных, многодетных, нуждающихся в поддержке государства. Всего более пяти с половиной тысяч горожан. Во главе с Первой Дамой России — Светланой Медведевой, не пустить которую в зал только по причине её семейной высокобюджетности было бы несправедливо.

Я не ёрничаю. То, что произошло, выходит за пределы акции "Суп Для Бедных Детей" (см. одноименный рассказ Я.Гашека). Выступивший для собравшихся танцевальный ансамбль Игоря Моисеева не выглядел "шубой с барского плеча", ибо на барской шубе даже пуговиц таких нет!

Нет, выступление ансамбля было знаком того, что власть намерена говорить с народом не только в терминах эстетики фабрично-заводской кадрили, но и в рамках рабочей этики позднесоветского периода.

Умеющему читать знаки времени должно быть ясно, какая "пуговица" примеривается к "шубе". Манера общения рабочего класса внутри себя испытывается в качестве универсального языка для связи внутри всей общности "российский народ", которая сейчас рискует "исторически сложиться". Ну, или мужи государственные, наконец-то, озаботились тем, что "складывать" её пора бы.

Ансамбль Моисеева здесь лучше всех. Во-первых, его участники обладают высочайшей степенью профессионализма, их верность ремеслу идеально соответствует этике квалифицированного рабочего.

Во-вторых, вненародность хореографии Игоря Александровича того свойства, что каждый представитель любого из народов бывшего СССР легко находил в его танцах что-то своё. Это "что-то" и есть перенос народной танцевальности на индустриальную почву. Это "что-то" — танец вчерашнего крестьянина, земледельца или пастуха, приехавшего в город и пошедшего работать на завод. Кадриль.

В-третьих, Игорь Моисеев, кажется, прекрасно понимал, что рабочий "фигурами" кадрили склонен "коммутировать" и с властью. Хоть тебе технической, хоть политической. И главное — хореограф чётко сознавал, что именно этот способ жить и танцевать отвечал условиям времени и места советской истории эпохи героизма и далее.

Следовательно, классические номера Моисеева, которые увидели кремлёвские зрители, больше чем просто зрелище. Они — указание на поиск нового стиля жизни страны, задумывающейся не только о разработке недр, но и мыслящей о технологиях. Промышленных и не только. Танцы Моисеева — выкликание средствами хореографии великой эпохи, обращение к Духу Трудового Подвига. Они — "подпись" государственно мыслящих "верхушек табели о рангах" под документом, провозглашающим готовность их сотрудничества со стихией "творческих масс" в терминах национального единства и рамках проекта нового общего дела.

Поворот от "топ-менеджеров" к "народным комиссарам" — штука серьёзная. Неявная отсылка к идее "народа-семьи", приходящей на смену "семье народов", — вообще едва ли не "самое" из арсенала смутных интуиций власти, предлагаемых на зуб пиар-акторов. Нам говорят языком номеров Моисеева, что мы снова можем быть вместе. И мы верим.

Мы хотим в это верить, ибо раздельно больше нельзя. К тому же, мы помним, что эстетика Моисеевских поисков отражала и героический нерв Страны Советов эпохи от 30-х до 50-х, а не только сибаритскую расслабленность стареющего "послеоттепельного" СССР.