Газлайтер. Том 17
Шрифт:
— А почему вообще такая мысль возникла? — отвечаю, деланно удивляясь.
Владислав вздыхает, покачав головой.
— Не собираюсь тебя допрашивать, но, Данила, всё же имей совесть — это ведь мой племянник и Бориса тоже, хотя и не самый любимый, мягко говоря. Мы друг друга поняли?
— Ещё как, Владислав Владимирович, — пожимаю плечами.
Он, кажется, принимает это, и, помедлив, переходит к делу:— Значит, ты приехал, чтобы узнать о своём деде?
— Верно, — киваю. — Как он умер?
Владислав опускает взгляд, словно собираясь с мыслями, и начинает говорить, его голос звучит
— Царь дал добро. Да и я тоже думаю, что тебе пора узнать правду о Михаиле Филинове, твоём деде. Его судьба… сложилась трагически. Его поглотил Король Теней. Демон. — Он выдерживает паузу, видимо, подбирая слова, прежде чем продолжить. — В тот роковой день царские войска окружили усадьбу Филиновых и взяли её в осаду. Неизвестно как бы всё сложилось, Царь сам готовился вступить в битву. Ясно одно — Михаил…или вернее, Король Теней был уверен, что сдюжит. Да вот только удар пришёл с неожиданной стороны — для нас и тем более для Михаила. Его так вовремя предал боярин Соловьёв, старый друг Филиновых. Ударил артефактным клинком прямо в спину. И после этого… всё и закончилось.
Я обдумываю услышанное. Картина той роковой ночи всплывает перед глазами — осада, предательство, последний бой. Ах да, и, конечно, друг, вонзающий нож в спину. Классика жанра. Будто сам становлюсь свидетелем этой драмы — почти как в дешёвом романе, где до финала все оказываются врагами. Странно, но о боярине Соловьеве я до сих пор и не слышал.
— А кто такая Чёрная Сука? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал невозмутимо.
Владислав качает головой.
— Это сестра Соловьёва, — говорит он, подбирая слова. — Михаил лишил её человечности и превратил в Демона. Но потом она пропала. С тех пор её никто не видел.
Мда, дела… Неудивительно, что боярин в итоге предал Михаила. За нашу Катю я бы и на большее пошёл. Но почему же Соловьёв спохватился так поздно? Доверился демону? Поддался его обманным речам? А потом вдруг прозрел? Или просто втирался в доверие всё время?
Мы заканчиваем разговор, и Владислав куда-то уходит, оставляя меня в салоне. Вербицкий, сверкая глазами, отправляется домой — вероятно, первым делом сдирать моё «творение» со своего лба. Глядя ему вслед, едва удерживаюсь от самодовольной усмешки. Ну, как минимум, он надолго запомнит этот вечер.
Жду возвращения Владислава и за это время успеваю сыграть несколько партий в бильярд с Муромцевым. Поддаюсь бывшему царскому однокашнику в двух из трёх — мне несложно, но вижу, что его это искренне радует. Похоже, он гордится собой за удачные удары, и к концу игры даже приглашает меня снова заглянуть в «Ратарь».
Когда Владислав наконец возвращается, то, узнав о приглашении Муромцева, одаривает меня тяжёлым взглядом и лишь вздыхает, как человек, который уже всё понял и, похоже, решил оставить шутку с Вербицким в прошлом. Как говорится, не пойман — не вор.
Дома меня встречает Лакомка, бодрая и настороженно-радостная, словно даже не ложилась, несмотря на то, что время давно перевалило за полночь. Альва стоит в холле, сложив руки на груди, и, приподняв бровь, смотрит с любопытством.
— Ну, как всё прошло, мелиндо? — её голос полон ожидания и, кажется, легкого беспокойства.
Я усмехаюсь, снимая плащ и делая
вид, что ничего необычного не произошло.— Да ничего особенного: поиграл в бильярд с Секретарём Совбеза, да и… немного развлёкся живописью с племянником Царя.
Лакомка прищуривается, и в её взгляде мелькает подозрение.
— И что, всё прошло без твоих шуток?
Я изображаю полное недоумение и непробиваемое невинное лицо.
— Шуток? О чём ты вообще? Меня даже снова пригласили в «Ратарь».
Лакомка довольно улыбается, её глаза озорно блестят. Она берёт меня за руку и начинает тянуть в спальню.
Ну вот: только избежал западни Светки, как предстоит проверка на прочность другой блондинкой.
Внезапно мне приходит в голову мысль, и, окинув альву взглядом, спрашиваю, как бы между прочим:
— Слушай, у нас дома случайно не завалялся кокошник?
Лакомка приподнимает бровь, слегка удивлённо.
— Кажется, в моем гардеробе лежал. А тебе зачем?
— Да просто подумал… — отзываюсь и добавляю с усмешкой: — а примерь-ка, а?
Где-то в глуши, Россия
Демонесса по имени Черная Сука сидит в склепе, окутанная мраком и зловонными потёками слизи, стекающими по стенам. Каждое мгновение раздается неприятный звук, словно кто-то шевелится в густой жиже, которая покрывает пол.
Внезапно тишину нарушает хлопок крыльев. Прилетает голубь — проклятый, с изменённой формой, обезображенный. Он приземляется на ближайший каменный гроб, его перья переплетены с черными нитями тьмы, а глаза блестят, как угли. Демонесса, с интересом наблюдая за птицей, наклоняется, её когтистые пальцы касаются его головы.
Прикосновение вызывает у голубя дрожь. Чёрная Сука сканирует его мысли, погружаясь в его разум, как в поток тёмной воды. Каждая мыслеформа, каждый образ, связанный с потомком Филиновых, словно искры, вспыхивают перед ней. Она находит фрагменты воспоминаний о том, как он проводит время в загородном клубе с высшими чиновниками Царства. Её глаза сверкают, как острые лезвия, когда она извлекает важные детали: встречи, разговоры, отголоски бесед.
С каждым мгновением она жадно впитывает эти обрывки информации, используя их как кусочки мозаики, чтобы построить более полное представление о его жизни.
Она усмехается, когда осознаёт, что в этой игре у неё есть преимущество.
На следующий день я с жёнами и сестрой отправляюсь на турнир на арене «Ходынка». Это финал, и волнение витает в воздухе. Все трое моих вассалов — Дятел, Студень и Гереса — добились успеха и вышли на решающие схватки, и я горжусь их достижениями.
Светка в машине с азартом восклицает:
— Будет мясо! Гереса точно порвёт своего противника на куски!
Камила, поправляя застёжку на своей сложной прическе, строго замечает:
— Это не турнир насмерть. Не обязательно убивать, даже наоборот — это излишне.
Светка недовольно скрещивает руки на корсете платья:
— Что за фигня?! Я хочу крови!
Лена, смотря в окно, добавляет:
— Мы давно не выбирались на Ту Сторону, вот Светик и такая кровожадная.
Я бросаю на них взгляд и усмехаюсь: