Где-то есть ты…
Шрифт:
– По х..! – крикнула я и рассмеялась.
– Громче!
– По х..! – И бросилась к нему на шею.
– Вот умница! – обрадовался Митя, – вставай, сейчас покурим, а потом пойдём ужинать под коньячок.
– А мне можно тоже одну сигареточку? – Улыбнулась я и стыдливо втянула шею.
– Тебе? – Он обернулся, смерил меня хмурым взглядом, потом смягчился и протянул мне одну. – Только учти, что это не выход, хорошо? Топить горе в слезах, выпивке и сигаретах. Первый и последний раз!
– Конечно-конечно! – Захлопала я в ладоши, схватила сигарету и проследовала вслед за ним на балкон.
Спустя несколько минут в квартиру
Раздевшись, она пояснила, что находится на грани нервного срыва. Чтобы заглушить тоску по Владу, Мила в последние дни с головой окунулась в работу, но продолжала постоянно думать о нём. А сегодня она встретила Женю, пять минут поговорила с ним и пришла к выводу, что он ограниченный самодовольный козёл. Тогда она пожалела обо всём, что наделала, и решила повидать Влада, но стыдилась позвонить. А тут ещё я с такими новостями!
Всё это она выпалила на одном дыхании и принялась грызть ногти. Митя усадил нас за стол, не забыв и Милке прочитать свою лекцию о великом учении. Я же, в свою очередь, посоветовала ей ещё раз хорошенько всё обдумать. Выпив коньячку, мы уже через пятнадцать минут все дружно смеялись. Мне стало чуточку легче, хотя на душе по-прежнему скребли кошки.
Митя притащил из комнаты гитару, встал передо мной на одно колено и затянул «Луч солнца золотого». Я была тронута и даже подумала с сожалением, что зря не влюбилась в такого романтика, как он. Мы с Милой никак не могли понять, почему Митя никогда не поёт таких песен и не устраивает сюрпризов девушкам, с которыми встречается. А он всегда отвечал нам, что просто спит с ними, а это – не повод носить женщину на руках. Вот такая мужская логика…
На втором куплете мы уже начали громко подпевать чудесной серенаде, и даже Мартин, сидя у моих ног, поскуливал в такт. Допев, мы поаплодировали друг другу и выпили ещё по рюмочке. Меня уже прилично развезло – ведь за целый день я не съела ни кусочка. Но тосты продолжались до тех пор, пока в дверь не позвонили.
Митя вышел в коридор и открыл дверь. Вытянув шеи, мы с Милой заметили, что на пороге стоит Саша. Я ужасно занервничала.
Из прихожей доносился его шёпот, похоже, что он не решался войти.
– Лёгок на помине, – тихо произнесла Мила.
– Пусть проходит и присоединяется, – громко крикнула я, нервно рассмеявшись, – это же мой лучший друг!
Саша вошёл и снял обувь. Митя посмотрел на меня извиняющимся взглядом и пожал плечами. Жестом я дала ему понять, что всё будет в порядке, я смогу за себя постоять. В моей душе родилось желание уничтожить Сашу, закидать едкими замечаниями, сделать вид, что он мне абсолютно безразличен. Мила же скептически нахмурила брови.
– Здравствуйте, Александр Владимирович, – я подвинула ему стул, – добро пожаловать за наш скромный стол!
– Привет, – его лицо выглядело жалобным, он посмотрел на меня с невыразимой тоской и присел, – что празднуете?
– День освобождения! – Я налила полную рюмку и подвинула ближе к нему.
– Понятно, – он опустил глаза, – за что пьём?
– За то, – я посмотрела на него и широко улыбнулась, – что в полку друзей прибыло! Ура!
Все молча выпили. Я отодвинула стул, включила музыку погромче и пошла на балкон. Внутри бушевала такая ярость, что я способна была разорвать его на части, если не уйду. Лучше бы нам нигде больше не пересекаться!
– Ты куда? – спросила Мила.
– Покурить! – бросила я и хлопнула дверью балкона.
На улице уже было темно.
Стоя на свежем воздухе, я ругала себя за то, что не смогла осуществить задуманное, а сразу выплеснула все чувства наружу. И зачем только я его встретила? И почему я так плохо разбираюсь в людях?!– Ева, – услышала я за своей спиной.
Я натянула уверенную улыбку и обернулась.
Только сейчас я заметила, какое у Саши измученное бледное лицо. Глаза его выдавали усталость и напряжение, причиной которого была я. Он вошёл, прикрыв за собой дверь, и посмотрел в мои глаза. На меня обрушились воспоминания о нашей последней ночи, о том, как близки мы были, каким нежным он был со мной. Мой Саша…
Не верилось, что случившееся сегодня между нами действительно произошло. У него был тот же любящий взгляд, полный обожания. У меня так пересохло в горле, что невозможно было даже сглотнуть.
В едином порыве мы соединили губы в поцелуе. Он обнимал меня так, будто боялся отпустить. Наконец Саша оторвался от меня и, тяжело дыша, произнёс:
– Я не знаю, что это, но всё время думаю о тебе. Меня так к тебе тянет, я не могу сопротивляться!
– Но я же твой друг…
– Моя голова сейчас лопнет от всего этого! – И он снова привлёк меня к себе.
«Будь что будет», – подумала я, целуя его. Так хотелось быть с ним, и неважно, каким путём. Быть ему другом или ещё кем-то, лишь бы эти родные руки обнимали меня сегодня. Я чувствовала себя пустой, безвольной, слабой, растоптанной, но ничего не могла поделать. Только его объятия приносили мне счастье и облегчение, дарили наслаждение и чувство полёта. В этот момент я почувствовала, что готова простить этому человеку всё, даже унижение, готова терпеть многое, только бы быть рядом.
Скольких же мужчин я бросила! Скольких отвергла! Моя гордость не позволяла мне даже разговаривать с единожды провинившимися, а где же она сейчас?! У меня даже не было сил оттолкнуть его и убежать, я тешила себя надеждой, что всё наладится, ведь именно меня ему было суждено полюбить. Шестое чувство подсказывало, что от этого порыва всё будет ещё только хуже, ведь я сама всегда говорила: «Если дать мужчине наступить на себя, он будет топтать тебя всю жизнь». Но мой разум проигрывал в битве с сердцем, и так всегда бывает, когда любишь по-настоящему.
Когда мы вышли с балкона, Митя с Милой обрадовались тому, что мы помирились. А я не решилась сразу рассказать подруге о том, что это не так. Стыдно было признаться, что никакого разговора даже не было, что всё повисло в воздухе. Как я ей могла сознаться, что ситуация только усложнилась? Сказать, что я – безвольная тряпка, мне тоже не хватило сил. Не хватило бы моего ума и на то, чтобы предположить, какие отношения будут у нас с Сашей дальше. Ясно только, что такие, какие удобны ему. А для меня наверняка сложные и неопределённые.
Мы пили, смеялись, веселились вчетвером. Сердце моё пело и радостно тянулось к нему, но в душе навсегда поселилась такая тоска, которую понять под силу только брошенным и одиноким.
Друзья заливисто хохотали, когда мы с Сашкой смешили их. Позже, уединившись, мы с ним потешались сами над собой. Я увидела его трусы с Чебурашкой и упала с кровати от смеха. На крики и звуки падающих тел прибежали наши друзья, которые, душевно беседуя, параллельно смотрели телевизор, и застали меня лежащей на полу в простыне, вытирающеи слезы от смеха, и хохочущего Сашку, прикрывающего от них свои весёлые трусы. Они ещё долго, недоумевая, пытались понять, что же нас так насмешило, потом плюнули и ушли обратно, оставив нас наедине.