Где ты, маленький "Птиль"

Моро, по виду вождь, что-то спросил у меня, но я покачал головой, снял рюкзак и достал «плеер» (видно, я все же был очень растерян, так как первым делом следовало позвонить папе…). Тргда моро повторил свой вопрос:

— Кто ты? Ты не моро, не политор, раз у тебя нет третьего глаза, не гелл. Кто ты?

— Я — Митя, — сказал я. — Так меня зовут, я с Земли. — Кто это — Земля?

— Это такой огромный шар в воздухе, вроде Политории.

— Никогда не слышал о такой, — сказал вождь.

— Но что такие бывают, вы знаете, — сказал я. — Вы — моро, и сами когда-то прилетели сюда, ведь так?

— Откуда тебе это известно? — спросил вождь. Я снова полез в рюкзак, достал большой нож в ножнах и протянул ему.

Вождь взял нож, несколько секунд смотрел на ножны, потом сказал:

— Это нож Малигата.

— Да, — сказал я. — Он подарил его мне.

— Это ты убил под водой криспу? — спросил он.

Я кивнул, все заулыбались, и он тоже. После он положил мне руку на плечо (я же постеснялся) и сказал:

— Позволь считать тебя нашим другом. Я вождь и меня зовут Тульпа-ган. Положи и ты мне на плечо руку.

Я так и сделал, и тут в моем рюкзаке заверещал коммуникатор. Я бросился к рюкзаку, достал его — это был папа.

— Что с тобой?! — закричал он. — Я ору, ору, ору… Я засмеялся:

— Я, пап, в плену у моро. Порядок. Скоро вернусь.

— Я же чуть не помер со страху. Ир-фа пошел за тобой. И в этот момент откуда-то сверху буквально пал передо мной маленький гелл, маленький ростом, но взрослый.

— Вы… откуда? — удивленно спросил я. — С рудника?

— Нет, — сказал он. — Я с той стороны моря.

— Вы… знаете а, Тула? — зачем-то спросил я.

— Я от него, — сказал гелл.

— Вы — Алург, да? — сказал я, видя к тому же, что он необычный гелл, слегка замкнутый и суровый.

— Да, — сказал он. — Я Алург. А ты — Митя, да?

— Ага — сказал я — Митя. Друг Латора. Мы с вами виделись. Маленький Алург обнял меня и сказал:

— Я прибыл недавно, мне нужно повидать геллов, которые бросили рудник…

Кто-то за моей спиной что-то громко сказал на моро, они подняли руки, я обернулся и увидел с поднятой рукой Ир-фа. И он, и моро были, по всему видно, рады этой встрече. Ир-фа отказался от угощения, очень извиняясь при этом и сказав, что две женщины и «его вот отец» остались одни на реке, надо идти, да к тому же сразу отправиться в свой лагерь на берегу реки возле моря: скоро прилетит уль Орик.

— Как вы добрались сюда, Алург? — спросил Ир-фа.

— Воздухом. Ночью, — сказал Алург. — Это идея а, Тула.

— Это опасно. Много кораблей над морем?

— Не очень. И все идут низко. Я летел по границе с разреженным воздухом, очень высоко. Мой прилет — задание а, Тула. Вы идите к своим — я прилечу в ваш лагерь позже.

Ир-фа и я распрощались с моро, и Ир-фа через лес вывел меня к речке, а по ней мы уже дошли и до нашей реки. После все вместе — до лагеря. Вскоре вернулся Орик. Он оглядел нас всех с сияющим лицом и сказал:

— Я надеюсь, Алург уже здесь.

— Нет, — сказал я. — Но мы с Ир-фа его видели.

— Это как это?!

— Да я побывал в плену у моро, — смеясь, сказал я.

— Думаю, я свяжусь с Горгонерром по поводу вашей с ним встречи. Закажу кое-кому камеру с рентгенопленкой. И еще… — Его глаза как-то весело и яростно блеснули. — Я нашел место передатчика! (Мы обмерли.) Да, да, с помощью вашего сигнализатора! В версии Горгонерру будет сказано об ослаблении поля передатчика и раскрепощении геллов, ушедших со всеми к повстанцам, а не взрыв на шахте. О взрыве я сообщу потом.

У всех у нас были немного растерянные и сияющие лица.

— Допустимо, что на ремонт передатчика он пошлет именно тех двух ученых. Можно их выследить.

— Пора ее вырубить — эту машину-передатчик! — сказала Пилли.

— Пилли права, — сказал Орик. — Вряд ли цепь передатчиков по всей Политории тянется от одной к другой. Так выбьем хотя бы участок, «луч»!

— Если машина не действует на политоров, но действует на геллов, надо было, вероятно, изучить на аппаратуре же восприятие их психомышечной конституции и создать маленького механического гелла. Уж место машины или передатчиков вы бы отыскали легко, — сказал я Пилли.

— Все верно, — сказала Пилли. — Но ты и представить себе не можешь, что такое производство сложных устройств на Политории. На этих производствах жесточайший контроль глаз и машин над учеными. А те ученые, ну, как я, которые работают, так сказать, на дому, в своих лабораториях… О, это другая аппаратура, выданная под официальную клятву каждого с подписью. Нас, одиночек, проверяют раз в десять дней. Мы не имеем права хранить никакого инструмента, способного что-либо изготовить, материалы. Это общее и тяжкое положение нас как бы оглупило, отупели мы.

Я слушал Пилли какой-то подавленный, по сути дела это была исповедь, жалоба на невозможность помочь геллам.

— Вон, летит Алург! — вдруг весело крикнула Пилли.

Алург подлетел к нам и опустился на землю с неожиданно веселым и счастливым лицом. Он сразу же обнял папу и положил на секунду голову ему на грудь. По цепочке Орик — а, Тул он слышал, вероятно, и о папиных идеях, и о сигнализаторе.

— Я улыбаюсь сейчас не только потому, что вижу вас, уль Владимир, — сказал Алург, — но и потому еще, что чувства мои очень обострены, и, пока я летел к вам от моро, от Тульпагана, что-то подсказывало мне, что меня ждет какое-то приятное известие. Или я неправ?

— Алург, — сказал папа. — Я думаю, то, что скажет вам уль Орик, вас обрадует. Только не прыгайте в море!

— Что?! — Алург даже побледнел.

— Я нашел один передатчик главной машины, — спокойно сказал Орик. — Целая цепь — в наших руках. Познакомьтесь, Алург, эту девушку зовут Пилли, а та, вдалеке, Оли, моя дочь.

Алурга трясло, но он вежливо поклонился Пилли и сказал:

— Да, Алург, гелл, приветствует вас, вы, я чувствую, хозяйка очага, и здесь пахнет, как на богатейших кухнях Политории, но я не в силах разделить с вами трапезу, я хочу немедленно, понимаете, немедленно лететь к этой зарытой дряни и зубами, и ногтями распотрошить ее.

Пилли погладила его крылья и мягко как-то сказала: — Я не отпущу вас, Алург. Постарайтесь успокоиться. Поешьте. Пища вам не повредит. Место, к тому же, знает только Орик, и сигнализатор поиска у уля Владимира. Успокойтесь!

Я видел, как Алург заскрежетал зубами, но сдержался, вежливо поклонился Пилли и сказал:

— Даже час-полтора мне трудно, очень трудно будет думать, что мои собратья, которые со мной рядом, еще долгое это время не будут испытывать то, что испытываю из геллов один я.