Где ты, мой незнакомец? (Приди, полюби незнакомца) (др. перевод)

— Дело в том, что я давно ищу человека, которому мог бы поручить такое дело, как бухгалтерия. Конечно, если вы боитесь, что не справитесь, я найду кого-то еще.

Ее тонкое лицо вдруг озарилось улыбкой и необыкновенно похорошело. На скулах вспыхнул слабый румянец — как если бы вдруг луна проглянула на мгновение из-за затянувших небо туч.

— Я справлюсь, мистер Уингейт. Я уверена, что справлюсь.

— Хорошо, — Тон Эштона говорил о том, что это дело решенное — Думаю, лучше всего, если вы сегодня же вернетесь в Белль Шен вместе с нами. Там вы будете в безопасности. А утром моя жена подберет вам что-нибудь из одежды, — Он улыбнулся. — Знаете, на самом деле она вовсе не сумасшедшая.

Сара печально улыбнулась.

— Знаю, мистер Уингейт.

Было уже поздно, когда Эштон остановился у двери черного хода, чтобы сбросить заляпанные грязью сапоги и немного почиститься. Он уже избавился от обуви и принялся стаскивать с себя пиджак и жилет, когда вдруг замер, как громом пораженный. До его слуха из-за двери долетели сдавленные рыдания. Кто-то горько рыдал на кухне. Эштон почувствовал, как тревожно сжалось сердце и, рванув дверь на себя, в одних носках влетел в дом. Услышав шум его шагов, Уиллабелл резко обернулась и горестно взглянула на него опухшими глазами, прижимая мокрый фартук к губам. Лицо ее было мокро от слез, а по заплаканным лицам и красным глазам Луэллы Мэй и Берты Эштону стало понятно, что они разделяют ее горе. Стоило только Уиллабелл угадать под слипшейся грязью лицо хозяина, как она набрала полную грудь воздуха и заголосила с новой силой.

— Что стряслось? — крикнул он. — Из-за чего весь этот крик?

— Миз Лирин, масса, — простонала Уиллабелл, а две другие служанки немедленно присоединились к ней и принялись охать и причитать наперебой.

От ужаса и предчувствия непоправимой беды Эштон помертвел. Сердце его сжалось, волосы встали дыбом.

— Где она?! — прорычал он. — Ее ранили?

И снова Уиллабелл прежде, чем ответить, уткнулась в мокрый насквозь фартук.

— Она уехала.

— Уехала?! Куда уехала?! — Эштон был потрясен.

Почтенная экономка громко шмыгнула носом и, вытерев лицо фартуком, громко высморкалась и с видимым усилием взяла себя в руки.

— Не знаю, масса. Этот мистер Сомертон, он явился сюда и заявил, что, дескать, хочет поговорить с хозяйкой. Ну вот, поговорили они, значит, а потом я вижу — он выходит из дому и с ним — наша миз Лирин. Так и ушла, никому слова не сказала. Ваша бабушка и миз Дженни…они так расстроились, что я уложила их в постель.

— Но почему?! — воскликнул сбитый с толку, ничего не понимающий Эштон. — Почему она уехала?!

Уиллабелл беспомощно пожала массивными плечами.

— Не знаю, масса. Может, этот мистер Сомертон…вдруг он убедил ее, что она на самом деле — миз Ленора?

Словно огромная тяжесть опустилась на плечи Эштона, придавив его к земле. Он внезапно почувствовал, как смертельно устал, все его тело ныло и болело от полученных тумаков. Мозг его отказывался воспринимать ужасную реальность, и ему казалось, что он то и дело бьется лбом о невидимую преграду, которую непременно должен преодолеть. Глаза его застлало слезами. Почувствовав, что они вот-вот хлынут ручьем, Эштон резко повернулся и слепо побрел к двери.

— Я найду ее, — прошептал он чуть слышно. — Пусть только взойдет солнце, я тут же начну искать ее. — На пороге он обернулся и указал в сторону двери, смутно припоминая, что оставил Сару на крыльце. — Там одна женщина — я привез ее с собой. Позаботьтесь о ней. Да, кстати, отыщите ей какую-нибудь одежду.

Рыдания за его спиной возобновились с новой силой. Эштон обернулся и бросил мрачный взгляд на расстроенное лицо старой негритянки.

— Что еще?

— Ничего, масса…только вот миз Лирин…она вроде как ничего из одежды не взяла, — горестно всхлипнула Уиллабелл — Все оставила! Даже те красивые платья, что вы ей купили, и те оставила! Прямо как привидение, растаяла в воздухе, только платья остались!

Глава 9

Так все-таки Ленора или Лирин? Кто она такая? С тех пор, как они уехали из Белль Шен, эта мысль преследовала ее, ни на минуту не давая покоя. Ей казалось, что она попала в ловушку. Да и как она могла по-прежнему считать себя Лирин, если родной отец утверждает, что это не так, и не просто утверждает, а еще и предъявляет ей доказательства! А если она Ленора — тогда прости — прощай все надежды на счастье с Эштоном! Она разрывалась между чувствами и суровой действительностью. Увы, хоть ее сердце и разрывалось от боли, она не могла закрывать глаза на то, что упрямо доказывали факты. И они были на стороне Малькольма Синклера. Голая правда жизни не желала иметь ничего общего с тем, о чем страстно молило ее сердце. Эштон считал, что жена его давно утонула, и вслед за ним так же думали многие. Ее тело так и не удалось обнаружить. С того дня, когда случилось несчастье, прошло больше трех лет, и за все это время никто ни разу не видел ее, да и она сама не давала знать о себе. А ведь Лирин любила его! Случись ей остаться в живых, да она бы перевернула небу и землю, добралась бы до самого Князя Тьмы, но вернулась бы к мужу. По крайней мере, на ее месте она поступила бы именно так. Но она — это она, женщина без имени и без прошлого.

Вошел Малькольм Синклер. Еще до того, как они увидели этого человека, до них долетели слухи о человеке, который разыскивает потерянную жену. Кстати, и хозяин гостиницы принял ее за ту пропавшую женщину. Судя по портретам, она больше похожа на Ленору, чем на Лирин. Да и ее отец настаивает, что Малькольм говорит правду. Каких же еще доказательств ей надо?!

Пока они добирались от Натчеза до Билокси, у нее была уйма времени, чтобы спокойно обо всем поразмыслить. Кроме того, она успела горько пожалеть, что не захватила с собой ничего из одежды. Если бы они ехали из Натчеза в Новый Орлеан, а оттуда пароходом в Билокси, дорога заняла бы гораздо меньше времени. Но Роберт Сомертон приехал в город в роскошном экипаже и желал непременно возвратиться тем же способом. По дороге они пару раз останавливались на ночлег, один раз прямо возле дороги, другой — в какой-то гостинице сомнительного вида. Неизвестно, что лучше, мрачно подумала она.

Было жарко и пыльно, но, казалось, отца это совершенно не заботило. Постепенно нос его и щеки приобрели багрово-фиолетовый оттенок, но палящие лучи солнца вряд ли были в этом виноваты. Скорее это объяснялось тем, что он то и дело прикладывался к плоской серебряной фляжке. Как только они добрались до Жемчужной реки, как ему пришло в голову попробовать переправиться задаром. Он поднял паромщика на смех, объявив, что с легкостью перепьет его. Случись состояться подобному пари — и оба участника, мертвецки пьяные, закончили бы день под столом. Но тут его дочь возмутилась и так открыто выразила свое отношение к происходящему, что Сомертону пришлось сдаться и заплатить.

Понемногу она заметила, что, как правило, после обильного обеда настроение его неизменно улучшалось. Она по-прежнему приходила в изумление по поводу его нескончаемого репертуара: он мог часами напролет читать ей на память стихотворения и целые поэмы, причем делал это превосходно и даже его резковатый английский выговор немного смягчался, когда он нараспев произносил строфу за строфой. А после того, как язык у него начинал заплетаться, Роберт переходил к воспоминаниям из собственной жизни, весьма фривольным и как-то плохо вязавшимися с его статусом богатого торговца. Закончив очередную историю, он имел обыкновение величаво простирать вперед руки и с пафосом произносить одну и ту же фразу — Это было до того, дитя мое, как я встретил твою мать!

После этого он обычно впадал в сонную одурь и принимался сочно похрапывать, убаюканный мерным стуком колес уютного экипажа, так что дочери приходилось толчком приводить его в чувство. Ах, как бы ей хотелось тоже забыться сном хоть не надолго! Но все напрасно — стоило закрыть глаза, как тут же перед глазами вставал Эштон. Образ его преследовал ее дни и ночи напролет, занимая днем все ее мысли, а ночью она боялась уснуть, потому что он и во сне не давал ей покоя. А может быть, все это было лишь потому, что она утратила собственные воспоминания. Все, что осталось у нее в памяти, это не события ее прошлой жизни, а лишь недолгая череда счастливых дней, когда они с Эштоном любили друг друга. Во всяком случае, сколько она не старалась направить свои мысли в другую сторону, все было напрасно.