Где ты теперь?
Шрифт:
Она получила удар по затылку тяжелым предметом. Рядом с ней на земле валялся ее сотовый телефон. Быть может, почувствовав опасность, она вынула его из кармана и попыталась набрать 911? Это было единственное разумное объяснение.
Наверняка она намеревалась куда-то позвонить. Данные, полученные полицией, свидетельствовали, что в ту минуту она ни с кем не говорила по телефону.
Копы решили, что это был случайный грабеж. Они не нашли ее часы, единственную ценную вещь, которую она при себе имела в это время дня, и ключ от дома. «Зачем забирать ключ, если тот, кто ее убил, не знал,
Квартира, где она жила, имела отдельный выход на улицу, за углом от главного входа с камерой наблюдения, но, как указали детективы, занимавшиеся расследованием, из дома ничего не пропало. Бумажник с несколькими сотнями долларов лежал в сумочке. В открытой шкатулке на трюмо остались нетронутыми немногочисленные дорогие безделушки.
Снова зарядил дождик, стоило Эрону преклонить колени и дотронуться до травы на могиле матери. Колени погрузились в вязкую почву, когда он положил камень и прошептал:
— Мама, как жаль, что ты не увидела внуков. Мальчишки подросли, старший уже закончил первый класс, младший пока в садике, но скоро тоже пойдет в школу. Даньелл уже сейчас маленькая актриса. Так и вижу, как лет через десять она пробуется на роль в какой-нибудь пьесе университетского театра в твоей постановке.
Он улыбнулся, представляя, что ответила бы ему мать. «Эрон, ты мечтатель. Посчитай, как следует. К тому времени, как Даньелл поступит в колледж, мне бы исполнилось семьдесят пять».
— Но ты по-прежнему продолжала бы учить и заниматься режиссурой, и в тебе все еще было бы полно огня, — вслух произнес он.
4
В понедельник утром, прихватив записку, которую Мак опустил в корзинку для пожертвований, я отправилась в офис окружного прокурора. Погода стояла чудесная, было солнечно и тепло, дул благоуханный ветерок, что пришлось бы как раз кстати на День матери, а то промозглый холод на праздник помешал людям выехать за город и устроить пикник.
Воскресным вечером мы с мамой и дядей Девом ужинали в ресторане. Как и следовало ожидать, записка Мака повергла нас обеих в шок. В первую минуту мама несказанно обрадовалась, что Мак где-то близко. Она всегда почему-то была убеждена, что он скрывается в Колорадо или Калифорнии. Потом она испугалась, что моя угроза отыскать брата навлекла на него какую-то опасность.
Поначалу я не знала, что думать, но затем во мне зародилось растущее подозрение, что Мак попал в беду и пытается защитить нас от нее.
Вестибюль в доме номер 1 на Хоган-плейс был забит до отказа, но мимо охраны и мышь не проскочила бы. У меня с собой были все нужные документы, однако я предварительно не договорилась о встрече, и потому меня не пропустили. Очередь, собравшаяся за моей спиной, начала волноваться, пока я пыталась объяснить, что у меня пропал брат и что, наконец, появилась зацепка, указывающая, где можно начать поиск.
— Мадам, вам придется связаться по телефону с отделом пропавших без вести и договориться о встрече, — уперся охранник.— А теперь, прошу вас, не мешайте другим людям проходить на свои рабочие места.
Расстроенная,
я вышла из здания и достала сотовый телефон. Судья Хьюот занимался гражданскими делами, поэтому я почти не контактировала с помощниками окружного прокурора, но одного знала, Мэтта Уилсона. Я позвонила в офис прокурора, и меня соединили с Мэттом. На месте его, разумеется, не оказалось, пришлось выслушать инструкцию автоответчика: «Оставьте свое имя, номер телефона и краткое сообщение. Я с вами свяжусь».— Говорит Каролин Маккензи, — начала я.— Мы виделись несколько раз. Я служила секретарем у судьи Хьюота. Десять лет назад у меня пропал брат. А вчера он оставил для меня записку в церкви на Амстердам-авеню. Мне нужна помощь. Сейчас его можно найти по горячим следам.— Под конец я сообщила номер своего мобильника.
Я стояла на ступенях. Мимо проходил широкоплечий мужчина лет пятидесяти пяти с коротко стриженными седыми волосами и решительной походкой. Я сразу поняла, что он все слышал. К моему смятению, он остановился и обернулся. Секунду мы смотрели друг другу в глаза, после чего он отрывисто произнес:
— Я детектив Барротт. Идемте, я проведу вас наверх.
Пять минут спустя я уже сидела в обшарпанном кабинетике, где стояли стол, пара стульев и стеллажи с папками.
— Мы можем поговорить здесь, — сказал он, — В общей приемной слишком шумно.
Он ни разу не отвел взгляд в сторону, пока я рассказывала ему о Маке, перебивал редко, задавая вопросы.
— Звонит только в День матери?
— Совершенно верно.
— Никогда не просит денег?
— Никогда, — Записку я принесла в прозрачном пластиковом мешочке для бутербродов, — Не знаю, сохранились ли на ней его отпечатки, — пояснила я, — Хотя, конечно, с его стороны было бы логичнее попросить кого-то опустить записку в корзинку, чтобы не рисковать самому. Ведь дядя Дев мог легко его заметить.
— Не обязательно. Возможно, он покрасил волосы, прибавил в весе, надел черные очки. В толпе затеряться не трудно, особенно в дождливый день, когда все в плащах.
Он взглянул на клочок бумаги. Слова четко просматривались сквозь пластик.
— В деле есть отпечатки вашего брата?
— Не уверена. К тому времени, как мы подали заявление о его исчезновении, наша прислуга успела сделать уборку в доме. Он снимал жилье с другими студентами, и, как случается в таких местах, в его комнате в течение дня бывала куча народу. И машину успели помыть и вычистить, после того как он пользовался ею в последний раз.
Барротт вернул мне записку.
— Мы можем исследовать эту бумагу на отпечатки, но я уже сейчас готов утверждать, что результатов никаких не получим. Ее держали в руках вы и ваша мама. А еще ваш дядя монсеньор. Как и привратник, принесший ее вашему дяде. Готов поспорить, что, по крайней мере, еще один церковный служка мог подсчитывать пожертвования.
Мне казалось, я должна добавить еще кое-что.
— Кроме меня, у Мака нет ни братьев, ни сестер. Вместе с родителями я ходила регистрироваться в банк ДНК. Но никаких известий из лаборатории мы так и не получили, поэтому, полагаю, там не нашли ни одного даже частично совпадающего образца.