Гэбриэль Конрой (др. перевод)

Шаги были уже у самой двери.

— Да, — сказал Гэбриель.

— Если вы дорожите головой и любите Олли, держите язык за зубами.

Гэбриель кивнул с понимающим видом. Дверь распахнулась, и вошел Джек Гемлин, чертовски самоуверенный, дерзкий, полный отчаянных замыслов. Помахав Максуэллу как старому знакомому, он легким шагом приблизился к Гэбриелю и протянул ему руку. В ответ — и как бы испытывая при том некое магнетическое притяжение, Гэбриель протянул Джеку свою; белые нервные пальцы игрока утонули в его могучей ладони.

— Счастлив познакомиться, дружище, — сказал Джек, ослепительно улыбаясь и силясь дотянуться второй, незанятой рукой до плеча Гэбриеля. — Счастлив познакомиться, хоть вы и отбили у меня работенку, которую, скажу вам по секрету, мне не терпелось доделать самому; днем раньше, днем позже я все равно прикончил бы мексиканца. Но тут встреваете вы и перехватываете у меня, можно сказать изо рта, лакомый кусочек. Да не волнуйтесь, Мак! — сказал он, уловив предостерегающий взгляд, который юрист бросил Гэбриелю. — Он отлично меня понимает, и все мы здесь друзья. Пригласите меня свидетелем, и я под присягой покажу, что этот ублюдок Рамирес добрые полгода набивался, чтобы его хватили ножом. Будь я трижды проклят! Просто не верится, что не я это сделал!

Джек замолчал, отчасти — чтобы насладиться очевидным испугом Максуэлла, отчасти — зачарованный исполинской внешностью своего нового друга. Максуэлл решил использовать выгодный момент, — Вы можете оказать вашему приятелю большую услугу, — сказал он Джеку, понижая голос.

Джек рассмеялся.

— Да нет, Мак, из этого ничего не получится. Они просто мне не поверят. Да и где мы разыщем таких присяжных и простофилю судью?

— Вы меня неправильно поняли, — возразил Максуэлл, смущенно рассмеявшись в свой черед. — Я не про то, Джек. Этот человек как раз направлялся в Сакраменто, чтобы повидать там сестренку…

— Отлично, — сказал Джек, сразу принимая очень торжественный тон, — можете не продолжать. Дальше я знаю сам. «О брат мой любезный, поедем домой!..» Все в порядке. Я отправлюсь навестить очаровательное, юное, семнадцатилетнее создание. Глаза — синие-синие, вся в кудряшках! Он навещал ее каждую неделю. Она спросит меня: «Где же он, почему его нет?» А я отвечу ей… — Он остановился в самом разгаре своей пародийной речи, заметив выражение укора и простодушной печали на лице Гэбриеля. — Послушайте, — сказал он Максуэллу, сразу вспылив, — что вы мне толкуете?

— Я вам дело говорю, — сказал Максуэлл. — Он должен был навестить свою сестру. Она совсем еще ребенок. Сейчас, конечно, об этом не может быть и речи, но им все равно нужно увидеться, если только удастся привезти ее сюда. Возьметесь вы за это? Можете нам помочь?

Джек бросил быстрый взгляд на Гэбриеля.

— Договорились, — решительно сказал он. — Когда выезжать?

— Сейчас же. Немедленно.

— Отлично. Куда ее привезти?

— В Гнилую Лощину.

— Ставок больше нет! — подытожил Джек. — Завтра к закату солнца я привезу ее. — Он выбежал с быстротой молнии, потом так же стремительно вернулся и отозвал Максуэлла к дверям. — Хотел предупредить вас, — прошептал он, — лучше, чтобы шериф не знал, что я держу его руку, — он мотнул головой и сверкнул карими глазами в сторону Гэбриеля. — Мы с Джо Холом больше не друзья. У нас в прошлом году в Мэрисвилле вышло недоразумение, поспорили малость, постреляли. Джо, вообще говоря, парень неплохой, но не лишен предрассудков; мое участие может повредить нашему делу.

Максуэлл наклонил голову. Джек исчез.

Когда он вбежал к себе в номер, то был так взволнован и на щеках его горел такой яркий румянец, что верный Пит встревожился не на шутку.

— Господи боже, масса Джек, неужто вы опять пили, когда доктор вам запретил настрого? — спросил он, горестно всплескивая руками.

Для Джека в его нынешнем смешливом настроении вопрос Пита был чистой находкой. Громко икнув и искусно представившись пьяным, он бросился на своего слугу и повалил его на пол; после чего, ухватив колодку для снимания сапог и замахнувшись ею над самой головой Пита, грозно потребовал «еще бутылочку!». Потом рассмеялся, а потом, поднявшись на ноги, напустил на себя вдруг страшную серьезность и уже совершенно иным тоном грозно вопросил лежащего на полу Пита, как смел тот напиться до такого состояния, что не может устоять на ногах.

— Силы небесные! Вы меня совсем перепугали, масса Джек. Я подумал, что туристы там, наверху, напоили вас.

— Ах, вот что ты подумал, беспутный старый бродяга! Если бы ты прилежнее читал «Руины» Вольнея или поразмыслил хоть раз над теми моральными идеями, которые я, не щадя сил и здоровья, внушаю тебе уже столько лет, ты, наверное, реже напивался бы допьяна и меньше предавался нелепым фантазиям. А теперь уложи мой чемодан и клади в первую же запряженную двуколку; чью — неважно! И поживее!

— Мы едем в Сакраменто, масса Джек?

— Мы? Нет, сударь мой! Я еду один! Таково мое твердое решение, Пит, принятое по зрелом размышлении, после многих бессонных ночей. Я пришел к выводу, Питер, что более жить вместе с тобой я не в силах. Слишком часто позволял я тебе играть на своих лучших чувствах, слишком долго издевался ты над моими нравственными и религиозными убеждениями. Во что ты превратил меня за эти пять лет? В духовную руину! Ты проиграл меня, Пит, проиграл по маленькой; в банке — пусто! Попробуй вспомни меня, каким я попал тебе в лапы пять лет тому назад, — холодно продолжал Джек, расчесывая перед зеркалом свои кудри, — чистый, простосердечный юноша, на пороге зрелости, неопытный, впечатлительный, не знакомый с житейскими плутнями, с превратностями бытия. И что же сотворил ты со мной? Что? — спрашиваю я. Что? — ответствует мне громогласное эхо. Нет, Питер, губитель юности, совратитель малолетних, я не в силах оставаться более с тобой. Прощай, лицемерный старик, с бровями, подобными земляничным кустикам, прощай навеки!

Очевидно, этот высокоторжественный стиль беседы был не в новинку для Пита, потому что он принялся за укладку чемодана, не обращая ни малейшего внимания на ораторские ухищрения своего хозяина. Покончив с укладкой и поглядев на мистера Гемлина, который то бросал на него полные глубокой укоризны взгляды, то напевал грустным голосом: «Нам пора расстаться…» — Пит взвалил чемодан на плечи и сказал:

— Ах, масса Джек, уж не замешана ли тут женщина, как на той неделе в миссии?

— Твоя гипотеза, Питер, — возразил мистер Гемлин с большим достоинством, — лишь свидетельствует о глубине твоего морального падения. Да и можно ли было надеяться, что твой слабый интеллект, и без того подточенный беспробудным пьянством, выдержит все эти молитвенные собрания, что ты посещаешь, братские собеседования, трапезы с распухшими от пива трясунами? К тому же я получил верные сведения, что ты промышляешь мелким шулерством и плутуешь, играя в лото. Прощай! Жди меня здесь. Если я не вернусь до послезавтра, поедешь в Гнилую Лощину. Заплати по счету. Не бери со сдачи более семидесяти пяти процентов. Помни, что я стар и немощен; ты же молод, перед тобой блестящее будущее. Ну, поехали!

Он швырнул на кровать пригоршню золотых монет, старательно надел цилиндр на свою кудрявую шевелюру и вышел из комнаты. В нижнем холле он задержался на минуту, отвел в сторону мистера Рейнора и с педантической серьезностью уточнил свой утренний рассказ о гигантской сосне, в выдолбленном стволе которой, по словам Джека, однажды счастливо обитало целое племя калифорнийских индейцев, не менее ста человек; сейчас он извинился, что по рассеянности преуменьшил диаметр сосны на целых два фута! Учтиво приподняв свой цилиндр, мистер Гемлин простился с супругой путешественника и, не обращая внимания на их наставника и компаньона, вскочил в двуколку и был таков.

— Интересный человек, — сказал Рейнор, глядя вслед облаку пыли, скрывшему стремительную колесницу мистера Гемлина.

— И такой любезный, — присоединилась миссис Рейнор.

Однако страж и хранитель моральных устоев города Сан-Франциско и его окрестностей принял суровый вид и отверг даже эти умеренные комплименты по адресу уехавшего.

— И сам он, и вся их братия — бич Калифорнии. Не уважают законов; препятствуют своим мотовством насаждению бережливости и экономии; потребляют, ничего не производя; а в глазах тех, кто легкомысленно готов принять их за истых калифорнийцев, пятнают честное имя нашего края.