Геи и гейши

Отражение возомнило о себе, что оригинал во всем подобен ему, а если и нет — то просто его восполняет или величит.

Человек, в поисках то ли Бога, то ли правды о самом себе, смотрится в зеркало. Зеркало смотрится в человека. Зеркало Бога смотрится в самого Бога. Какое в бесконечной череде отображений истинно? Какое основание предпочесть одно — всем остальным?

Зеркальная гладь непроницаема, и даже если ее разобьешь, проникнуть по ту сторону не удастся. Это похоже на то, как если бы «я» человека, мнение его о себе, стало между ним и Богом.

Как не заблудиться в лабиринте? Но как раз это неизменно и происходит.

Как не потерять себя в бесконечных повторах одного и того же лица? Но этого стоит скорее жаждать, чем избегать. Что смысла в том, чтобы предпочесть одну ложь всем другим?

Потому что когда две реальности, прямая и отраженная, так плотно закольцованы друг на друге, из-под сознания и самосознания — самого-себя-осознавания выбивается подпорка, и файл зависает.

И если бы еще человек умел распознавать своего двойника!

И если бы человек знал, что именно он есть — и есть он вообще!

И что именно он принимает за себя!

Нет, люди никогда не сумеют догадаться о себе самих. Расшифровать код, решить ребус, прочесть каллиграмму, что составлена из их плоти, крови, костей, мозга и сердца, эмоций, сознания, подсознания, сверхсознания, распутать узел, который так хочется рассечь одним ударом кинжала.

Когда человеку надоедает болтаться в узком межзеркальном пространстве, узкой щели, когда он жаждет разорвать кольцо, разломить порочную цепь взаимозависимостей, выйти за пределы — уже не своего «я» и не мнения о своем «я», а чего-то более фатального — и подтвердить тем свою укорененность в истинной реальности, — он не находит ничего более умного, чем пробиваться через зеркало с боем.

Там может быть нечто, там не может быть ничего и в то же время там может не быть ничего, но будет всё. Дело всецело зависит от подхода к нему.

Мир есть взаимная игра отражений. Отражения суть твои собственные. Пойми это!

Вот почему бесполезно искать Бога в мире — и опасно разрушать мир, пытаясь найти Бога вовне: ибо, разрушив зеркало мира, ты разрушишь себя в качестве верного отражения. И кто, скажи, тогда займется поиском?

В знаке Льва

Имя — АРСЛАН

Время — между июлем и августом

Сакральный знак — Лев

Афродизиак — шафран

Цветок — крокус

Наркотик — гашиш

Изречение:

«Культуры во все времена рождают символы. Символы, объединяясь и усложняясь, превращаются в знаки. На исходе двадцатого века, задыхаясь под тяжестью поверхностного знания, человечество в безумной надежде на спасение выткало такие плотные знаковые сети, что ни один информационный поток не минует этого метафизического сита».

Максим Ненарокомов

«Где в лице тигра, обрамленном белой бородой и с глазами пожилого мусульманина, мы чтим сущность ислама».

«И что на свете потому так много зверей, что они умеют по-разному видеть Бога».

Велемир Хлебников

ДЕСЯТЫЙ МОНОЛОГ БЕЛОЙ СОБАКИ

Бог возникает — если отвлечься от предзнания — как гипербола тех качеств, что человек обнаруживает в себе: но не раньше, чем он начинает познавать их и культивировать, тем самым осмысляя и утверждая свое отличие от природы. Отделение человека от природы, таким образом, рождает в человека понятие о себе самом и через него — представление о Боге как о своей превосходной степени.

Снова система зеркал. Человек смотрится в зеркало природы, на ее фоне видя себя и отличая себя от фона благодаря ореолу, ауре, еле зримой мантии царя. Однако возникающие в его сознании собственные качества уже потому ущербны — часть от целого — и не идеальны, что их можно обозреть, охватить восприятием самого человека. Но и человек, в свою очередь, может интеллигибельно «взять» самого себя не сам, а (парадокс барона Мюнхгаузена и болота) через Высшее Существо. И все-таки думает, оценивает сам. Отсюда — «человекобожество», которое, может быть, значит как раз то, что человек — вовсе не то, что он о себе помыслил, что человек куда больше, чем он есть, что он — не он, а иное. Инаковость человека — он сам для себя проблема, сам для себя непостижим, одновременно «вывернут» в бесконечность и «свернут» в своем восприятии себя.

Бога можно познать после стирания этих внутренне-внешних границ — именно этим занимается дзэн.

Так дофилософствоваться можно и до отсутствия Бога. Но на самом деле именно Бог создает «плотную идею» человека в качестве идеального объекта Своей любви как бы способом вывернутого митоза. Этот и есть рождение Сына или Возлюбленного, остальное — творение. Твари все и вся — и четыре элемента, или стихии: огонь, воздух, земля и вода (а в придачу пятый элемент Люка Бессона — любовь), и четыре мира: камень, деревья, животные и человек (также и пятое существо, о нем позже), и сами люди в их множественности, конкретности и проявленности.

Ведь если Бог одновременно трансцендентен и имманентен человеку, то, значит, отсюда следует, что человек обладает обоими этими качествами в страдательной, так сказать, форме. Тогда Христос — символ и залог этой двоякой функции.

Вот что знаменует собой игра зеркал.

…Но это ничего ровным счетом не дает для осознания природы Любви.

— Да, многое начало случаться из того, что никогда не случалось прежде, — говорил Белой Собаке худенький, легкий на ногу Мариана, со сноровкой бывалого горца карабкаясь по скале. — Вот и на свое собственное сдвоенное отражение полюбовался. На свою любовь. А еще говорят, что мертвые не воскресают! Да это происходит постоянно, просто некому взглянуть на это дело со стороны. Ведь когда я воскресаю, то воскресаю вовсе не «я». Я по имени Мариана — это тот, кто мечтал стать грозным Божьим воином, но слишком слаба оказалась моя рука, да и дух подкачал, как обнаружилось в дальнейшем. И вот я куда чаще лечил раны, чем наносил их, выхаживал взрослых деток, был поводырем слепых… а под конец понял, что все это время только и делал, что отважно и беззаветно воевал на Его стороне. Но теперь я получил увольнительную с фронта и, наконец, могу поразвлечься: посмотреть на то, что видать с изнанки пестроцветного ковра, который называется природой, миром и ближней жизнью. И, кто знает, может быть, мне еще не раз приведется увидеть воочию ту любовь, с которой меня разделили и не смогли до конца разлучить, потому что сам я стал ею.

И он запел песенку, слегка сентиментальную и грустную, которую сложил в то время, когда судьба приковывала его к летейским делам:

«Радость, ах, радость моя беспредметная!

Утром последнего дня

Ты обернулся — глаза твои светлые

Сладостной тьмою одели меня.

В небе, ах, в небе — простор безмятежности:

Вовсе не ведая зла,

Мы, как два кречета, в яростной нежности

Кружим, сомкнувши крыла.

Солнце, ах, солнце — тоска беспредельности,

Запертый наглухо сад:

Нам не достичь наслаждения цельности:

Тучи с востока клубят.

Рухнул весь мир в вавилонском смятении,

Небо смешалось с землей.

Я изнемог в непрестанном борении:

Нас разлучили с тобой.

Кличу — но нас в поднебесной пустынности

Некому соединить:

Нет в ней тебя, только голос твой стынущий

Лаской сплетает нас в нить.

В сердце, ах, в сердце — печаль расставания!

Рай затерялся во мгле.

Нет ни надежды мне, ни упования;