Гектор и секреты любви
Шрифт:
— Все в порядке? — спросил он.
Гектор взглянул на профиль спящей Вайлы.
— Более чем, — ответил он.
Однако он был напуган, так как чувствовал желание защищать Вайлу всю жизнь, и чтобы она всегда была рядом, и заниматься с ней любовью до последнего вздоха. Он физически ощущал, как его уносит поток, которому он не в силах сопротивляться.
— Встретимся на обеде? — предложил Жан-Марсель.
— Договорились.
Нужно было окончательно проснуться, быстро принять антидот и дать его Вайле. Гектор почувствовал ее руки у себя на плечах.
Он обернулся и снова погрузился в ее взгляд и улыбку,
Самое время срочно принять противоядие. Он не имел права ни привязывать ее к себе, ни самому привязаться к ней.
Но когда Гектор жестами попросил у нее обещанную профессором таблетку, Вайла удивленно посмотрела на него. Похоже, она не понимала.
Гектор взял шариковую ручку и блокнот с логотипом отеля и нарисовал два маленьких флакончика, а рядом с ними — овальную таблетку. Вайла следила за возникающими картинками с большим интересом, словно олененок, впервые в жизни увидевший кролика. Тогда Гектор нарисовал круглую таблетку. Вайла улыбнулась и немного покраснела. Она взглянула на Гектора и показала ему свои тонкие пальцы.
Он понял: она подумала, будто он нарисовал кольцо.
Гектор рисовал таблетки самой разной формы — треугольные, прямоугольные, грушевидные, в виде сердечка и четырехлистного клевера, он даже сделал бумажный шарик, напоминающий таблетку, но все это лишь веселило Вайлу. Возможно, она решила, что он ее развлекает. Гектор не смог не засмеяться, услышав ее смех, и подумал, что профессор — большой шутник.
Он не дал Вайле антидот. А может, его вообще не существует в природе?
Теперь ему, хочешь не хочешь, придется отыскать профессора Корморана.
Гектор отдыхает
Вы в прекрасной форме! — сделал комплимент Жан-Марсель.
— Думаю, мне подходит климат. Жан-Марсель расхохотался:
— Боюсь, с вами мало кто согласится.
Они обедали в тени бара, и официантки, странным образом похожие на Вайлу, приносили им салаты и маленькие бутерброды. В бассейне светлокожие детишки плескались со своими более темными нянями. Даже в тени Жан-Марсель не снял черные очки и казался бледным, несмотря на свой всегдашний здоровый вид.
Гектор думал о Вайле. Только что она потихоньку выскользнула из его номера. Гектор не понял, куда она отправилась, но было ясно, что ей нельзя попадаться на глаза в компании с клиентом. Он пылал желанием снова быть с ней, хоть и находил это безумием. А если антидота не существует? Что же, ему придется провести остаток жизни по соседству с этими храмами? Или увезти Вайлу в свою страну?
— Собираетесь посмотреть другие храмы? — поинтересовался Жан-Марсель.
— Вообще-то нет, — ответил Гектор. — Я уже увидел все, что хотел. А вы?
— Пока не знаю. Раздумываю.
— В любом случае я с удовольствием съездил с вами вчера. И спасибо за урок разминирования!
— Да ну, — пожал плечами Жан-Марсель, — ерунда. Это даже не мина-ловушка.
— Мина-ловушка?
Жан-Марсель объяснил, что иногда не просто ставят мину, взрывающуюся, если на нее наступить, но и подключают к ней проводом вторую мину, размещая ее под первой. Когда сапер поднимает первую мину, вторая взрывается
прямо ему в лицо — но это фигура речи, так как в ту же секунду никакого лица у него не остается.Гектора печалил тот факт, что люди изобретают столько всего, чтобы навредить ближнему. Он представлял себе милого инженера, который по вечерам возвращается домой и укладывает детей спать, рассказывая им разные истории перед сном. А потом идет к своей славной супруге, чтобы выяснить, не пора ли им переезжать в новую квартиру, где у каждого ребенка будет отдельная комната. И после этого, перед тем как лечь, готовится к завтрашнему совещанию, где должен будет сделать красивую презентацию в пауэрпойнте новой мины, в которой количество взрывчатки рассчитано так, чтобы ее взрыв оторвал ногу, поскольку необходимость нести раненого тормозит движение и деморализует весь отряд гораздо больше, чем гибель одного из солдат. Не говоря о стонах, благодаря которым проще отследить передвижение отряда. Вся эта изобретательность и энергия расходуются на то, чтобы навредить друг другу, тогда как средства профессора Корморана, хотя они тоже сами собой не получаются, приносят людям много добра.
Несомненно, нация, получившая его таблетки, вряд ли захочет воевать, все предпочтут оставаться дома и заниматься любовью. Так что с точки зрения национальной безопасности такое лекарство не слишком полезно.
— Где вы научились всем этим штукам? — спросил Гектор у Жан-Марселя.
— На военной службе, — ответил тот. — Инженерные войска. Минирование-разминирование. Цацки с сюрпризом, всякое такое.
И вдруг знаете кто подошел к соседнему столу? Мико и Шизуру! Вообще-то ничего удивительного, они ведь остановились в том же отеле.
Девушки подошли поздороваться, и Гектор с Жан-Марселем как истинные джентльмены предложили им сесть за свой стол.
Японочки были по-прежнему прелестны, даже без панамок, и своими маленькими носиками, узкими глазами и густо-черными волосами напоминали двух очаровательных белочек. Они заказали шашлычки с японским названием терияки.
Девушки обменялись несколькими гортанными японскими словами, а потом Мико спросила Гектора, что написано на бумаге, которую он нашел в храме. Черт, значит, Шизуру рассказала об их находке.
— Это записка влюбленных, — ответил Гектор. — «Здесь были Честер и Розалин, которые будут вечно любить друг друга».
Он предпочел бы обойтись без Честера, но поскольку ему пришлось импровизировать, имя профессора выскочило само собой.
— Какое такое письмо? — заинтересовался Жан-Марсель.
Гектор объяснил ему, добавив, что, возможно, скоро появится мода оставлять записки в стенах храма любви, как на алтаре буддистского монастыря.
— Вы ее не сохранили? — спросил Жан-Марсель.
— Нет, видимо, я уронил ее, когда вы возились с миной, а потом забыл.
И это была правда, он действительно отвлекся, уводя Мико подальше от мины, и не знал, куда делась бумажка, что, впрочем, не имело особого значения.
— Интересно, осуществится ли их желание теперь, когда записки в стене больше нет?
— Я думаю, главное — намерение, — ответил Гектор.
Мико и Шизуру опять поговорили, а потом Мико объяснила, что Шизуру снова положила бумажку в бамбук, а бамбук — в стену. В Японии не принято оставлять что-либо на земле, и там уважают подношения, сделанные в храме.