Гелла – дочь Одина Одноглазого
Шрифт:
…Смотри-ка, Фокс пришел, смотрит на меня так внимательно, мяучит, поворачивается и идет в комнату, оглядываясь, как будто зовет куда… Ну пойдем, пойдем, посмотрим что там…
…Проснулась… Какая она смешная! На чертика похожа! Головастая, хвостик тонюсенький, шерстка редкая, непонятными пятнами… Лапусечки малюсенькие, пятнистые, ушки рябенькие, как кукушачье яичко! Точно, чумазенький чертенок! Надо имя ей придумать подходящее…
…Давай, голуба моя, кушать пора. Набирайся сил, ешь побольше. Наголодалась уже, хватит! Здесь ты всегда будешь сыта и в тепле… Вот лупит как! Как снегоуборочный комбайн! Такая маленькая, куда только все девается? Ешь, ешь, малышка, мама тебя любит, не оговаривает, ешь на здоровье!..
…А
…Ну вот, все съела! Молодец, девочка! Раз так хорошо кушаешь, точно из лап Безносой тебя вытащим! Значит есть стремление выжить и жить!
Давай, спи, моя хорошая, набирайся сил! А ты, Фоксик, следи за ней. Ты теперь навроде старшего брата и учителя. Давай, преподавай ей свою кошачью науку. Расскажи, что в лоток ходить нужно. Ей точно такого никто не говорил…
…Главное выдерживать время процедур и кормлений. Пять раз в сутки капаем-мажем глазики. Едим раз семь или восемь… Каждый раз едим, как проснемся, в общем… Как жадно ест, бедняжка! Так боится, что кто-то может отобрать еду, и ей ничего не достанется! Вот что значит жить в большой семье и быть самой маленькой и слабой!..
…Фоксик обвился вокруг нее, прижал тяжелой лапой, чтобы не дергалась и знай себе лижет ей мордочку! Малышке не слишком нравится. Язык-то шершавый, как терка. По больному глазу наверное не слишком приятно… Вот намывает! Прямо как дочь родную!..
…Она только ротик открывает, а голоса-то нет… Бедная моя… Связки сильно пострадали, видать… Силится что-то сказать, а не может, не получается звук выдавить… Мой ее, Фоксик, мой! Мой, пока красавица молчит, сказать тебе ничего ласкового не может…
…Ночью положила ее на грудь под одеяло. Кошечка долго ползала по мне, искала место, норку уютную. То под мышку залезет, то под волосы пытается забраться… Да, малышка, я немного больше твоей мамы. И шерсти на пузе у меня нет… Улеглась в конце-концов на шею, прямо поперек… Ночью несколько раз просыпалась, находила в темноте мое ухо, начинала его лизать, лизать… Я поняла, что так она просит есть… Вставала, кормила, сажала в лоточек… Надо же как-то сходить в туалет! Пока что она терпела… А может и нечем было совсем…
…Пустой лоточек мы не оценили. А в лоток Фокса как-то боязно ее сажать. Вроде как отдельный надо бы ей. Маленький, с низкими бортами. А у Фокса целый дом здоровенный, с дверью. Не справится она с ним…
…Утром в малышке проснулось желание поиграть. Прямо, как у здоровенькой! Вот что тепло и хорошее питание делают. Ну и лекарства помогают конечно, спасибо врачам… Ну давай поиграем… Ух, какая поскакушка у меня тут завелась! Как блошка по одеялу прыгает, лапками копает! Мышкует как-будто. Надо же! Такая кроха, а инстинкты уже себя проявляют! Фокс заинтересован. Смотрит с любопытством…
…Ээээээээ, подруга! Ну вот! Напрудонила! Скакала, скакала и доскакалась! То-то притихла в складках одеяла! Вот незадача! И я недосмотрела! Ну теперь буду знать, зачем ты скачешь. В следующий раз будем прыгать на горшок, дорогуша!..
…Пошли стираться и попы с лапками мыть! А ты как думала!? Посидела в своей луже и ладно? Здесь мамка языком не помоет. Здесь правила другие…
…Так прошла наша первая неспокойная ночь.
Мы назвали малышку Геллой от "гелиос", что в переводе с греческого означает "солнечная", "светящаяся". Муж смеялся, что Геллой звали вампиршу из "Мастера и Маргариты" Булгакова. Но имя ей и вправду очень подошло. Ее единственный глаз светился неземным светом, когда я впервые увидела ее в корзинке. В нем отражалось солнце и странный покой и смирение, который можно увидеть лишь в глазах готовых уйти на Радугу…
Будем же вместе,
Откроем сердце друг другу,
Вишня в горной глуши.
Только я да цветы в этом мире
Знают о нашей встрече.
(Саки-но Дайсодзё Гёдзон)
ГЛАВА 4. НАВОДИТ ГРУСТЬ ОСЕННИЙ ПЕРВЫЙ ВЕТЕР…
…Я словно попала в волшебную сказку, одну из тех, что рассказывала мама. О прекрасных теплых норках, с устеленным пушистыми мышиными шкурками полом, мягкими лежанками и кучками еды, разложенными вокруг…
Конечно человечий дом превосходил своим великолепием все мамины сказки. Да и откуда было дикой кошке, никогда не имеющей настоящего дома, знать о человечьих жилищах? Жаль, что не получится рассказать маме о моей удаче. Как бы она порадовалась за свою малышку!
За огромным количеством преимуществ, которые вдруг свалились на меня подарком капризной судьбы, даже моя болезнь не слишком сильно меня тревожила. Глаз с каждым днем болел все меньше. Горло перестало болеть, но голос так и не появился.
Радужная женщина ухаживала за мной лучше родной матери. Ночами я спала на ее шее, груди, подмышкой, везде, где мне хотелось пригреться и приткнуть свое худенькое тельце. Ма накрывала меня своим толстым одеялом, создавая маленькую, уютную норку. Наверное это одеяло было сшито из множества мышиных шкурок, потому, что оно было невесомым и очень теплым. Я очень скучала по своей родной маме, и женщина стала для меня второй матерью. Она нежно гладила меня, почесывая за ушами и под подбородком, пока я не засыпала под ее ласковое бормотание…
…Ела я жадно, взахлеб, прижмурившись от преследовавшего меня страха открыть глаз и обнаружить, что на самом деле еды больше нет, и вкусные кусочки мне только приснилось…
У меня появились силы и хотелось играть, как играли те котята, с которыми я жила в одной коробке. Раньше моими игрушками были лишь мамин хвост и перышки, которые иногда приносила кошки с удачной охоты. Я никогда не думала, что на свете бывают другие игрушки, кроме палочек, перышек или лягушачьей лапки. У моего нового брата – Фокса Рыжего – было много настоящих игрушек! Мячики, бренчащие маленькие шарики, меховые мышки, которых все время нужно было подгонять лапой, чтобы они не ленились бегать. Мышки бесподобно пахли и их приятно было кусать и носить в зубах. Были круглые сооружения, по желобам которых можно было гонять маленькие, весело дренькающие шарики, меховые туннели, через которые мы пробегали насквозь, играя в догонялки, а то и просто спали, забравшись вовнутрь, чтобы устроить засаду, и уснув на мягком мехе прямо во время игры.
Фокс, которого я во время игр называла его детским именем Миу-миу, в моих глазах был счастливым обладателем множества прекрасных вещей. Рядом с ним я казалась себе маленькой, никчемной, нищей козявкой. Он, торжественно сложив лапы, восседал возле меня, как рыжий, теплый, неприступный холм. И так приятно было подползти под его мохнатый бок, прижаться, закрыть глаза, вдыхая запах его шкуры и вспомнить маму…
Фокс всегда был ласков со мной, но и строг. Я терпеть не могла, когда его одолевало стремление к чистоте и порядку, и он начинал вылизывать мою мордочку, своим длинным, ужасно шершавым языком. Но приходилось терпеть, потому, что Миу-миу был старшим и конечно лучше знал сколько раз в день нужно умываться. Я старалась соответствовать и намывалась после каждого принятия пищи, но Фокса Рыжего это не впечатляло. По его мнению мылась я неправильно, редко и в неположенное время. Его тяжелая широкая лапа прижимала меня к поверхности, чтобы я не ускользнула и не нарушила важное действо, и начинался процесс по приведению меня в порядок, я называла его "измывательство". После него, мокрая и прилизанная, я должна была лечь спать и выслушать его многочисленные длинные наставления.