Ген человечности - 3

— Есть работа, поганая и опасная. Надо вытащить пилотов из сбитого вертолета. Живых или мертвых — неважно, мы своих не бросали и не будем этого делать никогда. Что происходит — сами видите, поэтому приказывать не буду. Слушаю мнения — сейчас.

Мог бы и в самом деле просто приказать- но не то время и не та ситуация. Да и в Дельте не было обычной практики пехтуры — приказ — выполнение. В разработке и планировании операций участвовали все или почти все бойцы, мнение каждого было важным. Кроме того — играл роль своеобразный кодекс чести «Дельты». Первое правило в нем гласило — если ты из Дельты, ты никогда не говоришь6 «Нет, это опасно». Ты просто идешь и делаешь это.

— Количество противников? — спросил Баз.

— Не знаю. Вряд ли больше десяти. Они просто не дают нам покоя, это профессионалы — но их мало. Более крупная группа уже засветилась бы.

— Кто они?

— Не знаю. Но специалисты. У них бесшумное оружие и еще сами видели что — крупнокалиберная снайперская винтовка. Как минимум — одна, но такая что для нее не преграда и стена. И они умеют ей пользоваться.

Договорить нам не дали — нарастающий звук реактивных двигателей даванул по ушам…

Не говоря ни слова, я вскочил и, не опасаясь уже пуль, нырнул на лестничный пролет, споткнулся, так что врезался в стену и едва не упал — но не упал и побежал дальше, прыгая через ступеньки в почти полной темноте. Времени не было совсем — пока штурмовики отстреляются и уйдут, мы должны были сделать работу.

Выскочил на первый этаж, бросил взгляд — тяжко пыхтя отставной рейнджер топал за мной, следом бежали и остальные.

— По машинам! Дым — и по машинам! Надо успеть!

Командовать, прорабатывать операцию, согласовывать действия с держащими здание морскими пехотинцами — не было ни времени, ни смысла. Потеряв нескольких своих, они были деморализованы и это отчетливо чувствовалось. Афганистан и Ирак отучили нас от потерь, тем более — от таких потерь. Что говорить, если во втором Ираке пара снайперов задержала на несколько часов продвижение целого батальона морпехов. [17]

17

Реальный исторический факт.

Перед дверью, от которой уже все отступили, я достал шашку, выдернул чеку и выбросил ее на улицу, потом еще одну. Современные шашки — они не только дают отличный дым — но и слепят инфракрасные приборы наблюдения. Плохо видно через них и в тепловизоры — этакая мутная пелена. Мысленно досчитал до пятнадцати.

— Пошли!

Машины стояли так же, как мы их и оставили, в дыму ни хрена не было видно, кто-то вскрикнул, но непонятно от чего. На машину я наткнулся — точнее налетел — всем телом, едва не выронив пулемет. Нащупал дверь, кто-то шумно врезался в машину рядом, дым ел глаза — и в этот момент штурмовики пошли на первый свой заход, работая своими пушками. Больше полутора тысяч снарядов, выпускаемых из семи стволов — это сила. Звук при этом был такой, как у дрели — но гораздо громче.

Протиснулся в машину, через высокий и широкий короб между сидениями перелез на другое место, сзади, ругаясь в полный голос, лезли остальные. Все это выглядело как пожар в публичном доме, никак не как начинающаяся спасательная операция — но в жизни все так и бывает. Мат, шум, бестолковые команды, рев моторов, иногда и стрельба непонятно куда…

Забухтел мотор, кто-то пролез на место пулеметчика, при этом наступив мне на кисть руки, да так что едва пальцы не сломал. Я сунул кулаком по ноге в ответ — смотри, куда ступаешь, козел — открыл дверь, морщась от боли положил пулемет так что оттолкнуть коленом дверь и открыть огонь — секунда.

— Маяки! Маяки!!!

Еще не хватало, чтобы «бородавочники» сходу врезали по нам. Хотя и так могут врезать, нервы у всех на пределе.

— Нету, сэр!

— Фонарь! Фонарь со светофильтром на крышу! Поехали!

Один выстрел из гранатомета — и нас останется только отпевать. Одна не слишком длинная очередь из самолетной пушки — и не останется вообще ничего, искореженная сталь вперемешку с мясом.

— Топи! Пошел!

Хаммер тронулся с места, вынырнул из дымных клубов — и я с ужасом увидел, что мы едем прямиком на догорающий остов самолета. Успел только схватиться за стойку машины — чтобы не вылететь из машины на резком вираже.

Где то впереди взорвалась бомба — фунтов пятьсот не меньше, где именно не виде, но вспышка была и видно ее было всем, даже тем кто в другую сторону смотрел. Непрогретый двигатель Хаммера громко протестовал — но тащил машину вперед, разгоняя ее до все большей и большей скорости. Впереди штурмовики, не обращая на нас внимания, длинными очередями прочесывали лесопосадки, больше это было похоже на фейерверк, только фейерверк летит снизу вверх, а тут он летел — сверху вниз.

Оглянулся — второй Хаммер следовал за нами как привязанный. На едва освещенной взлетке мелькали тени — одержимые!

Огонь открыли все, кто мог — короткими, только чтобы успокоить себя. Дал пару коротких Ия — по проносящимся совсем рядом теням тех, кто был когда то людьми — и как минимум одного свалил, перерезал пополам. Водитель пер напролом, тяжелая машина то и дело подпрыгивала, прокатываясь по сбитым.

Водитель оттормозился у самого вертолета, он сел на брюхо и темной тушей чернел на полосе. Без команды выскочили наружу, я с ходу дал длинную очередь по кругу, отгоняя одержимых. Одержимые здесь были, и их было много.

— В периметр! Огонь!

На Хаммере заработал крупнокалиберный, стреляя куда-то в сторону ангаров базы короткими, кто-то включил фонарик на винтовке, луч света высветил то, что было перед нами — и мы все не сговариваясь, открыли огонь. Одержимые, взбудораженные стрельбой, бомбами, автомобилями — перли сплошной стеной со стороны города и со стороны авиабазы. Только в моем, довольно узком секторе их было не меньше сотни.

— Держать линию! — от непрерывной стрельбы, от работы двух крупнокалиберных, от ужаса того что наступало на нас раскалывалась голова.

Штурмовики, скользнув прямо над нами, оглушили воем турбореактивных двигателей — а через долю секунды перед нами встало сплошной стеной нереально яркое, рвущееся к небесам пламя, в котором какое-то время корчилось что-то черное. Потом не стало уже ничего.

Волной раскаленного воздуха нас едва не сбило с ног, все кто был рядом со мной, с правого борта упавшего вертолета, развернулись все в одном направлении, поливая огнем лес. Видимо штурмовики опознали нас — снова вой двигателей над головой и снова — стена пламени, теперь пожирающая лесополосу. Старым добрым напалмом — безотказным средством от всякой погани еще со времен Вьетнама — штурмовики отсекали нас от города и от толп одержимых…

— Слева! Слева!

Кто-то хлопнул меня по плечу, когда я менял ленту в пулемете. Это был Баз — с черными разводами на лице, больше похожий на дьявола, восставшего из преисподней.

— Что?!

— Снайперы слева! У нас потери!

Мы инстинктивно пригнулись — проклятье! Пуля ударила по корпусу Ястреба так, что вертолет содрогнулся. Никогда такого не видел, проклятье…

— Где пилоты?! Где пилоты, проклятье!

— На борту было четверо! Двое! Мертвы! Двое еще живы!

Вертолет уже окутывало дымом — времени не было совсем. Дымом мы прикроемся от треклятых снайперов — но лишим себя возможности отбиваться от одержимых. Пара минут, даже меньше — и они подойдут вплотную. Тогда хана — не отобьемся…