Генерал Абакумов. Всесильный хозяин СМЕРШа

– Я говорю правду. Шилова не знает о заданиях, которые дали мне немцы, я взял ее с собой только как радистку.

– Она разве радистка по специальности?

– Нет, она по специальности бухгалтер, но была подготовлена рижской командой «Цсппедина» в качестве радистки и придана мне.

– Шилова находилась в Риге с 5 декабря 1943 г. по 20 января 1944 г.?

– Да, в это время она также находилась в Риге.

– Выше вы показали, что с 5 декабря 1943 г. по 20 января 1944 г. отдыхали в Риге и никуда из города не выезжали. Допрошенная нами Шилова показала, что вы выезжали из Риги в декабре 1943 г. Более того, она показала, что вы вернулись в Ригу раненым. Куда вы ездили?

– Должен признать, что я скрыл от следствия следующий факт: подготовляя меня к переброске через линию фронта, Краус несколько раз ставил передо мною вопрос о том, что я должен быть выброшен под видом инвалида Отечественной войны. В этой связи Краус требовал от меня, чтобы я согласился на хирургическую операцию, в результате которой стану хромым. С тем, чтобы уговорить меня, он связал меня с немецкими врачами, которые доказывали мне, что после войны мне сделают еще одну операцию, в результате которой нога будет нормальной. Я категорически отказался от этого. Тогда Краус предложил мне хирургическим путем сделать на теле следы ранений. Я и от этого отказывался, но, под давлением Крауса, все же был вынужден на это согласиться.

– Какая же операция была произведена над вами немцами?

– В рижском военном госпитале мне под наркозом сделали большую рану на правой части живота и две небольшие раны на руках. Я пролежал в госпитале 14 дней, после чего у меня на теле образовались следы, схожие с зарубцевавшимися ранами. для того чтобы скрыть этот факт от Шиловой, я, по указанию Крауса, сообщил ей, что уезжаю в командировку на фронт, а по возвращении из госпиталя домой рассказал, что был ранен. Именно в этой связи я и не мог в декабре 1943 г. заниматься подготовкой к переброске через линию фронта.

– Медицинским осмотром вас установлено, что кроме «ранений». о которых вы только что показали, других ранений на теле не имеется, следовательно, ваши показания о том, что вы захвачены в плен немцами, будучи раненым, ложны?

– Да, я должен это признать.

– При каких же обстоятельствах вы в действительности очутились у немцев?

– 30 мая 1942 г., находясь на Калининском фронте и будучи послан в разведку, я изменил Родине и добровольно перешел на сторону немцев.

– Почему вы изменили Родине?

– Я должен признать, что скрыл от следствия еще один факт.

– Какой именно?

– В 1932 г., работая в гор. Саратове, я был арестован за растрату 1300 рублей государственных денег.

В связи с тем, что меня должны были предать суду, по закону от 7 августа 1932 г., я, боясь строгой ответственности, бежал из тюрьмы, проломив с группой арестованных стену в тюремной бане. В 1934 и 1936 годах я также арестовывался милицией за растраты, но в обоих этих случаях совершал побеги. В 1939 г. я по фиктивным справкам получил документы на имя Таврина и под этой фамилией был призван в Красную Армию.

Находясь на Калининском фронте, 29 мая 1942 г. я был вызван к уполномоченному особого отдела капитану Васильеву, который интересовался, почему я переменил фамилию Шилов на Таврина. Поняв, что особому отделу стали известны мои преступления, я, боясь ответственности, на следующий день, будучи в разведке, перешел на сторону немцев».

ДОСЬЕ ЭПОХИ

* * *

После окончательного разоблачения Таврина и необходимой в таких случаях подготовки началась радиоигра.

В конце сентября 1944 г. Берлин получил первую радиограмму: «Прибыли благополучно, начали А послед

нее донесение немцы получили 9 апреля 1945 г. 21 апреля 1945 г. В.С Абакумова наградили орденом Кутузова 1 степени (N9 385). И наградили его за успешно проведенную операцию, а не только за поимку опасных террористов.

Всего же за годы войны начальник военной контрразведки был награжден тремя орденами (полководческими), не считая медалей. Один из них, а именно орден Суворова 1 степени за номером 216, он получил Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 июля 1944 г.

Кстати сказать, Клавдий Федорович Федосеев, тот, кто задерживал Таврина, припомнил в разговоре:

— Но я вот что никак не могу понять: когда передавал оружие, веши, документы и деньги смоленским чекистам, дважды пересчитал купюры, в мотоцикле у Таврина был один миллион рублей. Сам видел. А когда в восьмидесятых годах приехал в Москву, пошел на Лубянку, где мне дали из архивов папку с моим допросом Таврина, я вдруг читаю, что у него было изъято 428 400 рублей.

3

Генерал Гераскин, проведший за сорок семь лет службы в военной контрразведке ряд блестяших операций по разоблачению агентуры противника, в 1944 г. служил в звании лейтенанта в управлении контрразведки НКО СМЕРШ.

В своих воспоминаниях Борис Васильевич очень интересно рассказал о встрече с Абакумовым:

«Весной 1944 г. мне поручили уточнить обстановку по одному из адресов на Арбате. Судя по характеру вопросов, лицо, интересовавшее контрразведку, подозревалось в подготовке террористического акта. Выполнив задание, я возвратился в отдел, где получил указание немедленно доложить о результатах лично Абакумову.

Для рядовых сотрудников Абакумов казался недосягаемой величиной, строгим и требовательным начальником с огромной властью. “Как он воспримет мой доклад?” — не без волнения спрашивал я себя.

В большом, обшитом деревом кабинете возле письменного стола стоял Абакумов. 3апомнилось его крепкое телосложение, правильные черты лица, высокий лоб и темные волосы, гладко зачесанные назад. На нем ладно смотрелась серая гимнастерка и синие бриджи с лампасами, заправленные в сапоги. Пальцы обеих рук он держал за широким военным ремнем, по-толстовски. Справа от Абакумова находился полковник с объемистой папкой бумаг в руках. Очевидно, он вел дело, по которому я посетил Арбат, и перед моим приходом закончил доклад.

Когда я представился, Абакумов, оставаясь стоять у стола, спросил:

– Ты ездил на Арбат? Доложи подробно все, что выяснил.

Волнуясь, стараясь ничего не упустить, я рассказал о результатах выполнения задания. Абакумов внимательно, не перебивая, выслушал меня, задал несколько уточняющих вопросов, а затем обратился с упреками к полковнику. Резко, даже грубо отчитал его. Полковник покраснел и, виновато вытянувшись, молчал. Насколько я понял, моя информация разошлась с его докладом. Во время “проработки” полковника я чувствовал себя скверно, готов был провалиться сквозь землю. Наконец, дав дополнительные указания, Абакумов разрешил мне уйти».