Генерал-адмирал. Тетралогия

На следующий день висевшие низко над землей, то и дело плевавшиеся дождем облака разошлись, и погода снова стала летной. Так что уже в восемь утра в штабе авиаэскадрильи раздался звонок из штаба корпуса с требованием немедленно выслать разведку в район Минска-Мазовецкого.

Роксошанский отправил звено Неровинского. Сам командир звена должен был пройти до Халинува и там покрутиться, а два других летчика его звена — обследовать участки фронта на север до Станиславува и на юг до Колбеля. На большее радиуса действия их самолетов не хватало. Ходили слухи, что новые самолеты-разведчики, производство которых началось в апреле, имели чуть ли не вдвое увеличенный радиус действия и заметно большую скорость полета, но авиаотряд капитана Роксошанского летал еще на старых, довоенной постройки. Им и пулеметы-то в кабину летнаба поставили только в ноябре, почитай на третий месяц войны, а до того летали вообще безоружными. Подпоручик Каневский, летнаб поручика Тимофеева, с немцем из нагана в полете перестреливался. Вот такой вот воздушный бой, прости господи… Да и установка пулемета, решив одну проблему, тут же породила другую. Турель-то пулеметная и веса самолету прибавила, и воздушного сопротивления — скорость и дальность полета разведчиков заметно сократились, вследствие чего на некоторые задания приходилось отправляться в одиночку и сняв с самолета турель. Иначе не хватало времени покружить в заданном районе и рассмотреть все как надо. Впрочем, насчет «как надо» тоже получалось не очень. «Как надо» — это непременно с летнабом лететь, у него и глаз наметан, и возможностей больше, чай, на пилотирование самолета отвлекаться не требуется. Но жизнь есть жизнь, иногда приходилось полагаться и на одного летчика. В конце концов, хоть какие-то, пусть не совсем точные и не до конца достоверные, сведения, принесенные из заданного района, — все же много лучше, чем вообще никаких…

Первый после долгого перерыва боевой вылет закончился трагедией. Из трех летчиков звена Неровинского на аэродром вернулся только один. Двое, в том числе сам командир звена, из полета не вернулись. Напрасно комэска висел на телефоне, пытаясь через узел связи штаба корпуса дозвониться до передовых пехотных частей и уточнить, не садился ли в их расположении какой-нибудь самолет или, в самом страшном случае, не наблюдал ли кто падение сбитых самолетов, но никакой информации получить не удалось. Так что на следующее угро капитан Роксошанский вылетел сам.

Сошедшиеся в последние две недели над восточной Польшей низкие тучи окончательно исчезли, и самолет капитана висел в солнечном небе, глубокую голубизну которого лишь кое-где нарушали белые мазки. До Минска-Мазовецкого дошли не торопясь, экономя горючее. А вот после него началось… Когда они пролетали над деревенькой с названием Хощувка, неподалеку в небе стали вспухать странные облачка. Капитан несколько мгновений ошарашенно пялился на них, затем из переговорной трубки послышался крик его летнаба, поручика Столетова:

— Командир, это противоцеппелинные пушки!

И Роксошанский резко завалил самолет на левое крыло, чертыхаясь про себя. Ну ты гляди, что немчура натворил! Нет, о противоцеппелинных пушках капитан читал — в одном из весенних выпусков журнала «Самолет» и в бюллетене Главного штаба ВВС, — но не как о конкретном оружии, а просто отвлеченную информацию о том, что по сведениям, поступившим через нейтральные страны, ведется их разработка, причем такие пушки будут представлять собой большую угрозу не только для цеппелинов, но и для самолетов. И вот поди ж ты, довелось столкнуться…

— Костя! — заорал капитан в переговорную трубу. — Гляди в оба! Чего-то немцы тут скрыть хотят!

— Понял, командир…

Роксошанский зло скривился и завертел головой. Летнабу сейчас явно пока не до этого, ему надо увидеть, что именно немцы скрыть хотят, а вот сам он, капитан, на землю либо только вперед пялиться не должен. Раз тут появились новейшие противоцеппелинные пушки, значит, и новейшие немецкие самолеты с установленными на них пулеметами, предназначенные для того, чтобы сбивать вражеские летательные аппараты, тоже могут появиться. Капитану с ними встречаться еще не приходилось — уж больно мало их пока у немцев, но вот кое-кто на фронте с ними уже пересекался. Штабс-капитан фон Шейгель, командир авиаотряда соседнего корпуса, рассказывал, что потерял их стараниями четыре своих самолета. Да и вчерашняя пропавшая пара во главе с Неровинским также явно не сама собой потерялась. Неровинский — опытный летчик, воевал с первого дня, за его плечами было не менее пятидесяти боевых вылетов. Так что пропасть ни за понюх табаку он не мог, явно с чем-то серьезным столкнулся…

— Командир, ниже, — послышался из переговорной трубы голос летнаба.

«О, чего-то мой глазастенький углядел», — с удовлетворением подумал Роксошанский, переводя самолет в пологое скольжение, а в следующее мгновение в ровный гул мотора вплелся еще какой-то звук и ручка управления в руках капитана нервно вздрогнула.

— А-а-а, черт! — Он рванул ручку влево, заваливая самолет на крыло и уходя из-под следующей очереди, и бросил взгляд на правые крылья. Да уж, повезло… Не перейди он за секунду до этого в скольжение, очередь германца ударила бы точно но мотору и кабине. А так только перкаль на крыльях прострелила.

Но почти сразу же позади зарокотал пулемет. Капитан оглянулся. Германец отвалил в сторону, испугавшись очередей летнаба, а Роксошанский похвалил себя за предусмотрительность. Была ведь мысль снять пулемет, чтобы обеспечить себе лишние минут пятнадцать полета, но решил осторожиться — и угадал… Впрочем, действительно ли угадал, еще надо было посмотреть. Потому как была и еще одна мысль — лететь целым звеном, а то и полуэскадрильей. Но испугался и пожалел ребят. Звено Неровинского в авиаотряде было самым опытным — и то понесло такие потери… За спиной раздалась еще одна очередь, а в следующее мгновение самолет Роксошанского внезапно тряхнуло и повело в сторону. Капитан завертел головой. Да сколько же их!..

— Костя, всё, уходим! — заорал он. — Их тут целое звено!

Но верный летнаб не ответил. Да и пулемет замолчал. Однако смотреть, что с ними случилось, времени не было. Роксошанский завалил самолет на крыло и понесся к земле.

Следующие полчаса капитан не запомнил. Немецкие самолеты с пулеметами один за другим заходили с хвоста и поливали его длинными очередями. А Роксошанский вертелся как уж на сковородке, пытаясь выскользнуть из-под пуль. Неизвестно, что действительно помогло — возможно, опыта пилотирования у капитана оказалось больше, чем у немцев; возможно, Господь сподобил, но эти полчаса Роксошанский продержался. А едва перевалив линию фронта, он тут же нырнул вниз и пошел на посадку. Самолет к тому моменту едва держался в воздухе, крылья топорщились кусками перкаля, киль был разодран в клочья, а перо вертикального руля болталось на паре петель.

Сели они удачно. Неподалеку от места посадки в небольшом лесочке стояла какая-то пулеметная рота, солдаты которой быстро отреагировали на германские аэропланы, с ревом заходившие на катящийся по земле самолет с русскими опознавательными знаками. Прямо в лоб немецким разбойникам ударили длинные очереди из полудюжины станковых «максимов». Шедший первым германец ухватил порцию свинца и, сильно задымив мотором, скрылся за деревьями, а два других испуганно шарахнулись в стороны. Спустя десяток секунд из-за деревьев, куда ушел подбитый германец, послышался взрыв.

Когда самолет прекратил прыгать по кочкам и остановился, капитан Роксошанский выпустил ручку управления и откинулся на спинку пилотского кресла, закрыв глаза. Сил совершенно не осталось. Ни на что, даже на то, чтобы держать глаза открытыми. Так бы и сидел, сидел и сидел… Но рядом с самолетом послышались шаги, кто-то ловко вскочил на крыло и заглянул в кабину:

— Эй, летчик, живой?

Роксошанский открыл глаза, несколько мгновений пытался сфокусировать взгляд на незнакомце и прошептал:

— Живой…

— Эй, ребя, давай двуколку сюды, тута летчики ранетые! — заорал унтер (капитан все же рассмотрел знаки различия).

Как только до Роксошанского дошло, что тот произнес, он задергался, отстегивая привязной ремень — Костя-то затих еще в самом начале боя и уже мог истечь кровью.

— Я не раненый, вы там, во второй кабине смотрите!

— Уже посмотрели, вашбродь! — рявкнул унтер, разглядев капитанские погоны на кожаном пилотском реглане. — Ранетый он. В руку, а может, и еще куда. Сейчас вытащим и посмотрим. Да вы не беспокойтесь, у нас тут совсем рядышком медицинская рота стоит, мы его вмиг туды доставим.