Генерал Багратион. Жизнь и война

И дальше Давыдов приводит бесценные для нас сведения о повседневной жизни Багратиона: «В течение пятилетней службы при князе Багратионе в качестве адъютанта его я во время военных действий не видал его иначе, как одетым днем и ночью. Сон его был весьма короткий — три, много четыре часа в сутки, и то с пробудами, ибо каждый приезжий с аванпостов должен был будить его, если привезенное им известие стоило того. Он любш жить роскошно: всего было у него вдоволь, но для других, а не для него. Сам он довольствовался весьма малым и был чрезвычайно трезв. Я не видал, чтобы он когда-либо пил водку или вино, кроме двух рюмок мадеры за обедом. В это время одежда его была: сертук мундирный со звездою Георгия 2-го класса, бурка на плечах и на бедре шпага, которую носил он в Италии при Суворове, на голове картуз из серой смушки и в руке казацкая нагайка»24. По другим сведениям, князь Петр носил шпагу, подаренную ему самим Суворовым.

Получив утром 20 января от Багратиона французские планы наступления, грозившие ему неминуемым окружением, Беннигсен резко изменил свои намерения. Он решил отходить, избрав для отступления кёнигсбергское направление. Двигавшиеся по разным дорогам корпуса получили приказание сосредоточиться на позиции у местечка Янков, что и произошло утром 22 января. Вскоре туда же подошел Наполеон с армией и расположился впереди города Алленштейна. План предстоящего наступления был для него традиционен: удар по центру и одновременно — охват противника слева и справа. По разработанной в его штабе диспозиции как раз слева должен был действовать против русских Бернадот, но его все не было. В этой ситуации Наполеон предписал явиться на поле боя корпусу Нея, но того задерживали плохие дороги. Тогда, начав обстрел всех русских позиций, Наполеон решил сосредоточить усилия на своем правом фланге. Тут-то и произошла памятная в истории русской армии кровопролитнейшая битва за Бергфридский мост, находившийся на нашем левом фланге, в деревне Бергфрид. В этом месте весь день, до самой темноты, героически бились солдаты графа Н. М. Каменского, сына фельдмаршала, против превосходящих сил французов. Мост и предмостье с обеих сторон реки Алле были устланы русскими и французскими трупами. Беннигсен понимал, что прорыв здесь, слева, будет смертелен для всей его армии, и поэтому не давал затухнуть ни на минуту сражению, все время подбрасывая Каменскому новые и новые резервы. Да и сам генерал Каменский был в тот день хорош. Несмотря на яростное наступление имевших численный перевес французов, он отбил все их атаки, причем не раз сам с солдатами ходил в штыковую. Считается, что с тех времен и поднялась его яркая звезда незаурядного полководца. Однако, увы, век Каменского оказался короток, жить ему оставалось всего лишь несколько лет.

Позднее Беннигсен писал в своей записке: «При этих обстоятельствах благоразумие требовало не удерживать долее позицию при Янкове, тем более что следовало ожидать, что маршалы Ней и Бернадот с их корпусами устремятся на мой правый фланг, хотя появление сего последнего маршала должно было несколько замедлиться (что на самом деле и случилось), так как посланные ему приказания были перехвачены нами. Поэтому я приказал собрать начальников дивизий с целью предупредить их, что армия ночью начнет отходить и соберется у Прейсиш-Эйлау, которое я выбрал местом для генерального сражения»25.

Тремя колоннами войска двинулись по узким лесным дорогам, утопая по колено в снегу. Прикрывать отступление было поручено Багратиону. Все-то ему приходилось командовать арьергардами, которые порой становились авангардами — и наоборот! Багратион разделил арьергард на три отряда, которые прикрывали отход всех трех русских колонн: слева шел отряд Барклая де Толли, по центру — отряд Маркова, а справа вел свои войска генерал Багговут. У каждого из них завязались жаркие арьергардные схватки с французским авангардом, который упорно и смело наседал на русских. Сначала в бой вступил отряд Барклая, причем ему было труднее других: основные колонны русской армии из-за оказавшегося перед ними дефиле замедлили ход, и Барклаю, пока войска не втянулись в узкое место и не ушли на безопасное расстояние, пришлось выдержать жестокое сражение. Как писал Беннигсен, только к десяти часам утра «весь хвост нашей второй колонны прошел через ущелье, после чего генерал Барклай стал проводить и свои эшелоны»26. В не менее тяжелых условиях отступали отряды Багговута и Маркова. Багратион постоянно находился в отряде Багговута и не раз рисковал жизнью — так близко и опасно подходили к русским рядам французы, постоянно пытаясь охватить арьергард то слева, то справа. Командующему арьергардом приходилось оперировать то пехотой, то конницей, выводить на ударные позиции артиллерию, которая картечными залпами «охолаживала» неприятеля, а затем отступала дальше. Не раз пехота смыкалась в каре и отбивала молниеносные удары французской конницы. Периодически вспыхивали и быстротечные кавалерийские бои, как тогда говорили, «рубка». При этом следовало постоянно опасаться могучей французской артиллерии, следить за тем, чтобы французские стрелки не подошли на удобное расстояние и не начали выбивать прислугу орудий или офицеров. Нужно было также поощрять и своих егерей, воевавших по той же методе, что и французские стрелки. Позже Багратион в донесении с гордостью писал о своих егерях: «По роду службы егерей на каждом шагу встречающиеся опасности, неимоверные труды, лишения всех выгод, даже самых квартир в продолжение целой кампании, кровью егерей снискиваемое спокойствие армии есть право на покровительство»27.

Искусство отступления — одно из выдающихся воинских искусств, и Багратион показал в тот день свое исключительное владение им. Пожалуй, лучше всего об этом написал Денис Васильевич Давыдов, видевший своими глазами, как это удавалось Багратиону: «Мудреное дело начальствовать арьергардом армии, горячо преследуемой. Два противоположные предмета составляют основную обязанность арьергардногоначальника: охранение спокойствия армии от натисков на нее неприятеля во время отступления и, вместе с тем, соблюдение сколь ближней смежности с нею для охранения неразрывных связей и сношений. Как согласить между собою эти две, по-видимому, несогласимые необходимости? Прибегнуть ли к принятию битвы? Но всякая битва требует более или менее продолжительной остановки, во время которой умножается расстояние арьергарда от армии, более или менее от нее удаляющейся. Обратиться ли к одному соблюдению ближайшей с нею смежности и, следственно, к совершенному уклонению себя от битвы? Но таковым средством легко можно подвести арьергард к самой армии и принесть неприятеля на своих плечах. Багратион решил эту задачу. Он постиг то правило для арьергардов, которое четырнадцать лет после изложил на острове Святой Елены величайший знаток военного дела, сказав: “Авангард должен беспрерывно напирать, арьергард должен маневрировать”. И на этой аксиоме Багратион основал отступательные действия арьергардов, коими он в разное время командовал. Под началом его никогда арьергард не оставался долго на месте и притом никогда безостановочно не следовал за армиею. Сущность действия его состояла в одних отступательных перемещениях с одной оборонительной позиции на другую, не вдаваясь в общую битву, но вместе с тем сохраняя грозную осанку частыми отпорами неприятельских покушений — отпорами, которые он подкреплял сильным и почти всеобщим действием артиллерии. Операция, требующая всего гениального объема обстоятельств, всего хладнокровия, глазомера и чудесной сметливости и сноровки, которыми Багратион так щедро одарен был природою»28.

Арьергардные бои продолжались несколько дней. Они страшно выматывали людей Багратиона. Из всех соединений арьергарда наибольшую нагрузку на себе испытывал по-прежнему отряд Барклая. Особенно тяжело пришлось ему 25 января под Ландсбергом — там отряду предстояло удерживать противника до тех пор, пока вся армия не займет оборонительную позицию. Захваченные пленные показали, что в войсках, идущих на штурм позиций Барклая, находится сам Наполеон. Как писал Михайловский-Данилевский, «настоящее поколение не может иметь понятия о впечатлении, какое производило на противников Наполеона известие о появлении его на поле сражения! Но Барклая де Толли оно не поколебало»29. Тот, как всегда, хладнокровно и бесстрашно руководил боем. В этом сражении почти полностью погиб Костромской пехотный полк, который, отступая под барабанный бой, каждый раз разворачивался и отражал огнем атаку вражеской кавалерии, пока, наконец, свежая дивизия французских кирасир не смяла полк, потерявший в этом бою большинство людей, почти все знамена и пушки. После этого Барклай отступил на следующую, намеченную заранее, позицию, а Багратион прислал ему подкрепление. В результате этих боев Наполеону так и не удалось разбить русский арьергард и добраться до главной армии, которая беспрепятственно отошла от Ландсберга на позицию под Прейсиш-Эйлау. Название этого городка стало через несколько дней знаменитым.

Буря и натиск

Утром Беннигсен приказал Багратиону отступать как можно медленнее, чтобы дать армии время окончательно закрепиться на позициях будущего поля битвы. Багратион заранее определил несколько таких позиций — «станций», на которых его отряду предстояло останавливаться, чтобы сдержать натиск французского авангарда. Обескровленный в предыдущих боях отряд Барклая он разместил на последней «станции» — непосредственно на окраине городка Прейсиш-Эйлау с тем, чтобы Барклай прикрыл отход уже самого арьергарда Багратиона. На первой «станции» Багратион продержался только час, затем, опасаясь окружения, отступил. «Между тем, — вспоминал Денис Давыдов, — неприятель продолжал напирать сильнее и сильнее. Арьергард отступал в порядке и без волнения. Необходимо было удержать стремление неприятеля, чтобы дать время и батарейной артиллерии примкнуть к армии, а армии довершить свое размещение и упрочить оседлость позиции». На второй, более удобной для обороны «станции» между двух озер арьергард держался дольше, чем на первой, причем тут произошла ожесточенная рукопашная схватка русских и французских пехотинцев. «Возвратясь к Багратиону, — продолжает Давыдов, — я нашел его, осыпаемого ядрами и картечами, дававшего приказания с геройским величием и очаровательным хладнокровием… Несмотря на все наши усилия удержать место боя, арьергард оттеснен к городу, занятому войсками Барклая, и ружейный огонь из передних домов и заборов побежал по всему его протяжению нам на подмогу, но тщетно! Неприятель, усиля решительно натиск свой свежими громадами войск, вломился внутрь Эйлау. Сверкнули выстрелы его из-за углов, из окон и крыш домов, пули посыпались градом, и ядра занизали стеснившуюся в улицах пехоту нашу, еще раз ощерившуюся штыками. Эйлау более и более наполнялся неприятелем. Приходилось уступать ему эти каменные дефилеи, столь для нас необходимые. Уже Барклай пал, жестоко раненый». Раненый Барклай де Толли был вывезен в тыл, а потом покинул район военных действий. В этом месте Михайловский-Данилевский в своей книге «Описание Второй войны императора Александра с Наполеоном» использовал почти дословный пересказ новеллы Давыдова «Воспоминание о сражении при Прейсиш-Эйлау». Сам Давыдов писал о счастливых, если так можно сказать, последствиях ранения Барклая: «Рана сия положила основание изумительно быстрому его (Барклая. — Е. А.) возвышению. Отправясь для излечения в Петербург (точнее, в Мемель. — Е. А.), Барклай де Толли был удостоен посещений императора Александра и продолжительных с ним разговоров о военных действиях и о состоянии армии. Во время сих бесед Барклай де Толли снискал полную доверенность монарха: быв под Эйлау генерал-майором, через два года он являлся генералом от инфантерии и главнокомандующим в Финляндии, через три — военным министром, а через пять лет — предводителем одной из армий, назначенных отражать нашествие Наполеона на Россию»30.

Далее Давыдов сообщает: «Багратион, которого неприятель теснил так упорно, так неотступно, числом столь несоизмеримым с его силами, начал оставлять Эйлау шаг за шагом. При выходе из города к стороне позиции (армии. — Е. А.) он встретил главнокомандующего (Беннигсена. — Е. А.), который, подкрепя его полною пехотною дивизиею, приказал ему снова овладеть городом во что бы то ни стало, потому что обладание им входило в состав тактических его предначертаний. И подлинно, независимо от других уважений, город находился только в семистах шагах от правого фланга боевой нашей линии. Багратион безмолвно слез с лошади, стал во главе передовой колонны и повел ее обратно в Эйлау. Все другие колонны пошли за ним спокойно и без шума, но при вступлении в улицы все заревело “Ура!”, ударило в штыки — и мы овладели Эйлау. Ночь прекратила битву. Город остался за нами»31. В этом описании мы видим «обыкновенное мужество» Багратиона, который выполнил свой долг, как, впрочем, при необходимости, выполняли его и другие генералы — его боевые товарищи. Правда, в отличие от Давыдова, ни Беннигсен, ни Ермолов не подтверждают вышесказанного, упоминая только о том, что городок брал генерал Сомов с подошедшей 4-й дивизией32. Однако без Багратиона всего этого произойти не могло.

Как бы то ни было, действиями под Прейсиш-Эйлау Багратион завершил свою миссию командующего арьергардом. Вскоре подчиненные ему войска слились со стоящей в позиции армией. Багратион уехал в Главную квартиру, расположенную за позицией, занятой армией. А в это время в Прейсиш-Эйлау, в стане русского воинства, началось веселье («разброд по улицам и по домам большей части войска, которое предалось своевольству и безначалию»). Выглядело это всегда неприглядно, и попытки офицеров привести в чувство своих солдат обернулись тем, что французы внезапно захватили город, и это серьезно повлияло на ход крупномасштабного сражения, развернувшегося на следующий день. Правда, Беннигсен в своих записках утверждает, что город был оставлен по его приказу73. Но это противоречило всем его тактическим построениям, ибо, захватив Прейсиш-Эйлау, французы смогли укрыться за зданиями города и беспрепятственно накапливать силы для атак на русские позиции. Допустить этого по своей воле Беннигсен не мог.

Впрочем, у него были и другие проблемы. Он расположил армию на позиции, которую не назовешь удобной. Если по центру русская армия заняла высоты, с которых ее орудия вели успешный обстрел наступающего неприятеля, то фланги были, наоборот, слабо прикрыты рельефом местности. Справа стояли дивизии Тучкова, в центре — Сакена, слева — Остермана-Толстого. В резерве находились дивизия Каменского и две дивизии Дохтурова, при котором был, как младший из наличных генерал-лейтенантов, Багратион. Как уже сказано выше, после расформирования арьергарда, он остался не у дел. Численность русских сил составляла около 70 тысяч. Кроме того, ожидался подход прусского отряда генерала Лестока. У французов было около 80 тысяч человек, хотя Беннигсен настаивал, что у Наполеона было несравненно больше войск, чем у него.

Сражение, начатое арьергардным боем за Прейсиш-Эйлау, продолжилось утром 27 января и проходило в тяжелейших условиях. Хотя мороз в тот день был небольшим — около 4 градусов ниже нуля, поле сражения устилал толстый слой свежевыпавшего снега. Небо было закрыто тучами, и порой противники теряли друг друга из виду — так внезапно опускалась темнота или начинал валить густой снег. Беннигсен, хорошо изучивший тактические построения Наполеона, применил его собственное оружие: зная, что император французов действует в атаке густыми колоннами, Беннигсен пришел к выводу, что «для успешного сопротивления атакам таких больших колонн не существует другого начала, как действовать такими же массами, как и французы, и всегда иметь под рукою наготове сильные резервы»54. Поэтому во второй линии полки стояли в развернутых батальонных колоннах, которые могли быстро построиться в единую и сильную колонну и двинуться в бой.