Генерал-фельдмаршал Голицын
Шрифт:
Перед отъездом он вызвал к себе Михайлу Голицына и сказал доверительно:
— Вот что, Михаил… я командую преображенцами, ты — семеновцами. С моим отъездом вручаю тебе команду над всей гвардией. О том и фельдмаршалу скажу. Но помни, и за польским королем, и за Огильви потребно бодрое око. То тебе и Аниките Ивановичу Репнину доверяю. Негоже нам, русским, вечно на подмогах у иноземцев ходить. Потому приказы Августа и Огильви принимай, но исполняй с толком. Понял?
И когда Голицын склонил голову, Петр обнял его, поцеловал троекратно. Сказал глухо:
— Запомни, от тебя многое в сем лагере зависит. Прощай!
С отъездом царя черная кошка, давно пробежавшая между Огильви и Александром Даниловичем,
Правда, по всей форме, командующим над войском царь поставил своего дражайшего союзника короля Августа и вручил Огильви и Меншикову свой указ, что «все войско в небытии вручаю его королевскому величеству польскому, которому извольте быть послушны, как нам, во всех делах и указах».
Однако ни Огильви, ни Меншиков не собирались послушно подчиняться чужому королю, у которого и войска-то в Гродно было все ничего: шестьсот саксонских драбантов. Польская же конница давно ушла в Краков.
Огильви, у которого под началом было 45 батальонов пехоты и 6 драгунских полков, с чужим королем обращался еще более или менее снисходительно, а Меншиков со своими драгунами вообще ушел в Тикотин и оказался без королевского призора.
Драгуны Меншикова по варшавской дороге снова дошли до Вислы и, казалось бы, следили за всеми маневрами шведского короля, стоявшего у Варшавы. В декабре 1705 года Александр Данилович бодро сообщил царю: «Неприятель, как по здешним ведомостям слышно, в прежних местах обретается». Отправив письмо, сам Меншиков отбыл в Пултуск, где весело отпраздновал Рождество.
«Зело повеселились при довольной стрельбе из пушек без опасения, понеже хотя некоторые из Гродни через письма по польским непостоянным ведомостям (которым отнюдь верить не надлежит) нас и тревожили, однако же мы, будучи в Пултовску (и в 4 милях от Варшавы), никакой противной ведомости не имели, и все здесь, слава богу, смирно», — уведомил он Петра I.
Даже в начале января 1706 года Меншиков беспечно шутил в новогоднем письме к дарю: «Изволь, Государь, как сестру свою, так и прочих обнадежить, чтоб они не печалились: понеже мы здесь никакой страсти не имеем и пребываем всегда в веселии».
А между тем, пока генерал от кавалерии, а вместе с ним и все его полковники пребывали в новогоднем веселии, Карл XII ночью перешел замерзшую Вислу и с двадцатитысячной армией скорым маршем пошел на Гродно. Меншиков не только упустил неприятеля, но и бежал от него с крайней поспешностью. На варшавской дороге в Гродно шведы не встретили ни одного русского драгуна. Меншиков отвел свою конницу прямо в Минск. Потому появление шведов было полной неожиданностью не только для Меншикова, но и для Августа II, и фельдмаршала Огильви.
«Шведский король воюет, не соблюдая всех правил европейской военной науки!» — жаловался Огильви Августу. «Еще бы, по тем правилам зимой полагалось сидеть на печи, или, говоря по-ученому, стоять на винтер-квартирах! Но я-то знаю шведа, уже пятый год от него бегаю! — рассердился король Август. — Для шведских гренадер десятиградусный мороз — не мороз, а морозец!» И, не дожидаясь подхода главных сил шведской армии, Август II темной ночью 17 января ушел из Гродно, прихватив с собой не только конвой, но и 4 полка русских драгун. На военном совете после бегства короля господа генералы обсуждали один вопрос: что делать дальше? Тишайший генерал от инфантерии Аникита Иванович Репнин предложил немедля отступить. Мнение Репнина получило нежданную поддержку молодого Голицына, обычно редко согласного с тугодумом Репниным. Однако фельдмаршал, ставший теперь старшим, настоял, чтобы войско осталось в Гродно.
— Город усилиями самого государя превращен ныне в укрепленный лагерь, обильно снабженный провиантом и фуражом! За гродненскими укреплениями, господа, мы можем отсидеться до самого лета, а тем временем к нам подойдет на выручку саксонский фельдмаршал Шуленбург! — важно заявил Огильви.
— А ежели шведы опять расколошматят саксонцев? — дерзко спросил Голицын.
— Шутить изволите,
молодой человек! — вскипел фельдмаршал. — Ведь саксонцы пойдут на Гродно по приказу своего короля! — Угловатое лицо барона Огильви налилось кровью, но все же он сдержался и на вопрос наглеца разъяснил с важностью: — Король Август дал мне пароль, что по первой же траве придет к нам на выручку!«Знаем мы эти королевские пароли!» — усмехнулся про себя Голицын, но возражать старшему по чину не стал.
Огильви в глубине души настолько был доволен внезапным отъездом короля Августа, что даже безропотно отдал ему четыре полка русских драгун для сопровождения. Теперь, после отъезда царя и удаления Августа и Меншикова, фельдмаршал Огильви стал наконец единственным командующим армией.
Царя можно было теперь готовить к самому худшему; к полной капитуляции всей русской пехоты, выставив единственными виновниками приближающейся катастрофы Меншикова и Августа.
Об этих беглецах Огильви горько сообщил царю, что не ведает, «как те пред вашим царским величеством и всем честным миром оправдаться могут, когда меня здесь, при разорванном и разоренном войске, без денег, без магазейну, без артиллерии и полковых лошадей покинули и все войска в замешание привели».
Фельдмаршал, само собой, преувеличивал тяготы своего положения, поскольку с укреплений Гродно по-прежнему глядели грозно десятки русских тяжелых пушек, а армейские магазины были пока снабжены провиантом и фуражом, и никакого замешательства в русских полках, твердо стоящих на бастионах, опоясывающих Гродно, не было. Когда 15 февраля шведский конный отряд, предводительствуемый самим Карлом XII, появился перед бастионами Гродно, то по приказу Михаилы Голицына преображенцы и семеновцы, стоящие в предместных укреплениях, дружно дали троекратный залп, с бастионов заревели тяжелые пушки, и король наглядно убедился, что русские полностью готовы дать отпор шведской атаке. Объехав всю линию петровских укреплений и убедившись, что в них нет ни одного слабого места, Карл XII принял вынужденное решение: не штурмовать, а блокировать Гродно, в расчете, что у русских скоро закончится провиант и фураж. Но и здесь оказалось, что запасы скорее кончались у шведов, а не у русских. Действуя по принципу, что война кормит войну, армия Карла XII жила эти годы в основном за счет грабежа местного населения. А вот в окрестностях Гродно не нашли ни фуража, ни провианта — все уже было собрано в крепости. И в поисках запасов шведы отступили сперва на пять, затем на десять, а затем и на семьдесят верст от Гродно, поставив королевскую ставку в местечке Желудки. Блокаду Гродно они вели теперь только конными разъездами.
Однако Огильви в письмах к царю по-прежнему продолжал паниковать, уверяя, что вслед за Августом и Меншиковым, которые, «не сказав мне ни слова, от войску и чину своего убежали», разбежится и вей оставшаяся армия и, только если ей «случай для того представится, уйдет в ретираду». Случай для ретирады и тем паче для бегства шведами, не занявшими левый берег Немана, давно русским был дан, но ни какого дезертирства русских солдат из Гродно не было, и Огильви, много раз видевший в европейских войнах, как разбегаются солдаты-наемники в случае бегства своего командующего, был тому немало поражен. Ночное бегство короля Августа, не забывшего прихватить с собой и армейскую казну, казалось, не произвело никакого впечатления на русских солдат, сохранивших в полках твердый порядок и дисциплину.
Зато в Москве Петр I, которому и Меншиков сообщил горькую весть, что к Гродно «проехать невозможно из-за того, что неприятель Гродно обошел», крайне переживал блокаду своей армии. Ведь в Гродно отрезаны были лучшие полки, прошедшие через поля всех сражений Северной войны.
— Как бы сей Огильви не стал для нас вторым герцогом де Кроа, — с горечью заметил он Меншикову, когда фельдмаршал на все приказы царя о немедленной ретираде от Гродно хладнокровно отнекивался, что «решил остаться в Гродно до лета и ожидать иль отхода шведов, иль совокупления с саксонским войском!».