Генерал-фельдмаршалы в истории России

Обстановка в Польше и приграничных районах, прежде всего в Западном крае, становилась критической. Нужны были энергичные меры для исправления положения. 30 лет назад молодой офицер Берг здесь же, в Польше, с жаром участвовал в подавлении такого же восстания, но теперь его физические силы были уже не те. Тем не менее, когда в августе великий князь Константин был отозван Александром II в Петербург, 70-летнему Бергу пришлось взять на себя полномочия и ответственность наместника и главнокомандующего. После увольнения начальника гражданского управления маркиза А. Велепольского в руках Берга сосредоточилась вся власть в Царстве Польском. Выбор средств подавления восстания у него был небольшой – реформы или репрессии.

В этом отношении наместник выступил союзником виленского губернатора и командующего войсками Виленского военного округа генерала М.Н. Муравьева, получившего от современников «почетную» приставку к фамилии – «вешатель». К началу 1865 г. восстание в Царстве Польском, как и мятеж в Западном крае, были подавлены окончательно. Из 50 тысяч человек, участвовавших в борьбе с оружием в руках, погибло 20 тысяч, 18 – было сослано, 7 – эмигрировало [20] . Год спустя Царство Польское было лишено остатков автономии и трансформировано в Привисленский край.

Следует особо обратить внимание, что репрессивные меры по отношению к полякам осуждало в России далеко не все общество. Например, выразителем взглядов ее так называемой консервативной части выступил Ф.И. Тютчев. На отказ петербургского генерал-губернатора А.А. Суворова, внука великого полководца, подписать приветственный адрес М.Н. Муравьеву, он откликнулся следующими стихами:

Гуманный внук воинственного деда,

Простите нам, наш симпатичный князь,

Что русского честим мы людоеда,

Мы, русские, Европы не спросясь!..

Как извинить пред вами эту смелость?

Как оправдать сочувствие к тому,

Кто отстоял и спас России целость,

Всем жертвуя призванью своему, —

<…>

Кто, избранный для всех крамол мишенью,

Стал и стоит, спокоен, невредим,

Назло врагам, их лжи и озлобленью,

Назло, увы, и пошлостям родным.

Подобные оценки, безусловно, разделял Александр II. В 1865 г. Муравьев был награжден орденом Св. Андрея Первозванного и возведен в графы.

Что касается Берга, то, учитывая его заслуги в умиротворении Польши, император пожаловал ему чин генерал-фельдмаршала. Военачальник был введен в состав Государственного совета, стал почетным президентом Николаевской военной академии Генерального штаба. Кроме этого, генерал-фельдмаршал Берг стал шефом четырех полков, в том числе 10-го пехотного Новоингерманландского, носившего его имя. Правда, преклонный возраст позволял выполнять все эти обязанности лишь номинально. Хотя надо отдать должное фельдмаршалу: до самой кончины, последовавшей в 1874 г., он сохранял большую подвижность и работоспособность.

Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин (1693–1766)

Путь к высшему военному чину из действительного тайного советника в генерал-фельдмаршалы у Алексея Петровича Бестужева-Рюмина, ни дня не служившего на ратном поприще, оказался таковым по воле судьбы и императрицы Екатерины Великой. Даже для России, где приобретение власти, титулов и почестей очень часто не подчинялось никаким формальным правилам, такую коллизию не назовешь обычной.

Впервые будущий канцлер оказался за границей в 15-летнем возрасте. В 1708 г. вместе с такими же дворянскими недорослями повелением Петра I он был направлен на учебу в Копенгаген и Берлин. Завершив курс, путешествовал по Европе, совершенствовал знание языков и вникал в извивы европейской политики, после чего в 1712 г. был определен на дипломатическую службу.

Его становление прошло под опекой Б.И. Куракина, талантливого дипломата, возглавлявшего русское посольство в Голландии. Затем четверть века он представлял Россию в Дании, Голландии, Англии. Его работа за рубежом выпала на период дворцовых переворотов, когда периодическая смена правителей приводила к возвышению одних царедворцев и опале других. Бестужеву-Рюмину удалось избежать и взлетов, и падений, он лишь перебирался в новую страну, становясь все более искушенным в дипломатических и придворных интригах. Попутно ему удалось получить чин тайного советника и стать кавалером ордена Св. Александра Невского.

Знание тонкостей большой политики очень пригодилось ему, когда в 1740 г. он был вызван в Санкт-Петербург и из сравнительно тихой дипломатической заводи попал в водоворот борьбы за власть в окружении императрицы Анны Иоанновны. Всесильному фавориту Э. Бирону удалось свалить кабинет-министра А.П. Волынского и отправить того на эшафот. Освободившаяся должность была предложена Бестужеву-Рюмину. Поскольку Алексей Петрович не был ранее связан ни с какими группировками, Бирон, вероятно, надеялся опереться на него в борьбе против вице-канцлера А.И. Остермана, которого рассматривал как еще одного злейшего врага.

Но эти планы нарушила кончина Анны Иоанновны. Через непродолжительное время Бирон был смещен и отправлен в ссылку. С привлеченного к следствию по его делу Бестужева-Рюмина подозрения сняли быстро, но от службы отставили.

К активной внешнеполитической деятельности на самом высоком уровне его призвала Елизавета Петровна. «Дщерь Петрова» походила на своего венценосного отца еще и дальновидностью. Она хорошо понимала, какую роль может сыграть опытнейший чиновник, имевший в свои 48 лет тридцатилетний дипломатический стаж. Осенью 1741 г. Бестужев-Рюмин был приближен к особе новой императрицы и обласкан ею: удостоился ордена Св. Андрея Первозванного, получил место сенатора и пост вице-канцлера.

Утверждение Бестужева-Рюмина в качестве фактического руководителя российской дипломатии (канцлер А.М. Черкасский из-за возраста отошел от дел) совпало с обострением войны ряда европейских стран за «австрийское наследство». Поводом к ней стала смерть в октябре 1740 г. австрийского короля Карла VI Габсбурга, не имевшего сыновей. Это делало австрийскую корону неустойчивой, и Франция, Англия, Пруссия, Испания, Бавария, Саксония вступили в борьбу за влияние в Европе.

В первую очередь Бестужеву-Рюмину пришлось отражать попытки Версаля не допустить усиления роли и влияния России и Австрии, с которой у Санкт-Петербурга с 1726 г. существовал союзный договор, на европейскую политику. Французы сами стремились к гегемонии, поэтому в пику Петербургу поддержали Швецию, которая в 1741 г. развязала войну против России. Интриги французских дипломатов охотно поддерживал король Пруссии Фридрих II, рассчитывая, что российско-шведская война свяжет руки Санкт-Петербургу и не позволит ему вмешаться в войну за «австрийское наследство». А прусский король сам стремился прибрать это наследство к своим рукам.

Парадокс состоял в том, что Бестужев-Рюмин своим взлетом был во многом обязан т. н. «французской партии» в окружении Елизаветы, которой заправляли французский посланник И.-Ж. Шетарди и лейб-медик императрицы И.Г. Лесток. Последние были уверены, что сановник, подмочивший свою репутацию сотрудничеством с Бироном, будет игрушкой в их руках и сможет оказывать влияние на Елизавету в нужном для них направлении. Императрица и сама прислушивалась к Шетарди, сыгравшему немалую роль в ее воцарении. Прислушивалась, но не во всем. По крайней мере, она не пошла на поводу у француза, настаивавшего на том, что условием завершения войны со Швецией должен стать пересмотр Ништадтского мира 1721 г.

Эту линию отстаивал и Бестужев-Рюмин. Русское правительство пошло на открытие военных действий и не ошиблось: они закончились полным разгромом шведской армии. Новый договор, подписанный в Або в августе 1743 г., подтвердил условия Ништадтского мира. Кое-кто упрекал вице-канцлера в излишней умеренности (победитель по сути никаких территориальных приобретений не получил). Но здесь в полной мере проявилась дальновидность Бестужева-Рюмина: хорошо понимая, что ни Франция, ни Пруссия не оставят попыток вновь стравить Россию и Швецию, он предпочел не наносить дополнительных ударов по самолюбию шведов и тем обеспечить их нейтралитет в дальнейшем.