Генерал-майор
Шрифт:
Пройдя по затейливому крыльцу, гусар оказался в просторной зале с анфиладами комнат по обе стороны и широкой, устланной зеленой ковровой дорожкою, лестницей, ведущей на второй этаж. Никакой прислуги видно не было, впрочем, завидев посетителя, к нему все же подошел молодой человек в синем конторском сюртуке, в коих обычно щеголяли провинциальные коллежские регистраторы.
– Вы на прием? Вам назначено? – вежливо кивнув, осведомился молодой человек.
– Не назначено. – Давыдов отозвался спокойным и уверенным тоном. – Но кое о чем посоветоваться с уважаемым доктором весьма хотелось бы.
– Хорошо. – Юноша еще раз кивнул и предупредил: – Однако придется подождать. Раздевайтесь – вот вешалка, и прошу сюда, в бильярдную. Как о вас доложить?
–
– Денис Денисович, говоришь? Ах ты ж скромник ты наш! – Сей громкий голос вдруг раздался с лестницы, с коей как раз и спускался здоровенный лейб-гвардеец в ослепительно надраенных сапогах и белой полковничьей форме.
– Васнецов! – Ахнув, Денис узнал своего старого приятеля еще по кавалергардской казарме. – Сашка! Ты как здесь? Неужто, тьфу-тьфу, приболел?
– Да счас, приболел! Не дождетесь! Так, зашел поговорить насчет завтрашней нашей охоты… Дача у меня здесь. Ну, здорово, Денис, чертяка! А ну-ка, дай-ка тебя обниму!
Минут через двадцать Давыдов уже был представлен доктору. Леонид Федорович Буташкин в свои пятьдесят выглядел едва-едва на сорок, любил хорошо одеться, поесть и выпить. Последняя страсть, верно, его в конце концов и сгубила бы, кабы не супруга Ираида Андреевна – сие Денису поведал полковник Васнецов. Ираида Адреевна, дочь тихвинского помещика, дама дородная и осанистая, узнав «великого пиита», тут же всплеснула руками и предложила остаться на вечерок.
– У нас тут посиделки, знаете ли. Общество соберется… Даже дамы будут! Сашка сказал, что вы, Денис Васильевич, не женаты… Женим! Обязательно женим! Ну право же, оставайтесь, а? Заночуете у нас, а завтра – на охоту. Охоты у нас здесь славные.
Провести вечерок в усадьбе Давыдов с радостью согласился, а вот от охоты отказался, сославшись на дела.
– И вот мне бы еще с любезнейшим доктором переговорить…
С доктором пообщались в чайной комнате. Пили китайский чай с пирогами, и от предложенной домашней наливочки Денис Васильевич тоже не отказался. Под нее и начал разговор…
– Мадам Араужо? Жозефина, Жози? – Поставив стопку на стол, доктор покивал с некоей затаенной грустью. – Славная была девушка… Жаль, больная. Выросла на Гаити в семье чиновника. Отец и мать умерли, и когда там началась революционная заварушка – Туссен-Лувертюр и прочие, – сбежала в Париж. Как она выразилось, голой.
– Голой?
– Ну то есть без всяких богатств, – рассмеялся Буташкин. – Драгоценности, разумеется, с собой прихватила, но ведь поместье, особняк не увезешь. Тем более их сразу и конфисковали в пользу «революционного народа Гаити». В Париже юная мадемуазель быстро нашла себе мужа – не очень молодого, но богатого. Правда, тот, говорят, разорился… Приехали в Россию поправить дела. Тут Жози и загуляла… Впрочем, она и в Париже себе ни в чем таком не отказывала – супруг ее рогоносец был страшный! В общем, весело проводила время… Еще наливочки?
– А пожалуй.
Налив, доктор поднял рюмку – чокнулись…
– Ну вот, – закусив моченым яблочком, продолжал Леонид Федорович, – веселье все это закончилось плачевно, как я и предупреждал. Да-да, что вы удивляетесь? Я ведь тогда в Петербурге жил, имел практику в свете. Вот меня Жози и рекомендовали. Она лихорадкой страдала, хотя считала, что на нее наслали порчу гаитянские колдуны… Да какие там колдуны! Лихорадка. По симптомам – малярия, и приступы были все чаще, очень уж нездоровый климат у нас. Я ей советовал сменить Петербург хотя бы на Москву. Куда там! И вот вам результат – очередной приступ ее и доконал. Царствие небесное, хорошая была женщина. Веселая и добрая… и не делала никому зла… исключая мужа… Давайте, Денис Васильевич, за помин души Жозефины Араужо.
Выпили молча, не чокаясь…
– Так вы сказали, это был приступ? – немного погодя возобновил беседу Денис.
– Приступ. – Доктор развел руками. – Я ведь ее неоднократно предупреждал, чтобы пила лекарства, не злоупотребляла алкоголем… ну и климат – да. Как раз по весне
и случилось. Где-то в марте. В самую сырость. И знаете, где начался приступ? В Мраморном дворце!– Во дворце?! – Давыдов сделал вид, что удивлен. – Но там же…
– Да! Наша мадам оказалась в гостях у великого князя! – Леонид Федорович потер руки. – Мне потом генерал Баур, любовник ее, рассказывал… Что вы так смотрите? Да-да, любовник, теперь уж можно поведать. Да что там! Можно было б тогда… Слухи б гнусные рассеять. А то ведь чего только про цесаревича ни говорили! Аж до свального греха дошли… Мол, от того несчастная француженка и скончалась… От приступа она скончалась, от лихорадки! В одночасье сгорела – и все. Я и не успел…
– Так а что там, во дворце-то, случилось? – напомнил гость.
– Да ничего не случилось. – Доктор сердито дернул шеей, так, что едва не свалились очки. – Слухи ходили – обманом француженку привезли. Потом накинулись, снасильничали всем скопом, чуть ли не под началом самого Константина Павловича…
– Так не было этого?
– Конечно, не было! – Расхохотавшись, Леонид Федорович поправил очки. – Жози во дворец вместе с Бауром приехала. На его коляске. Великий князь к ней неровно дышал – это да. Может, и сладилось бы… Да только не в тот раз! Сели в карты играть, кальян курили, и ей плохо сделалось, велела к подруге везти…
– К Моренгейм, к баронессе?
– Ну да, к ней… Жози не хотела сразу домой… Думала, отлежится чуток, как раньше бывало… Не отлежалась! А я ведь предупреждал.
Вот так вот все и случилось, как и предполагал Денис. Обыденная совсем история, хоть и грустная. Мало ли людей от лихорадки померло, тем более в сыром-то Санкт-Петербурге? Просто обстоятельства смерти юной красавицы сложились весьма пикантные, вот и поползли слухи. Не сами собой поползли, кто-то их распространял, да так ловко, что, похоже, сам государь в оправдания братца своего не поверил. Да, верно, Константин Павлович и не оправдывался. При его-то взрывном характере… Психанул да послал всех, чем косвенно подтвердил все сплетни! Тем более что все хорошо знали его выходки с молодой супругой, как он ее, бедолагу, гнобил – что чести великому князю не делало! Супругу гнобил – да, но француженку не насиловал, не убивал. Само по себе все сложилось, просто выпал мадам Араужо несчастливый билет.
– Ну что, Денис Васильевич? Давайте-ка отдохнем до вечера часок-другой, а там уж будет общество! Уж стихи-то вы… уж не смею и просить…
– Почитаю, – усмехнулся гусар. – Раз уж в гости незваным явился… Прочту!
Прочитанные поэтом строчки утонули в аплодисментах. В особняке Буташкиных нынче и впрямь собралось общество. Полковник Сашка Васнецов, окрестные помещики и даже юные актрисы Императорского театра! Славно было, весело. В не шибко просторной, но уютной зале уместились и уставленный яствами стол с гостями, и нанятые музыканты, и еще оставалось место для танцев и игр. Кто-то из помещиков, выпив, пустился хватать всех за руки, пытаясь водить хороводы, женщины требовали танцев, а юная актриса Яночка Кукина предложила поиграть в фанты.
– На желание, господа, на желание!
Идея эта тотчас ж обрела всеобщую поддержку, правда, помещики, те, что потрезвее, косились на своих жен… Денис, глядя на актрисок, хмыкнул: с этакими-то прелестницами – да в фанты? Шарман!
Одернув платье, так, чтобы лучше была видна грудь, Яночка уселась за стоявший в углу клавесин:
– Я буду играть, а вы – угадывать. Не угадаете – фант. Ну, господа, кто первый?
Вызваться никто не успел: помощник доктора – тот самый молодой человек, что встречал Давыдова – подошел к хозяину дома и что-то зашептал на ухо. Все насторожились.