Генерал Зима

При виде пополнения я изобразил кривую улыбку.

– Поздравляю со вступлением в ополчение. Каждый вновь прибывший будет обеспечен питанием и крышей над головой.

Ну, вру. Частично вру. «Крыша над головой» – это слишком сильно сказано. Позавчера мы заняли коттеджный поселок, если точнее мы вошли туда, когда его захватил чудо-снег. Но вчера пришлось уйти из коттеджного поселка, сразу после этого враги отбомбились по нему с орбитальной платформы урановыми стержнями – сильное зрелище даже на расстоянии. Стоит дом и вдруг обращается в облако пыли. Теперь на ближайшую перспективу нам улыбается только нора в снегу, по сравнению с которой эскимосское иглу покажется пятизвездочным отелем.

Подошел Ласточкин – лицо уже не такое безмятежное, как при чтении газетки.

– Через полчаса у нас будут «гости», сенсоры засекли передвижение команды рейнджеров.

И уже десять минут народ снегурочек и снегуров был готов к перекочевке – все на снегоступах, в том числе бабы с младенцами, прибинтованными к их спинам. Младенцы были запеленуты в обрывки «универсальной зимней плащ-палатки» из умной саморазогревающейся ткани, которая впитывала мочу и закусывала какашкой. Бабы были хоть и тощие, но жилистые.

Вояки тащили свое оружие и ящики с боеприпасами. Бывшие бомжи упорно несли поддоны, на которых продолжала тихо плодиться еда – грибы и улитки с китайских трансгенных фабрик. Бывшие трудные подростки несли бидоны и обрезки труб, куда были запаяны коллодиевые и гелевые матсборщики. Бывшие проститутки (дешевые, с пригородных трасс) несли в заплечных узлах младенцев, прижитых неизвестно от кого, а то и вовсе «суррогатных». На фоне молодцов-спецназовцев, высоких и крепких, гражданские выглядели низенькими – полтора метра с кепкой, вес «без говна» пятьдесят кило. Часть бойцов перемещалась на «крокодилах», патрулируя окрестности.

Мне показалось, что больше всего маневры нашего ополчения напоминают переселение муравьев, каких-нибудь южноамериканских муравьев-листорезов.

Ополчение тянулось серой змейкой по склону холма к мертвому березняку. Плесень не сожрала его дотла, лишь изгрызла и мумифицировала. Снег и изморозь густо облепили каждую веточку и сучок. Быстро темнело, я опустил подаренные Ласточкиным очки.

В зеленом мире тепловизора не было ничего кроме теней и оттенков. Он напоминал картину художника– абстракциониста, повернутого на одном цвете. Я вскоре различать предметы и первое время просто держался за спиной Ласточкина.

Где-то спустя пару километров перекочевки, напоминающей марш-бросок, мне показалось, что еще немного и я сдохну. Как только движутся бывшие бомжи и бабы с младенцами? Лично мне любой спорт противопоказан. Вместо широкой спины Ласточкина впереди теперь маячила тщедушная спина какого-то бомжа. Вещмешок казался надгробным памятником, трехкилограммовая винтовка была тяжелой как полковой миномет. В отчаянии я прибавил скорость. Сперва перегрузка обрушилась на меня, как двадцать сумоистов, но я прорвал ее.

С полминуты прострации или сна в вертикальном положении – меня будто качала морская зыбь.

Тело сделалось просто машиной, меня перестали душить боль и изнурение. Освободившись от объятий тела, я почувствовал себя капитаном на мостике.

«Капитан» не психовал, не переживал, он относился к телу, как к кораблю, сознавая меру его возможностей, но без жалости. Масса переносимых вещей, собственного мяса и костей перешла во внешний мир. Давление среды упало, исчезло и рвущее усилие в легких, выветрилась бегавшая по пищеводу дурнота.

Вместо мертвого березняка вокруг плескалось слегка светящееся малахитовое море, по которому прокатывались низкие цветозвуковые волны.

Можно было закрыть глаза и идти просто на «автомате», слушая только похрустывание чудо-снега под протекторами ботинок.

Ветка хлестнула меня по лицу. Я открыл глаза и… «капитана» как не бывало, второе дыхание исчезло, первого тоже почти нет. На меня нахлынули первозданные младенческие чувства – отбился-отстал от своих, вокруг никого! Поскольку под страхом смерти запрещено использовать радиосвязь, а навигация в Зоне Зимы вообще не работает, то получается, что и в самом деле заблудился.

Я тяжело и неуверенно сделал несколько шагов, ноги заскользили на склизком снежном насте, березовая «проволока» хватала меня за отяжелевшие ботинки, ветки прицельно били в пах. Как вода в трюм тонущего корабля, в сердце хлынуло густое отчаяние и заполнило его по самую крышку.

Даже тепловой мир вокруг уже был окрашен не в малахитовые тона, а в мрачные цвета древней бронзы.

Я прошел, вернее пробился вперед еще на сто метров, и ничего. Потерял своих окончательно и бесповоротно.

Я остановился и принялся наблюдать за своим страхом, который перемещался по телу. Стало даже интересно. Когда он пытался забиться в подложечную дыру, я вышиб его ударом воли.

Немного освободившись от страха, я почувствовал что-то новое – волну легкого слегка покалывающего гудения.

Никаких сомнений, это была опасность. Я залег в дохлый березовый кустарник, затих.

Что-то пробежало неподалеку, метрах в десяти. Инфравизор на «что-то» не отреагировал, целеуловитель не «захватил» контур мишени. Я ощутил лишь изменение плотности воздуха.

Следующая «тень» прошмыгнула лишь в пяти шагах от меня. Потом еще одна пробежала. У них почти не было формы, их выдавала только волна, легкое напряжение воздуха, разбивающееся слабой вибрацией о кожу моего лица.

«Тень» накладывалась на «тень». За полминуты мимо проследовало не менее трех десятков «теней». Они струились по мертвому ёрнику, словно для них не существовало ни «проволоки», ни снега, ни рытвин, ни овражков. У этих врагов искусство камуфляжа было доведено до совершенства. Ни в оптическом, ни в тепловом диапазоне они не выдавали себя. Да и двигались они как члены одного тела. Как огромная многоножка-многочленка.

Можно не сомневаться, в отличие от меня, эти «тени» знают, где сейчас находятся наши спецназовцы и прочие ополченцы. «Тени» идут следом, получая информацию от своих систем слежения, которым удается пробиться сквозь облачность. Может быть, у них даже нюх, как у собак, а в каждой клеточке сидит по маленькому роботу-убийце.

Если дать очередь в воздух, то возможно наши услышат. Возможно. Но эти чертовы «тени» гарантированно кинутся на меня и раздерут в клочья, умоются моей кровью…

А зачем стрелять в воздух? Палец лег на спусковой крючок штурмовой винтовки, левая рука передернула затвор. Я выпустил очередь по цепочке «теней». В ответ сразу свистнула пуля, над головой. Я так резко втянул голову, что чуть не сломал шейные позвонки, хотя как известно, раз свистнула, то уже пролетела мимо.