Генералиссимус Суворов

Суворов ночевал в доме, одной стеной в котором служила отвесная скала, – к ней в прилепился дом. В доме было сыро.

Аркадий, Фукс, офицеры штаба, Прошка, Ванюшка лежали вповалку в углу. Утомленные переходом, они давно спали. Аркаша переносил все лишения молодцом, – Александр Васильевич с удовольствием видел это.

Суворов сидел с Антонио Гаммой у очага. Ветер стучал по крыше камнями, выл в трубе, за дверью кашляли, гомонили солдаты в офицеры; все было забито людьми. Александр Васильевич говорил с Антонио о Сен-Готарде, который русские войска собирались завтра атаковать.

Со стороны Италии Сен-Готард был неприступен. К нему вела узкая, едва проходимая для вьюков тропинка.

Суворов за Белинцоной послал корпус генерала Розенберга направо в долину Тавечь, в обход Сен-Готарда.

Антонио Гамма говорил, что от Айроло восхождение на Сен-Готард очень опасно в бурю. Путники и те часто гибнут от утомления и холода, а тут еще французы, у которых такая надежная позиция.

Прислушались оба – не стихает ли ветер.

Около полуночи ветер стих. Старики улеглись.

К утру перестал и дождь.

Было сыро и пасмурно. Над долиной нависли густые, темные облака, – они лепились к вершинам гранитных гор.

Невыспавшиеся, измученные люди ежились, согревались у костров. Хотелось поскорее двинуться с места, чтобы отогреться на ходу. Хотелось поскорее в дело.

Букли, косы – давным-давно от дождя растрепались, Александр Васильевич велел; кос не заплетать, буклей не накладывать – не за этим ходить!

Выступили тремя колоннами: Багратион и генерал Барановский обходили с флангов. Суворов – в центре.

IV

Был четвертый час пополудни. Короткий осенний день угасал. В долине уже темнело. А французы все еще занимали неприступные вершины Сен-Готарда.

Суворовским чудо-богатырям впервые пришлось вести войну в горах.

С неимоверными усилиями карабкались они со скалы на скалу. Уцепиться было не за что: ни деревца, ни кустика, только кое-где мох. Порядком поизношенные башмаки скользили по сырым камням, не держали человека. Люди выбивались из сил, чтобы продвинуться вниз. Приспосабливались, упирались, где можно, штыками, помогали друг другу.

А французы, невидимые, надежно укрытые камнями в скалами, били на выбор. Много ратников осталось лежать на месте, многие, сраженные, падали с кручи вниз, многие кое-как, с трудом тащились раненными назад к Айроло.

Продвигались вперед крайне медленно. Еще никогда русскому солдату не приходилось сражаться в таких условиях. Враг был и без того почти невидим, а тут еще откуда-то наползало и скрывало все густое, серое облако. Застилая глаза, тучами плавал пороховой дым: он не позволял разобрать, свой или чужой шевелится за камнем…

Высоты громоздились одна за другой выше и выше, и, кажется, не было им конца. А неприветливый, хмурый Сен-Готард все так же возвышался надо всем.

Суворов со штабом стоял на высоте. Смотрел в трубу. Смотрел туда, где должен был по крутизне, по непролазным ущельям и скалам появиться у французов с левого крыла Багратион.

Князю Петру горы не в диковинку. Он и без карт, без тропинок – на глаз проведет своих. Багратион ловок, находчив, отважен. Багратион горяч. На него у Александра Васильевича крепкая надежда.

Но почему до сих пор Багратиона еще нет?

Забыт холод, ветер. Забыто все. Щеки горят. Познабливает, но не от стужи, а от волнения.

Суворов смотрит в трубу. Видит, как легко, умело, привычно перепрыгивают со скалы на скалу синие мундиры.

– Ну, да и мои достигнут, помилуй Бог! Первый бой в горах…

Смотрел в трубу, а смотреть вроде не на что. Смотрел так, чтобы можно было спокойно обдумать, чтобы не мешали, не лезли с никчемными своими советами австрийцы, офицеры генерального штаба. Буквоед, «проектный унтеркунфт» подполковник Вейротер и другие. Они ведь знатоки горной войны.

Что же делать?

Французы уже дважды отбивали с вершин Сен-Готарда настойчивые атаки русских.

От Розенберга сведений нет и не может быть: с ним связи никакой и не предполагалось.

И так не Бог весть какие большие силы Суворова раздроблены: у Розенберга одна треть, часть пошла с Багратионом, часть с Барановским.

Сегодняшняя атака Сен-Готарда – первое сражение в горах. Если не взять Сен-Готард в ближайший час, тотчас же, значит, спасовать перед горами.

В степях, лесах, болотах – побеждали врагов, а тут что же?

И ведь впереди все такие же горы.

Если сейчас не пробиться к Сен-Готарду, кто знает, что будет с Розенбергом: ведь тогда Розенберг выйдет в долину Тавечь один.

А Римский-Корсаков тоже ждет не дождется помощи от Суворова.

Тяжело смотреть, как убывают его чудо-богатыри, но делать нечего…

Еще раз в атаку!

Русские с фронта в третий раз полезли на эти проклятые дикие скалы.

Люди были измотаны, утомлены и боем и подъемом. Особенно тяжело было подыматься старикам.

Гора казалась бесконечной. Вершину ее то совершенно скрывал из глаз густой туман, то она опять вставала впереди еще величественнее, еще неприступнее.

И тут сверху, с этих теряющихся в облаках скал, далеким эхом разнеслось свое, родное «ура». Багратион одолел все, как горный орел, появился с фланга на смежных вершинах.

Перестрелка разом смолкла. Наконец русские дорвались до своего испытанного товарища – штыка…

Французы бежали.

Первая победа в горах была одержана.

V

На Сен-Готардском перевале Суворова встретил в полном облачении семидесятилетний настоятель монастыря капуцинов. Увидев рядом с русским полководцем Антонио Гамму, приор обратился к нему:

– Сын мой, передай северному вождю, что я приглашаю его и приближенных в трапезную.

Каково же было изумление приора, когда этот северный вождь ответил сам на чистом немецким языке:

– Я и мои дети томимся от голода, но раньше, святой отец, веди нас в храм. Воспоем хвалу спасшему нас, а потом уже – за трапезу!