Генералиссимус. Книга 1
Шрифт:
Пикель говорит:
“Бакаев не только руководил подготовкой террористического акта в общем смысле, а лично выезжал на места наблюдения, проверял и вдохновлял людей Летом 1934 года я как-то пришел к Рейнгольду. Рейнгольд мне сообщил, что наблюдения за Сталиным дали положительные результаты и что Бакаев с группой террористов выехали на машине сегодня с задачей убить Сталина. При этом Рейнгольд нервничал, что они долго не возвращаются. В этот же день вечером я вновь виделся с Рейнгольдом и он сообщил мне, что осуществлению террористического акта помешала охрана Сталина, которая, как он выразился, спугнула участников организации”.(Пикель.Протокол допроса от 22 июля 1936 г.)
Троцкий, находясь
Близкий Троцкому человек, несший в свое время его личную охрану, участник троцкистско-зиновьевского блока Е. А. Дрейцер на следствии признал, что в 1934 году он получил письменную директиву Троцкого о подготовке террористического акта против Сталина и Ворошилова.
Он сообщил:
“Эту директиву я получил через мою сестру, постоянно проживающую в Варшаве, — Сталовицкую, которая приехала в Москву в конце сентября 1934 г. Содержание письма Троцкого было коротко. Начиналось оно следующими словами:
“Дорогой друг! Передайте, что на сегодняшний день перед нами стоят следующие основные задачи:
первая — убрать Сталина и Ворошилова, вторая — развернуть работу по организации ячеек в армии, третья — в случае войны использовать всякие неудачи и замешательства для захвата руководства”.(Дрейцер.Протокол допроса от 23 июля 1936 г.)
Содержание этой директивы подтвердил и другой видный троцкист — Мрачковский, который показал следующее:
“Эстерман передал мне конверт отДрейцера. Вскрыв конверт при Эстермане, я увидел письмо, написанное Троцким Дрейцеру. В этом письме Троцкий давал указание убить Сталина и Ворошилова”.(Мрачковский.Протокол допроса от 4 июля 1936 г.)
Агент Троцкого — В. Ольберг, командированный в СССР для организации террористических групп, показал следующее:
“Я был непосредственно связан с Троцким, с которым поддерживал регулярную связь, и с Львом Седовым, который давал мне лично ряд поручений организационного порядка, в частности, по нелегальной связи с Советским Союзом. Я являлся эмиссаром Троцкого в Советском Союзе вплоть до моего ареста. С целью ведения в Советском Союзе троцкистской контрреволюционной работы и организации террористических актов над Сталиным, я нелегально приехал в СССР”.(В. Ольберг.Протокол допроса от 13 февраля 1936 г.)
Ольберг по приезде в СССР в целях конспирации организовал террористическую группу из троцкистов, находящихся не в Москве, а в городе Горьком, имея в виду перебросить ее в Москву для убийства Сталина. Убийство предполагалось совершить во время превомайских празднеств 1936 года. В связи с этим, руководитель троцкистской организации в Горьком директор Горьковского педагогического института И. К. Федотов должен был командировать террористов в Москву под видом отличников учебы пединститута и обеспечить таким образом им возможность участвовать в демонстрации на Красной площади.
Почти одновременно с Ольбергом Троцкий перебрасывает и другого своего агента Берман-Юрина. Давая Берман-Юрину директиву об организации террористического акта против Сталина, Троцкий особо подчеркивал, что это убийство должно быть совершено не конспиративно, в тиши, а открыто, на одном из пленумов, или на конгрессе Коминтерна.
Вместе с Берман-Юриным в работе по подготовке террористических актов против Сталина принимал участие работник Коминтерна Фриц-Давид, также прибывший в СССР по личному поручению Троцкого в мае 1933 года. Берман-Юрин и Фриц-Давид установили между собой организованную связь и подготовляли совершение террористических актов Сталина
на VII конгрессе Коминтерна.“В беседе со мной, — показал на следствии Берман-Юрин, — Троцкий открыто заявил мне, что в борьбе против Сталина нельзя останавливаться перед крайними мерами и что Сталин должен быть физически уничтожен. О Сталине он говорил с невероятной злобой и ненавистью. Он в этот момент имел вид одержимого. Во время беседы Троцкий поднялся со стула и нервно ходил по комнате. В нем было столько ненависти, что это производило исключительное впечатление, и мне тогда казалось, что это человек исключительной убежденности. Я вышел от него как загипнотизированный”.(Берман-Юрин.Протокол допроса от 21 июля 1936 г.)
Троцкий не ограничивался организацией убийства одного лишь Сталина, он ставил своей задачей одновременное убийство других руководителей партии — Кирова, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе, Жданова. Он рассчитывал, что одновременное убийство ряда руководителей партии в Москве, Ленинграде и на Украине вызовет панику в стране и позволит ему, Троцкому, а также Зиновьеву и Каменеву взять власть в свои руки.
Опять власть! Вспомните слова Молотова — современника описываемых событий: “Вся политическая борьба троцкистов и сталинцов была схваткой за обладание властью”.
О лукавстве Троцкого и передергивании им фактов говорить не будем, он политик, а политика во все времена была грязным делом.
Сталин дружил с Кировым еще с гражданской войны, когда Киров организовывал поставку хлеба с Северного Кавказа в Царицын, а Сталин принимал этот хлеб в Царицине и направлял дальше, в голодающий Петроград.
В мирные дни дружба Сталина и Кирова была почти родственной, Сергей Миронович, приезжая из Ленинграда по делам в Москву, останавливался не в гостиницах, а на квартире Сталина. Жена Сталина и дочка Светлана относились к Миронычу как к родному. Отпуск Киров проводил обычно вместе со Сталиным. В год гибели Сергей Миронович тоже был у Сталина в Сочи, они играли в городки, на бильярде, парились в бане. Киров уехал от Сталина за три недели до рокового выстрела.
Сталин очень тяжело переживал гибель еще одного верного друга, он похудел, замкнулся, ходил мрачный, убитый горем. Однажды вечером на даче в Кунцеве он, после долгого молчания, сказал:
— Совсем я осиротел.
Похороны Кирова подробно описала в своем дневнике Мария Анисимовна Сванидзе — жена Александра Семеновича Сванидзе, брата первой жены Сталина. Привожу отрывки из ее дневника.
“Должна описать похороны, вернее последнее прощание с С. М. Кировым, на котором присутствовали мы с Александром.
5/Х11.
У нас были особые билеты в Колонный зал, где лежал прах Кирова, доступный для посещения всем. В 10 ч. вечера 5-го вход был закрыт и можно было пройти только по разрешению похоронной комиссии (подпись начальника охраны Паукера). Мы вошли в комнату, обычно в дни концертов — артистическую. Здесь строился почетный караул и толпились люди с билетами, могущие остаться после 10-ти для последнего прощания перед кремацией. Жена, сестры и близкие товарищи — женщины по преимуществу — сидели около гроба. Реденс распорядился провести нас (Аллилуевых и меня с Алеш.) к группе близких, и мы вышли в зал... Посреди зала, головой к левому променаду и ложам, если смотреть с эстрады, стоял гроб, простой красный кумачовый гроб, с рюшками, в ногах лежало покрывало из красного плюша. Лицо было зеленовато-желтое, с заострившимся носом, плотно сжатыми губами, с глубокими складками на лбу и щеках, углы губ страдальчески серьезно опущены. У левого виска и на скуле синее пятно от падения. Кругом гроба много венков, красные ленты переплетены с подписями от всех организаций и товарищей. С правой стороны гроба на стульях сидит несчастная жена, ее две сестры и две сестры покойного Кирова.