Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Генеральный попаданец 2
Шрифт:

Решительней к данному вопросу подошел Леонид Ильич Брежнев, при котором поставки кормового зерна сократились почти втрое с 3 миллионов тонн до 1,2 миллиона. И ситуация стала выходить из-под контроля — в Польше начались перебои с продовольствием. За перебоями последовало повышение цен, волна забастовок и беспорядки 1970-го в Гданьске со штурмом милицейского офиса и несколькими десятками убитых. Закончилось все отставкой руководства и приходом к власти нового лидера Эдварда Герека, который элегантно разрулил проблему, попросту залив недовольство взятыми в долг деньгами. За десятилетие его правления внешний долг Польши западным государствам сравнялся по размеру с советским. Но зато его поляки жили по сравнению с советскими людьми в сытости и благости. Почти «европейцы»

Однако к концу 70-х цены на нефть выросли, кредиты стали дороже, да еще и надо было отдавать старые. Загнанный

в угол Герек решил провернуть знакомый фокус с повышением цен. По стране снова прокатилась волна забастовок и беспорядков. В Венгрии все было не столь драматично. Хотя ситуация усугублялась относительной открытостью экономики и шоп-турами населения в соседнюю капиталистическую Австрию, вымывающими из страны валюту. Оказавшись в долговой яме, венгерское руководство в 1982 году сделало решительный шаг из социалистического лагеря — вступило в Международный валютный фонд, что открывало доступ к новым кредитам. Советское руководство было против. Но было послано. Ко всеобщему удивлению, утершись, проследовало в указанном направлении.

В 1980-м в Польше все вернулось к ситуации бунтов 70-го. С той разницей, что кредитов никто не давал и произошла смычка бунтующих рабочих с либеральной интеллигенцией. Да еще папа римский, будучи поляков под сурдинку постарался раздуть огонь. Восходящая звезда профсоюза «Солидарность» Лех «Болек» Валенса, настаивал на участии в переговорах «правительство-рабочие» еще и «экспертов» из числа столичной интеллигенции, которые носились повсюду с любимой песней про тоталитаризм и реформы. Бастовали едва ли не все и что с этим делать было непонятно.

Затем случился генерал Ярузельский. Встав в 1981 году во главе государства, Ярузельский ввел военное положение, и, казалось, уже распадающийся госаппарат внезапно обрел впечатляющую эффективность. Лидеры оппозиции и многие активисты были «изолированы» на неопределенный срок, армия вышла на улицы, спецслужбы громили типографии и уничтожали тиражи. Волна забастовок пошла на спад, и польская экономика, несмотря на санкции, впервые за долгое время начала демонстрировать какой-никакой рост. Более того, если перед военным положением правящей партии доверяло только 12% населения, а «Солидарности» более 40%, то к 1987-му ситуация практически перевернулась — 44% у правящей ПОРП и 16% у «Солидарности». Вот так поворот, не правда ли?

Затем что-то сломалось, и в 1987 году Ярузельский вынес на референдум пакет реформ, по сути, означавших сворачивание социалистического эксперимента. Главный его вопрос звучал так:

'Выступаете ли вы за полное осуществление представленной Сеймом программы радикального оздоровления экономики, направленной на значительное улучшение условий жизни общества, если это потребует двух-трехлетнего периода быстрых и трудных перемен?'7

Население ответило вежливым отказом: «за» проголосовало 44,2%, а попытки протащить либерализацию цен явочным порядком натолкнулись на новый рост забастовочного движения. Казалось бы, сдай назад. Судьбу страны решил диалог — серия неформальных встреч власти и оппозиции (лидеры которой давно вышли на свободу) в 1988 году, увенчавшаяся официальным круглым столом в 1989-м.

Стороны быстро нашли общий язык. Один из членов оппозиционной делегации Яцек Куронь вспоминал:

«Люди, которые участвовали с нами в переговорах, не только не были сталинистами, но и не были даже идейными коммунистами. Это были прагматики, реалисты, понимающие, что принцип централизованного руководства провалился, и теперь надо как можно быстрее и лучше перейти к новому принципу управления».

Недовольных представляли тоже не злые рабочие с заводов и судоверфей, более 50% делегации были теми самыми «экспертами» с научными степенями и должностями. Стороны договорились о двух вещах. В июне 1989-го должны были пройти выборы в двухпалатный парламент, на которых «Солидарность» получала 35% мест в Сейме и могла свободно конкурировать за Сенат. А в августе должны была начаться «шоковая терапия» в экономике.

На волне такого «национального единения» и «прогресса демократии» о результатах референдума 1987 года никто не вспоминал. Более того, на предстоящих выборах складывалась беспроигрышная для польских элит ситуация — когда за кого бы ни проголосовали граждане, они все равно голосовали за приватизацию и либерализацию цен, о которых все политические игроки договорились заранее. Солидарность' предсказуемо победила, выбрав все предлагаемые места в Сейме и заняв практически весь Сенат.

В остальных странах Восточной Европа передача власти также произошла в результате «диалогов». И если в Чехословакии для приличия сперва прошли массовые митинги граждан, а потом уже начались «круглые столы», то в Венгрии и Болгарии сперва произошел диалог

с оппозицией, и только потом на площадь подтянулись «воины света». И здесь не обошлось без курьезов. В Болгарии спешно собранная из числа «партийных диссидентов» и гениальных местечковых писателей оппозиция в 1990-м с треском проиграла «первые свободные выборы». Это же надо быть такими тупыми! И заметьте, тоталитарный режим решил не заморачиваться с повторными и просто отдал власть правительству парламентского меньшинства. Чего не сделаешь ради «демократических» реформ.

Началась эпоха «восстания элит» и «реставрации классовой власти». И что мне прикажете с этими блядями делать?

Наш кортеж подъезжает к одному из символов Берлина Бранденбургским воротам. В отличие от Рейхстага они остались в нашей зоне оккупации. Я выхожу из машины, поднимаю приветственно руки. Народ удивлен моим нарядом. А он подобран специально под момент. В самолете перед посадкой переоделся. Под оливковой расцветки плащом выглядывал полувоенного вида френч. Если бы на голову кепи в зубы сигару, то советский Команданте. Еще встречавший меня в аэропорту глава Госсовета ГДР Вальтер Ульбрихт малость ошалел разглядев мой наряд. Но я как ни в чем не бывало пожал всем руки и двинулся к поджидавшей толпе.

Рябенко стоял поодаль, контролируя ситуацию. Он прибыл сюда еще вчера вечером. Сам настоял, а я не отказал. Мероприятие больно необычное по формату. ГДРэвцов мы предупредили также незадолго, они и чухнутся не успели. Я же планировал сие действо загодя. Больно уж идея мне понравилась. Поворотный момент в истории! Но я отчего-то сейчас совершенно не волнуюсь.

Окинул беглым взглядом «группу товарищей». Местный истеблишмент выделяется хорошими костюмами. Но, ребята, надо бы разнообразней расцветочку! Далее «пролетарии» и примкнувшая к ним интеллигенция, то ест люди, пригнанные с заводов и учреждений. Они искренни в радости. Еще бы: прогулять рабочий день и увидеть самого Ильича. Впереди пресса, среди наших вижу знакомые лица будущих телевизионных звезд международной журналистики семидесятых. Это по моему указанию их пригласили. Пора создавать собственный «Отдел пропаганды». Эх, в Кремле потребуются дополнительные кабинеты. Особняком расположились те, ради кого сей перформанс и затевается.

Западные журналисты, среди которых затесались профессиональные разведчики, бравируют джинсами, яркими плащами и модными прическами. За ними с соседнего здания наблюдают люди Ивашутина. Они хотят вычислить среди тех шпионов. Эмоции все равно их рано или поздно выдадут. Наши на такое натасканы. В сторону импровизированной трибуны направлены многочисленные объективы кинокамер, уже щелкают блицами фотокоры, газетчики достали блокноты или микрофоны на палочках.

Стремительным шагом взбираюсь на трибуну. Пусть видят, что советский лидер бодр и в форме. Как и весь Советский Союз. К середине семидесятых он будет на пике своего могущества. А дальше нас уже никто не остановит. «Красная машина» понесется в светлое будущее человечества! Ха-ха, я начал краплеными лозунгами говорить. Машу рукой публике, вытаскиваю наружу знаменитую Брежневскую улыбку. Щелкают фотоаппараты, раздаются приветственные крики, аплодисменты.

Моя позиция выстроена хитро. На заднем фоне выгодно расположились Бранденбургские вороты, по бокам высятся выполненные в виде красных знамен стенды. Все работает на необходимую визуализацию. И советский вождь на этом фоне в милитаризованном костюме. Плащ я отдал охране. Сегодня и в Берлине тепло. Как было тепло в мае сорок пятого. Ого, столько воспоминаний реципиент ещё мне не выдавал! Я чуть не задохнулся от внезапных ощущений.

— Товарищи! — на площади в мгновение смолкают голоса. Я уставился в сторону камер. Лицо серьезное и задумчивое, специально тренировался. — Товарищи! Именно на этом месте двадцать лет назад прозвучали последние в Берлине выстрелы. Спустя короткое время гитлеровское командование приняло советский ультиматум. Всего двадцать лет прошло, как доблестная Красная армия принесла народам Европы свободу и освобождение! Коммунистическая партия Советского Союза, советский народ, и ваш покорный слуга в их числе, все эти годы восстанавливали нашу страну. Строили новые дома и заводы, запускали ракеты в космос, устраивали счастливую жизнь для советского и дружественным нам народам братских социалистических республик. Мы радовались чистому небу над головой, мирному труду во благо отечества и делали все, чтобы на планете воцарился вечный мир.

Поделиться с друзьями: