Генеральская правда. 1941-1945

Одно лишь перечисление этих задач (по словам маршала, забот) показывает, что Ставка, читай — Сталин, допустила серьезный просчет, остановив свой выбор не на карьерном военном, а на партийном функционере, пусть и большого ранга. Они, эти задачи, в своем абсолютном большинстве были не по плечу Мехлису, который хотя и носил высшее военно-политическое звание, приравненное к званию генерала армии, но был непрофессиональным военным, не имевшим ни военного образования, ни опыта командования соединениями и объединениями.

Сам не умея воевать по-современному, пресловутую соринку он искал в «глазу» руководящего состава фронта, в первую очередь, командующего. Пользуясь возможностью прямого доклада Верховному, представитель Ставки неоднократно пытался убедить его в необходимости сменить Д.Т. Козлова. В телеграмме от 29 марта 1942 г. он суммировал свои выводы о командующем: ленив, неумен, «обожравшийся барин из мужиков». Кропотливой, повседневной работы не любит, оперативными вопросами не интересуется, поездки в войска для него — «наказание». В войсках фронта авторитетом не пользуется, к тому же «опасно лжив».

Рисуя в негативном свете командующего фронтом, Мехлис в то же время не удержался от комплимента самому себе: «Если фронтовая машина работает в конечном итоге сколько-нибудь удовлетворительно, то это объясняется тем, что фронт имеет сильный военный совет, нового начштаба (имелся в виду генерал П.П. Вечный. — Ю.Р.) да и я не являюсь здесь американским наблюдателем, а в соответствии с Вашими указаниями вмешиваюсь в дела. Мне кажется, что дальше оставлять такое положение не следует, и Козлова надо снять» [88] .

88

ЦАМО РФ, ф. 32, оп. 11309, д. 139, л. 172—174.

Последующий трагический исход боев, в котором во многом повинен командующий фронтом, казалось бы, делает честь прозорливости представителя Ставки. Но ведь не сбросить со счетов и то обстоятельство, что многие ошибки и просчеты Козлова были следствием жесткого пресса со стороны Мехлиса. Так что еще вопрос, кого из них следовало для пользы дела отзывать.

У генерал-лейтенанта Козлова были свои и плюсы, и минусы. Он не участвовал в оборонительной кампании 1941 г. и потому имел недостаточно глубокое представление о немецко-фашистской армии. Но, с другой стороны, в его активе было руководство успешной высадкой большого десанта в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции. Поэтому Сталин полагал, что генерал сумеет справиться с обязанностями командующего, и на предложение заменить Козлова генералами Н.К. Клыковым или К.К. Рокоссовским согласием не ответил.

Большего представителю Ставки удалось добиться в отношении других руководящих лиц. 10 марта 1942 г. он получил из Москвы сообщение о том, что Сталин поддержал его предложение и освободил генерал-майора Ф.И. Толбухина от должности начальника штаба фронта, заменив его генералом П.П. Вечным.

Полностью сменился состав военных советов Крымского фронта и всех трех входивших в него армий. Постановлениями ГКО от 11 и 13 февраля 1942 г. членами ВС фронта в дополнение к дивизионному комиссару Ф.А. Шаманину были назначены секретарь Крымского обкома ВКП(б) B.C. Булатов и полковой комиссар Я.С. Колесов.

Сомнительная с точки зрения конечного результата перетасовка кадров коснулась и командующих армиями. Ее избежал лишь командарм-51 генерал-лейтенант В.Н. Львов. А вот командующий 47-й армией генерал-майор К.Ф. Баронов был по настоянию эмиссара Москвы снят с должности из-за «сомнительных» в политическом отношении родственников и связей с лицами, «подозрительными по шпионажу». Его сменил генерал-майор К.С. Колганов. В 44-й армии после того, как получил тяжелое ранение командарм генерал-майор А.П. Первушин, его обязанности выполнял начальник штаба полковник С.Е. Рождественский. Мехлис резко возразил против утверждения его в должности командующего, и таковым стал генерал-лейтенант СИ. Черняк. Об истинной оценке обоих представителем Ставки свидетельствует запись, сделанная им, правда, уже после эвакуации из Крыма: «Черняк. Безграмотный человек, неспособный руководить армией. Его начштаб Рождественский — мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенант» [89] .

89

ЦАМО РФ, ф. 32, оп. 11309, д. 140, л. 269.

Представитель Ставки насадил атмосферу самого настоящего сыска, наушничества и негласного надзора за командно-политическим составом, подтверждением чему служит спецсообщение начальника особого отдела НКВД 44-й армии старшего батальонного комиссара Ковалева от 20 апреля 1942 г.: «Согласно вашего распоряжения (так в документе. — Ю.Р.) мной изучены настроения командующего 44 армией — генерал-лейтенанта Черняка и члена военного совета 44 армии — бригадного комиссара Серюкова в связи с состоявшимся заседанием военного совета Крымского фронта 18 апреля с.г. После заседания, возвратившись к себе в землянку, Черняк в беседе с начальником штаба Рождественским, высказывая свое недовольство, заявил так: "Как мальчишку гоняют при всех подчиненных. Если не ладно — научи, а зачем это делать на совещании". И далее: "Хоть иди ротой командовать. "Засыпался", но ничего, в Москву отзовут"... На второй день, днем в беседе с генерал-майором Нанейшвили Черняк жаловался на придирчивое к нему отношение со стороны тт. Мехлиса и Козлова...» [90] .

90

ЦАМО РФ, ф. 32, оп. 11309, д. 139, л. 502—504.

Для представителя Ставки ничего не стоило безосновательно обвинить человека в трусости, на что обратил внимание, например, прибывший в Крым на должность заместителя командующего фронтом генерал-майор инженерных войск А.Ф. Хренов [91] .

Точную, на наш взгляд, характеристику этой стороны его личности дал К.М. Симонов: «Это был человек, который в тот период войны, не входя ни в какие обстоятельства, считал каждого, кто предпочел удобную позицию в ста метрах от врага неудобной в пятидесяти, — трусом. Считал каждого, кто хотел элементарно обезопасить войска от возможной неудачи, — паникером; считал каждого, кто реально оценивал силы врага, — неуверенным в собственных силах. Мехлис, при всей своей личной готовности отдать жизнь за Родину, был ярко выраженным продуктом атмосферы 1937— 1938 годов» [92] .

91

Хренов А.Ф. Мосты к победе. М, 1982. С. 222.

92

Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. С. 302.

С наступлением весеннего тепла положение войск фронта осложнилось еще больше. Местные ресурсы — продовольственные, энергетические и прочие — были исчерпаны. Авиация противника регулярно нарушала коммуникации, сводя к минимуму подвоз резервов с «большой земли». Не удалось возместить и людские потери, понесенные в ходе предшествующих боев.

За суетой подготовки к новому наступлению командование войсками фронта и представитель Ставки ВГК явно упустили из виду, что противник не будет пассивно ждать развития событий, поэтому не смогли своевременно вскрыть его планы и воспрепятствовать ему. В результате как мощный бомбово-штурмовой удар немцев 7 мая, так и наступление наземных войск силами 8 дивизий 11-й армии на рассвете следующего дня оказались во многом неожиданными для советского командования.

Так началась трагическая для Красной Армии Керченская оборонительная операция 8—21 мая 1942 г. А ведь соотношение сил и средств было в пользу наших войск: в живой силе — в 2, в танках — в 1,2, в артиллерии — в 1,8 раза. Немцы, правда, располагали большей по численности авиацией — в 1,7 раза. Но главное, что наступление они начали, тщательно подготовившись.

В отличие от них, командование Крымским фронтом не имело четкого плана действий. В предшествующий месяц новое наступление готовилось как бы по инерции. В результате сложилась противоречивая и очень опасная ситуация, когда группировка войск фронта оставалась наступательной, однако наступление все откладывалось, а оборона не укреплялась. Все три армии были развернуты в один эшелон, что сокращало глубину обороны и резко ограничивало возможности по отражению ударов противника в случае прорыва. Самым неудачным оказалось построение войск 44-й армии генерала С.И. Черняка, по которой и пришелся главный вражеский удар. Достаточно сказать, что второй эшелон армии располагался на глубину всего 3—4 км от переднего края, а это давало противнику возможность осуществить прорыв не только тактической, но и оперативной обороны даже без смены позиций своей артиллерии.

Явно недостаточной была авиационная поддержка. Из 17 авиационных полков, входивших в состав ВВС фронта, только 8 базировались на аэродромы Керченского полуострова, остальные находились от переднего края в 120—330 км. Слабой была противовоздушная оборона, так что войска были, по существу, не защищены от ударов с воздуха. К тому же отсутствовала маскировка войск и командно-наблюдательных пунктов. Ак-Монайский оборонительный рубеж не был в достаточной степени оборудован, а тыловые оборонительные рубежи фронта — Турецкий вал и Керченские обводы — существовали лишь на оперативных картах [93] .

93

Басов А.В. Крым в Великой Отечественной войне 1941—1945. М., 1987. С. 142.