Генералы подвалов

— Что же это вы, Марк Аронович, неаккуратно так ведете себя? — сказал капитан, провожая его до дверей. — Кстати, пива не хотите?

«Ну, дает, мент, — подумал Марк. — На ходу подметки режет...»

— Нет, спасибо, — ответил он. — Мне сегодня уже достаточно.

— Ну, будьте здоровы. Кстати, привет Гурецкому передавайте. И штраф мы вам на работу посылать не будем, оплатите в сберкассе сами, да?

— Конечно, конечно.

Марк вышел на улицу, прошел мимо одинокой милицейской машины, желто-синей своей расцветкой приятно оживлявшей серый, унылый пейзаж питерских новостроек в предрассветных сумерках.

«А откуда он меня знает? — вдруг подумал Марк. — Паспорта-то ведь не было при мне. Или я уже такая звезда журналистики, что менты меня в лицо признают?»

Сжимая в кулаке жетон, он, покачиваясь, побрел в сторону метро. Город Марк Куз знал хорошо, сориентировался быстро и, взяв нужное направление, подумал о том, что пива бы сейчас действительно выпить неплохо. Однако вчерашние бандиты оставили его и без легкого гонорара, и без возможности опохмелиться. Надо было добраться до дома, а там... видно будет.

Глава 3

— Настя! Настя!

Да что такое в самом деле?! Почему мама ее будит? В школу, слава Богу, сегодня еще не нужно, осталась еще пара дней полной свободы, почему бы ей не поспать лишний час?

— Настя, просыпайся!

— Ну что? — протянула она капризно, по-детски, приподняла голову и так же по-детски стала тереть глаза кулачками. — Мама, в чем дело?

От мамы пахло духами и хорошим вкусным вином. Запах этот Насте нравился. Не то что пивная вонь, которую распространяли вокруг себя ее дружки-одноклассники. Судя по всему, мама только что вернулась из гостей.

— Настя, папа не приходил?

— Не зна-аю. Дай поспать, а?

— Пора вставать, Настя, второй час.

— Ну и что? — Настя попыталась выскользнуть из маминых рук, крепко державших ее за плечи. — Какая разница?

— Разница такая, что нужно входить в рабочий режим. Послезавтра в школу. Как ты думаешь просыпаться-то? Привыкла к ночной жизни.

— На себя посмотри. Кто из нас привык?

Она уже поняла, что придется вставать. Сон ушел, мама все-таки растрясла ее, но хотелось еще немножко посопротивляться. Покапризничать. Почему она должна вскакивать неизвестно зачем? Если бы мама не разбудила ее, она вполне могла еще час-полтора поваляться. Когда еще выпадет такое удовольствие? Начнется школа, тогда — все, прощай, отдых! И не в том дело, что придется каждый день рано вставать. А в том, что ложиться она будет все равно часа в три. Пойдут разные дискотеки, концерты, тусовки, не сидеть же ей дома! Отсыпаться придется по выходным, как в прошлом году, раз в неделю сутки нормального сна, а потом снова шесть дней безумия.

— Знаешь, ты себя со мной не равняй! Я имею право!

— Да-а, конечно.

— Конечно! — мама наконец отпустила Настины плечи, и она, воспользовавшись случаем, мгновенно рухнула на спину, натягивая на себя одеяло. Просто так, из вредности. — Ты опять?

— Да встаю, встаю. Господи, какое-то гестапо на дому.

— Гестапо... — мама рассмеялась. — Сама ты — гестапо. Замучила меня, до сумасшедшего дома скоро доведешь, ну, что это такое?

— Что?

— Да твой образ жизни. Что дальше-то с тобой будет?

— В каком смысле? — Настя отбросила одеяло и начала медленно выбираться из постели, хмуря лоб, всем своим видом выказывая матери недовольство несправедливо обиженного человека.

— В том смысле, что у тебя впереди институт, потом работа. Или сразу работа, с твоим подходом к жизни я очень сомневаюсь, что ты куда-то там поступишь.

— Ну, конечно. Ты-то лучше знаешь, поступлю я или нет.

— Представь себе, да.

— Ну-ну.

— Не нукай, не нукай. У меня, слава Богу, как тебе это не смешно, имеется жизненный опыт, который стоит дороже, чем все советы твоих дружков-приятелей из ночных клубов. Жизнь, девочка моя, идет днем. Может быть, для тебя это новость, но так оно и есть. А ты свою жизнь, извини за выражение, просираешь пока что. Просыпаешь.

— Ладно, ма, кончай. Что ты в самом деле с утра пораньше...

— С утра! Два часа дня — для нее это «с утра»! Ты послушай себя-то, послушай!

Мать что-то завелась не на шутку. Настя натянула наконец джинсы, спросонья долго не могла попасть ногой в штанину, майку с огромным трилистником на груди — изображением кустика конопли, не вызывающим, впрочем, никакой негативной реакции ни у непросвещенных обывателей, ни у милиции, такой же темной, как и большинство населения.

Чистя зубы, она услышала, как из кухни мать крикнула свое всегдашнее «Иди поешь!». И не надоест ей изо дня в день одно и то же?.. Захочет Настя — поест, не захочет — не станет, как ее не уговаривай. Уж с этим-то в ее годы она наверняка может самостоятельно разобраться.

Она вышла из ванной, не заходя на кухню скользнула в гостиную и, секунду подумав, стала нажимать на клавиши маленького простенького телефонного аппарата, младшего брата того чудовища, что стояло в кабинете отца — с факсом, автоответчиком, какими-то таймерами и прочими прибамбасами, которыми, надо сказать, никто в их семействе почти никогда не пользовался. По делам отцу звонили на трубку мобильного, факсы принимал компьютер, который отец никогда не выключал, и вообще он старался оградить дом от деловых звонков, развивая бешеную активность на фирме, а в собственной квартире старался поддерживать покой, как говорится, тишь, гладь да Божью благодать.

— Так! Ты опять на телефоне? Не успела проснуться, сразу звонить!

— Мама!!! — Настя прикрыла ладонью трубку. — Да оставь ты меня в покое, в конце-то концов!!!

Мать резко повернулась, быстрым шагом вернулась на кухню и стала греметь там посудой, швыряя в раковину кастрюли и тарелки.

У Гальки было занято, у Вики тоже, болтают подружки... Солнце уже заглядывало в окна, выходящие на запад, скоро дома станет просто невыносимо, никакие шторы не спасают от яростного питерского летнего солнца. В это время дома сидеть — полная глупость. Тем более что последние свободные деньки. Ведь Настя всерьез, какие бы иронические гримасы ни корчили родители, всерьез в этом году собиралась заняться учебой. Институт — не шутка, а она выстроила себе конкретный жизненный план, которому собиралась неукоснительно следовать. И посмотрим в конце концов, кто окажется прав — она или предки, не верящие в ее усидчивость и способность все запоминать на уроках, а не корпеть дома за учебниками.

Настроение у Насти, как всегда в первые полчаса после пробуждения, было премерзкое. И окончательно оно испортилось, когда оказалось, что ни одному из друзей и подружек невозможно дозвониться. Где их искать? В общем-то, понятно где. Но шевельнулось внутри что-то вроде обиды — не могли позвонить, разбудить, позвать с собой.

— Ма, никто не звонил?

— Звонили, звонили они, приятели твои, трубку бросают, когда слышат ответчик. Замучили меня своими звонками. Хоть бы представлялись. Ты скажи им, что ли, а то треплют нервы.

— Да ладно тебе, — Настя достала из холодильника яйцо, бросила в маленькую кастрюльку и поставила на огонь.

— Поешь по-человечески, что ты одними яйцами питаешься! — мать все не унималась.

— Не хочу.

Лучше держать оборону, не переходя в нападение. Себе дороже. Мать совсем разойдется, раскричится о своей погубленной жизни, о разочаровании, которое ей принесла Настя, о том, что у всех дети как дети, а у нее одной не дочь, а неизвестно что, и так далее по давно понятной схеме.