Генералы шального азарта

Наметанным глазом Африканыч моментально смекнул, что остальные трое в сговоре и просто «обувают» залетного простофилю. А игра шла в «горку», иначе в тридцать два преферансных листа с «фальками». Фальками, то есть картами, подходящими любого достоинства карте или любой масти, были шестерки.

Карты были крапленые, это Неофитов отметил сразу. Хотя крап был сделан довольно тонко и искусно, и при первом взгляде на «рубашку» все вроде было обыкновенно. Африканыч постарался запомнить крапленые карты. Впрочем, это было не сложно: неприметной запятой, очень похожей на одну из завитушек карточной «рубашки», были краплены тузы, двумя запятыми – шестерки. Вот, собственно, и все. Простенько и безо всякого вкуса…

Один из игроков сразу пасанул. Двое других «пошли в гору». К ним присоединился и приблудный. Когда на кону образовалось более трех рублей, стали вскрываться.

У одного оказалась «трынка» – три валета. У приблудного имелся на руках «хлюст» – дама, валет, десятка и семерка червей. Когда же раскрыл карты раздающий, то на стол легли три короля и фалька, то есть «четверик». А четверик, как известно, «старше» хлюста. Так что приблудный опять проиграл…

– Ну что, снова по четвертачку для начала? – спросил сдающий после очередного проигрыша приблудного. Купчина был наполовину пьян, но умудрялся как-то мыслить, а потому, поставив на кон, изрек:

– Вот пусть новенький теперь сдает…

– Это почему же? – спросил один из игроков.

– А потому, что я так хочу, – вполне резонно ответил приблудный.

Сдающий нехотя передал карты Неофитову:

– Сдавай, коли так.

– Вот, – сказал Африканыч, поставив рядом с медью свой серебряный пятиалтынный и взяв сдачу двадцать пять копеек. – Так пойдет?

– Пойдет, – кивнул бывший раздающий, и Неофитов стал перемешивать карты. А точнее, раскладывать их в нужном порядке, благо навык имелся немалый. К тому же в колоде водилась «маркерная» карта – чуть шире остальных карт, – которой можно было отделить нужные карты от ненужных. Он расположил колоду рубашкой вверх и широкой стороной к полу. Большой палец он положил на ближнюю и узкую сторону карт, а указательный и средний – на дальнюю, и начал якобы перемешивать колоду, сбрасывая из правой руки в левую те карты из колоды, которые нужно оставить на месте. Затем правой рукой перехватил стопку карт из левой руки, захватив ее с одной стороны средним пальцем, а с другой – большим. Это брек – нужные карты. И когда стопка карт оказалась в промежутке между ладонью и колодой, его рука пошла вверх, одновременно сбрасывая сверху колоды новую часть тасуемых карт. А брек по-прежнему держался средним и большим пальцами.

Все вроде бы естественно: карты располагаются то справа, то слева от предыдущего сброса, причем эти действия повторяются не раз и не два, убеждая следящих за тасовкой, что все идет как надо. Все идет как надо, потому что нужные карты уже находятся в необходимом месте колоды. А это значит, что «складка» готова. Теперь только дать снять колоду и затем положить ее так, чтобы карты заняли прежнее место. И раздать…

– Сними, – сказал Неофитов и протянул колоду бывшему сдающему.

Тот указательным пальцем сдвинул треть колоды. Неофитов снял ее сверху и положил вниз, оставив при помощи большого пальца зазор. И перед самой раздачей карт вернул колоду в прежнее положение. Этот шулерский прием назывался «вольт». Он всегда удавался Африканычу. Так что колода оказалась полностью приготовленной к тому, чтобы выиграть раздающему. И Неофитов начал раздачу: трем игрокам против себя он сбросил первые две карты лицевой стороной вниз, а вторые две – лицевой стороной вверх. Себе же он положил карты закрытыми – таковы были правила игры в «горку».

И пошло-поехало!

Четыре раза подряд снял кон Африканыч. Причем последний был ни много ни мало аж двенадцать рублей! Как ни косились на него «партнеры» по игре, как ни следили за руками и картами, а узреть лукавства не смогли. Уж очень искусно мошенничал Африканыч. К примеру, «держку» он исполнял так ловко, что у человека, сидевшего в полусажени от него, создавалось полное впечатление, что карта сдающим идет, как и положено, сверху колоды, в то время как она вынималась Неофитовым либо с конца колоды, либо с середины или из-под верхней карты. Это был верх мастерства, и Африканыч, играя сейчас в «горку», не единожды вспомнил добрым словом своего учителя Огонь-Догановского.

– Все, паря, с тобой играть – равно что денежку из своего кармана в твой перекладывать, – заявил Африканычу тот, что раздавал карты до него. – Не буду я более с тобой метать.

– И я тоже, – поддакнул его приятель.

– А я – буду! – уперто произнес приблудный купчина.

– Вот и ступайте куда-нибудь в иное место, – сказал мужик, которому, очевидно, принадлежал дом. – А я спать хочу…

– Две партии, – просительно произнес Африканыч. – Всего две партии. А потом… четверть с меня, идет?

Мужик молча пожал плечами, что означало скорее согласие, нежели отказ.

– Раздавай! – заявил приблудный.

– Может, по рублику? – спросил Неофитов.

– По трешнице! – парировал его предложение приблудный. – Раздавай.

Африканыч, конечно, раздал «крышу»: приблудному выпало три короля, а себе – три туза.

Шли в гору трижды. Наконец, вскрылись. Конечно, куш достался Африканычу.

– Давай по красненькой! – заявил приблудный.

Это было уже интересно, и мужики сгрудились вокруг игроков.

– У меня другое предложение, – сказал Африканыч. – Ежели я проиграю – отдаю весь выигрыш. С пятиалтынным пришел, с пятиалтынным и уйду. А ежели выиграю – ты, купец, уйдешь в портках, а я в твоей одежке. Идет?

– Идет, – ответил приблудный.

Играли с четверть часа. Когда на кону стояло шестьдесят рублей – вскрылись.

У купца была трынка – два туза и фалька. Африканыч выложил на стол даму, семерку и валета треф. Четвертой картой была бубновая шестерка, то бишь фалька. Хлюст!

Через четверть часа из дома с флюгером в виде петуха вышел человек. На нем были плисовые штаны, поддевка и сапоги из яловой кожи. Обличьем – купчина средней руки. В кармане его поддевки лежало девяносто четыре рубля восемьдесят пять копеек. Шел он весело и свободно, и в нем совершенно невозможно было узнать человека в портках, жавшегося к стенам домов и опасливо озирающегося всего четыре часа назад.

Все вроде было ладно. Единственная мысль, не дававшая покоя человеку в плисовых штанах, была следующей: где бы еще перехватить малость деньжат, дабы округлить имеющуюся в кармане поддевки сумму хотя бы до ста рублей.

Он миновал будку городового и потопал по направлению к Варваринской церкви. Время до двух часов пополудни у него еще было, так почему бы не успеть провернуть еще одну махинацию? Или парочку? И вернуться в нумер Севы Долгорукова как минимум с сотней целковых?

Проходя по Большой Лядской, Самсон Африканыч обратил внимание на аптечный магазин. Может, в нем попробовать увеличить свою сумму хотя бы на несколько рублей?

Дверной колокольчик известил о прибытии посетителя, и тотчас из задней комнаты к прилавку вышел аптекарь. Был он немолод, и на его морщинистом потемневшем челе, испещренном бороздами, было написано, что здесь мошенникам и аферистам ничего не светит. Кроме того, практика совершения надувательств научила Неофитова распознавать людей: кого можно облапошить, а с кем не стоит даже и начинать. Аптекарь был как раз из последних, а потому Африканыч просто кивнул ему головой, как бы одновременно приветствуя и прощаясь, и вышел…

Кондитерская на углу Большой Лядской и Комиссариатской манила прохожих запахом кофея.

Неофитов вошел, прошел к буфетной стойке и спросил себе чашечку «Мокко».

– Еще что-нибудь желаете? – спросил буфетчик.

– Нет, благодарю вас, – ответил Африканыч, протягивая ему трешницу.

Буфетчик отсчитал Неофитову сдачу – два рубля восемьдесят копеек. Африканыч отхлебнул глоток, потом принял сдачу и вдруг спохватился:

– Простите, у меня, оказывается, была мелочь. Давайте мне рубль, а я вам – десять гривен. Вам ведь нужна мелочь, правда?