Генератор времени

Не простой был человек этот академик Будкер, ох не простой. Многое понимал — о себе, о людях, о времени. Как-то сказал назойливому интервьюеру: «Ну что вы мне всё про Ландау. Я вам так скажу. Мне Лев Давидович всегда казался человеком самым обыкновенным, даже ординарным». И когда интервьюер изумлённо открыл рот, добавил: «Да, да, самым обыкновенным человеком. Только из цивилизации на порядок выше, чем наша, земная».

Работает, до сих пор работает приборчик академика Будкера где-то здесь, на Хреновом острове. Поэтому и смещаются времена. То бесшумно выплывет из нежного тумана вечно юная Лера Хомячок, то монета золотая выкатится (кто в каком времени её обронил?), а то и того лучше — орки с топорами выбегут.

На самом-то деле не золотую монету надо искать с моим профилем, подумал Смирнов, а свидетелей того, что происходило в лаборатории академика Будкера лет этак сорок назад. Может, и реформу российской Академии только в связи с этим затеяли? С полковником Хмельницким надо будет связаться. Ты ведь не хочешь, полковник, чтобы память о героях развеялась как дым? Ты в охране института служил, не раз бывал на Хреновом, помнишь, наверное, в каких местах били шурфы, где закладывали котлован. Паровую машину изобретают, когда наступает время паровых котлов, это правило к чему угодно относится. И к кому угодно. К Желонкиной Свете, например. И к тебе, Заточий Клавдий. Ну, для чего тебе-то с твоей лисьей мордой прыжки в прошлое? Хочешь греческий изучать, гуляя под ручку с самим Сократом? Так в Греции после первого же вопроса тебе просто по морде дадут. А вернёшься к нам, мы добавим. Ведь это на твоих глазах, козёл, точили в институтской мастерской детали загадочного прибора. Давай вспоминай, давай рассказывай, колись, инженер (если ты инженер, конечно). Чем непонятнее, тем страшнее.

Правда, сколько умных людей, и какие разные и как во времени разъединены.

Вот Етоев А., наверное большой умник, окажись он здесь, в отчаянии бы за голову схватился. А ты не умничай, не умничай! Тоже колись: о чём разговаривал с академиком долгими вечерами у чудесного камина в коттедже на улице Мальцева?..

Смирнов незаметно наклонился к кудрявой и шепнул: «А Цезий-то наш, а? Как у него фамилия?» И нисколько не удивился, услыхав: «Барыгин». «А Федосеич, — не отставал. — Поляк, что ли?»

«Почему поляк?» — удивилась кудрявая.

«Ну, как. Вроде Отрепьев, да?»

«Ну что вы. Охлопьев он!»

Вот и попали свидетели на крючок, удовлетворённо решил Смирнов. Генерал Седов прав. Всё в природе крепко увязано. Потянешь Барыгина, вытянешь Охлопьева, потянешь Охлопьева, вытянешь сестёр Хомячков — и Леру, и Люсю, потянешь академика Будкера, за ним всплывёт какой-нибудь полковник.

О времена! О нравы!

7

Чем больше Смирнов клялся больше не пить, тем больше мир освещался его добрыми глубокими мыслями. Чем больше пила компания, тем больше вспыхивало красивых слов, метких сравнений, ярче сияла необъятная улыбка Цезия. Незнакомая женская нога — плотная, гибкая, загорелая — прижалась к ноге Смирнова. Хотел её погладить, поощрить ласково, но испугался, отдёрнул руку — вдруг мы снова временем разделены.

— Лохи! — орал Федосеич.

— Да ты что это?

— Ёлопукки!

Смирнов улыбнулся. Похоже, Федосеич перешёл на финский язык.

А море нежно блистало. Чудесно бежала по морю солнечная рябь. Появись сейчас пузатый дракон, никто бы чешуйчатого не испугался, наваляли бы сразу по всем трём оскаленным мордам. Никаких ржавых мощных катеров до самого горизонта, только светит над головами жаркое сибирское солнце, лежат сухие заиленные пески, текут разговоры. Никто больше уже не ругал Федосеича. А узнав, что трабахар по-испански означает — работать лучше, чем вчера, работать лучше, чем работали сегодня, обрадовались. «Трабахар! Трабахар! И чтобы женщины были здоровые!»

Время сгущалось, медленно становилось единым. Весёлые девушки, побросав свои бардаки (стаканы, значит, по-турецки) с визгом «Трабахар! Трабахар!» почти голые бросались в воду, насмерть пугая робких жуковских русалок.

«Их бляйбе зер гут», — совсем обалдел Федосеич.

А весёлые девушки подтверждали весело:

«Трабахар!»

Затылок в ласковых завитушках

1

Смирнов снова сидел на сухом песке, а дева речная в лодке.

Да и Виталий Виленович Червонный оказался строгим и аккуратным руководителем. Сотрудники его, уплывая, собрали весь мусор, ничего на острове не оставили, только Смирнова оставили — опять не совместились времена. Дева речная, наверное, потому и приплыла, что увидела: опять Смирнов один у костра. Опустился. А как тут не опуститься, если никому не нужен, и электричество всё до капельки вытекло из аккумулятора мобильника, и не совпадаешь во времени со свидетелями.

Негромко попросил: «Дай, пожалуйста, телефон».

Дева речная от его слов удивлённо отвернулась и вдруг.

Да, именно вдруг, иначе не скажешь, — всплыл в памяти трогательный девичий затылок с кудряшками.

Он в тот день (давно, давно было) дежурил, его вызвали к генералу.

В зале заседаний человек пятнадцать сидели на стульях с высокими (бронированными) спинками, негромко обсуждали какую-то дельту, загадочные треки, значения которых, не дай Бог, станут известны другой стороне. Там Смирнов и увидел трогательный девичий затылок. Высоко подобранные волосы позволяли оценить всю изысканность этого чудесного затылка, особенно среди многих мужских — тяжёлых, багровых.

— Ты бы лучше шалаш построил.

Дразнила, дразнила его Галадриэль.

Нет, не Галадриэль. Лера Хомячок дразнила.

Все эти девки в трусиках из розовых лепестков, все они — из прошлого.

Ну, нет их! Совсем нет! Приплыли, уплыли — не совпадают со мной. Даже вот дева речная не совпадает. И в небе снова громыхнуло — тяжело, с раскатом. Но на этот раз не дракон вернулся. Запрыгал неистово, заохал, запульсировал прожигающий воздух свет кривых чудовищных молний. И так же вспыхивал, пульсировал силуэт девы речной. Каждую секунду, при каждой новой вспышке силуэт её оказывался чуть в другом положении. Поворачивалась и поворачивалась, а повернуться никак не могла.

Сердце защемило: «Вот ты рядом, а толку?» Знал ведь, знал, никак нельзя прикоснуться к ней. Правда, смотрела почему-то предостерегающе.

Зацелую абниму

и скажу что люблю.

Дракон тухлый, весь на выхлопе, гоблины, орки, мужики со стволами, потомок шаманов, бородатые, как старички, гномы. Да что же это такое?

Будто слышишь ответ, а вопрос задаёшь после. Ну, почему мы не вместе, почему не кружимся в хороводе? Откуда эта дурацкая золотая монета? Почему Лера Хомячок вечно двадцатилетней остаётся?

Не получалось с мыслями у Смирнова, не видел выхода. Одно только понимал: совсем не в монете дело.

Ни к селу ни к городу вспомнил девятый класс.

Выдался год тёмных пожаров, в школе установили тревожную кнопку. Увидел огонь, почуял дым — сразу жми на кнопку. Сирена выла так страшно, что на проходящих мимо поездах пассажиры бледнели. Первые два дня школа просто не работала. Любой придурок, проходя мимо тревожной кнопки, якобы чувствовал запах дыма и тут же тыкал пальцем куда надо. Не удержалась даже молоденькая преподша истории. Её учителя так и жгли взглядами, тут почуешь дым. Чёрные лаковые ботильоны на шпильках, прямая джинсовая юбка до колен, серая водолазка, чёлка прямая — всё вроде закрыто, а вот жгут взгляды. Смирнов невольно сравнил ту преподшу с девой речной, только какое тут сравнение? В школе гуськом ходили за молоденькой преподшей доминирующие самцы, она там действительно жила как в вечном дыму, потому, наверное, и не выдержала — ткнула в кнопку…