Генезис

Ну и последние три компонента. Эссенция муруаси, восточного фрукта, лишит яд вкуса. Порошок из клыка суата, зверя из Диких земель, уберет запах. А сок труопы, аналога нашей березы, лишит яд золотистого цвета. Хотя именно из-за этого цвета он и называется «Златозмейка».

Теперь, когда в колбу все добавлено, я зажигаю спиртовку и оставляю смесь нагреваться до восьмидесяти градусов по Цельсию. И пока яд доходит до кондиции, стоит вам рассказать про здешнюю систему измерения температуры. Местным не откажешь в природной смекалке. Артефакторы изобрели весьма хитрую вещицу — плашку. И когда эта плашка подвергается воздействию в пять градусов по Цельсию, она становится красной (если тепло) или синей (если холодно). Так что температуру здесь меряют плашками. Так и говорят — «три синие плашки» или «две красные плашки». Не то чтобы это очень точно, но гражданским и этого хватает. А вот каждый мастер алхимии или ремесла, связанного с температурами, использует собственную систему. Я же пользуюсь достижениями Цельсия.

Что ж, яд нагрелся, теперь колбу надо снять и запечатать. Вечером отнесу ее в Пять Ям. Но не думайте, что все так просто. Этой смеси еще целых три сезона настаиваться, и только после этого ее можно будет разливать по флаконам и продавать. Кстати, не задешево — целых пять золотых за маленький флакончик. Моя же ставка за всю партию получается примерно семь золотых, и поверьте, это вполне прилично.

Убрав колбу во внушительную шкатулку, я перелистнул страницу дневника и взял в руки перо. Моя идея насчет этого выверта с раздельной печатью проста, как деревянный брусок. Раньше я не мог вклинить магию в стиль своего боя. В конце концов, оружие чертильщиков — это посох, шест, молоток какой-нибудь. Можно, конечно, и меч использовать, но это уже не для нашей братии. И тут получается диссонанс. Я пять лет учился на две руки, а тут, понимаешь ли, переучиваться надо. Но это просто невыполнимо. Только в сказках человек, владеющий одним оружием, станет мастером в другом. Чушь это. Например, чтобы махать бастардом наравне с Пило, мне придется года три тренироваться, а до Принца и вовсе не дорасти. Ну а поскольку печатей я мог сварганить в количестве одной штуки, то получается, что из меня боевой маг — как из воска стрела. Вот я и хотел в путники податься. Исследовал бы себе спокойно чертильное искусство, так нет. Но теперь все будет по-другому. Но сперва мне нужно создать новые трафаретные чернила. Такие, чтобы и сабли не испоганили и чтобы их дождь не смывал, огонь не трогал, землей не било, чтобы на металле держались и подновлять не так часто нужно было. Думается, в этом мне помогут старые наработки для переводов. Как-то раз у нас был заказ по переводу судового журнала. И заказчик попросил особые, водостойкие чернила. И вот эти самые чернила я возьму за основу.

Многие делают эти нехитрые смеси с добавлением купороса, угля или еще какой субстанции, но мне привычнее использовать травы. Уж не знаю, может, это учения Добряка свою роль играют, а может, просто алхимия к сердцу не лежит. Ну, закончим с лирикой, перейдем к делу. Для начала необходимо взять вытяжку из чернильной жилы самбакада, родственника осьминога. Ух и дорогая же эта штука! Достав небольшие весы, я отмерил с точностью до унции необходимый вес.

Так, это решит проблему с водой. Теперь у нас на повестке дня земля. И как же мне решить этот вопрос? Ведь если в пылу боя кто-то припорошит трафарет пылью или землей, то может произойти «бабах». Вряд ли, конечно, — печать-то уже активна будет, но шанс есть. Значит, надо думать. Что у нас может игнорировать такую неприятную штуку, как затемнение? Правильно — засветление. И снова я достал небольшую коробочку, и снова на весах появилась небольшая горстка порошка — хитрая штука, сделанная из местных светлячков. Фосфоресцировать будет только так.

Далее. Чтобы держалась на металле, нам нужно крепящее средство. В идеале было бы добавить немножко глины или другой сгущающей закваски, но травники идут другим путем. Жаль будет терять весь запас, но в ход пошла забой-трава. Когда-то я опробовал ее на Константине, а потом открыл вот это самое крепящее свойство. Выложив пятнистую травку, я стал думать дальше.

Основные проблемы решены. Теперь нужно сделать так, чтобы чернила были долговечными, пережили холод и зной, воду и пламя. Как бы это ни было смешно, но в этих целях мне подсобит сок тысячелетника, это такой столетник следующего поколения, если так можно выразиться.

Что ж, все собрано, осталось подсчитать пропорции. Конечно, можно было бы привести сложные формулы, описать счет, занявший у меня добрых два часа, но лучше сразу перейдем к практике. Достав ступку, долбило (как я называю небольшую палочку, больше похожую на стилус), я стал творить свои чернила. Вернее, долбить. Долбилом. И долбил я этим долбилом, пока не получил чернила. И как вы думаете, какого цвета они были? Правильно — серебряными, судьба, наверное.

В принципе я и так был уверен в их пригодности: в конце концов, основа была готова и я внес лишь небольшие поправки. Но попробовать надо. Дожевав последний бутерброд, я вылил остатки кипятка в кружку. Достав из-за голенища тонкий кинжал, нанес небольшой узор и, дождавшись, пока чернила подсохнут, обмакнул лезвие в воду. Первый тест пройден.

Перейдем к земле, хотя вместо нее сгодятся и хлебные крошки. Посыпав клинок, я провел рукой. Печать засветилась в воздухе. Авантюра, конечно. А ну как зазвучит сигнализация? Так ведь штраф выпишут, нешуточный, между прочим. Но обошлось. И последний тест — положив кинжал под стеллаж, я стал свидетелем серебряного свечения печати.

А неплохо так. Всего девять часов работы, и вот у меня есть партия «Златозмейки» и новые чернила. Не будь я собой, открыл бы лавку травников. Бизнес хоть и не шибко доходный, но стабильный и не очень-то мутный. Но не будем о грустном.

Вылив чернила в небольшую приплюснутую скляночку, я так же ее запечатал, собрал сумку и прибрался на столе. Работа была интересная, поэтому усталости не ощущалось. Тележка встретила меня немым укором. Мол, чего это она тут так долго на якоре. Вложив амулет, я отправил ее к входу или к выходу. Порой не разберешь, что называть входом, а что выходом.

Безмолвная лестница отвезла меня на поверхность, и я вышел наружу. За окнами уже темнело, но приемная была все так же забита усердными студиозусами. Впрочем, все те же лица, все те же разумные.

Смотрительница, прищурившись, ожидала, что я, как всегда, побегу, но в этот раз у меня был для нее сюрприз. Подойдя ближе, я протянул руку, и она не сразу сообразила, что мне нужны бланки. Поставив очередную партию автографов, я поклонился и вышел вон. И в этот раз вслед мне не шипел клубок рассерженных змей.

На улице было хорошо. Хотя я глубоко убежден, что плохой погоды не бывает. Просто бывает плохое настроение. Дождь, снег, солнце или облака, а может, даже и туман, — все это неважно, если на душе хорошо. Вот и сейчас, не обращая внимания на мелкую морось, визитную карточку весны, я бодренько шагал в сторону ворот.

— Швыдче ногу, резвее шаг! Раз-два! Раз-два! И слезы богов нам не помеха!

Звук отдаваемых команд все стихал, сменяясь щебетом студентов, выбравшихся на прогулку. И сколь бы ни было у меня хорошее настроение, все же я не понимаю, какой кайф ходить и мокнуть при этом, держась за руки. И будто бы это сверхромантично и все такое. А ведь таких хоть стреляй. Пока я дошел от библиотеки до ворот, встретил как минимум девять пар. Это же восемнадцать потенциальных клиентов белых халатов! Ну ладно там можно ночью пройтись, проветриться… Нет, чужда мне вся эта розовая чушь. Как говорил всеми измученный Станиславский — не верю.

— Пропуск! — донеслось из открытого окошка.

Протянув свой бессрочный пропуск, я дождался, пока ребята сверят бумаги.

— Проходи, — прозвучал недовольный голос.

Ну да. Он-то небось надеялся на небольшую взятку, но я нынче на мели. В кошельке, что лежит дома на тумбочке, всего тридцать золотых. А сейчас за поясом всего три. Даже пару лет назад, когда я только-только явился в столицу, у меня и то больше было. Видно, верно говорят — столица либо разденет, либо королем сделает, третьего не дано. И что-то мне подсказывает, что до венценосной особы мне ой как далеко.

Покинув территорию Академии, я отыскал глазами кеб и пронзительно свистнул. Мужичок извозчик, заслышав знакомый звук, дернул поводьями и подъехал поближе. Нравятся мне эти кебы, привет из картин про Шерлока Холмса. Не того буржуйского бреда, а нашего — советского, качественного фильма. И нет лучше Шерлока, чем товарищ Ливанов. Устроившись на обитом ситцем диванчике, я протянул в окошко заготовленную плату. Не так уж и много — семь медных, а длина маршрута не имеет значения.

— Куда изволите, вашмилсть?