Генезис
Шрифт:
— Так ты помнишь, — прохрипел я.
— Ни дня… не проходит, чтобы я не вспоминал те крики… тот ужас, что застыл в ее глазах.
Санте становилось все сложнее говорить. Темный Жнец уже склонился над ним и был готов забрать то, что по праву принадлежит ему.
— Но тогда зачем?
— Я могу сказать, что… был глуп, что алкоголь одурманил сознание, и еще сотню причин придумать. Но… на самом деле я просто ощутил вседозволенность. Ведь тогда… я был сильнейшим магом… не проклятым, а именно сильнейшим. Ха. Боги… не простили меня, они подарили знание… знание о силе… И когда я… два года назад увидел тебя… то… сразу узнал. Боги… они ведь милостивы, Тим, они прислали тебя избавить… меня… от страданий. И ты справился…
Я не понимал, что происходит. Разум не верил ни единому слову Санты, но что-то другое
— Эй, мне осталось… пару минут… не молчи… — Вечный весельчак попытался улыбнуться, но вышел болезненный оскал.
— Кто был с вами четвертым?
— А… ты про этого ублюдка… Хех. Я не могу сказать… клятва… магия… сковывает язык. Но держи! — Он сорвал с шеи простой шнурок, на котором висела золотая монета. Совсем новая, еще не прошедшая тысячи рук. — Убей его… а еще лучше… пытай, а потом убей… или оставь пытки вечными…
Как мне хотелось что-нибудь сказать! Но любое слово опошлило и обесчестило бы смерть жалкого человека, ставшего достойным мужем. И тогда я сказал то, что велело мне то неизвестное, что поверило врагу или другу:
— Я все равно не понимаю зачем.
— Поймешь… однажды, когда чести… станет больше… чем силы, то поймешь… — Дыхание его участилось, а веки стали медленно опускаться. — Эй, Ройс, мы еще встретимся, я знаю.
Последнюю фразу он произнес без запинки, а мгновение спустя поляну накрыла тишина. Из последних сил я подполз к мертвому холодеющему телу и сжал в кулаке монету. А потом и мой мир окутала тишина.
Просыпался я долго. Казалось, что-то удерживает меня в мире снов, но желание очнуться было сильнее. Разомкнув тяжелые веки, я узрел привычный потолок. Все же угодил к лекарям, вполне закономерно. Оглядевшись, увидел, что практически все койки заняты страдальцами. И практически все они с боевого факультета. Все же на этом отделении экзамены сдаются не так просто, как можно представить. И тут я вспомнил…
— Даже не думай, — пригрозил мечом ангел, сидевший на правом плече. — Ты все равно его сейчас не поймешь, так что не пытайся омрачить столь достойную смерть.
— Ха! — скривился бес. — «Достойная смерть», — передразнил он. — Насильник жил, как падаль, и подох, как падаль. И баста. Ладно, сверкай монетой.
И только сейчас я обратил внимание на то, что левый кулак целители так и не смогли разжать. Да и я справился с этой задачей не с полплевка. Пришлось дождаться, пока кровь снова застучит по венам. Монета оказалась обычным золотым, разве что новеньким. С одной стороны — профиль императора, с другой — год чеканки и место добычи золота: «359 год Пятой эры. Рудник Морсмор».
— И как мне это должно помочь? — вздохнул я.
— Ха! Вот же балбес! — Это, понятное дело, был бес.
— Тим, подумай хорошенько…
И я подумал, но все равно ничего так и не придумал. Просто не мог сложить пазл воедино, хотя и понимал, что ответ должен быть где-то рядом.
— Без подсказки этот клинический идиот не сообразит. — Бес явно начал злиться, отчего его рога постепенно увеличивались. — Итак, даун ты доморощенный. Что мы имеем? В некоем захолустном графстве появляются представители родов и их дети. Сам же граф Фрид Гайнес все это время сидит как на иголках. Едем дальше. Всех слуг на один вечер сгоняют в людскую. Почему? Да просто чтобы не подслушали! А в разгар вечера замок начинают спешно покидать главы родов, явно чем-то недовольные. И вот тут-то их детки решили на прощание гульнуть. Там был Ози и двое аристократов по старшинству. Кстати, полагаю, младших Гийомов не было просто потому, что Лейла не извращенка, а бастардов на официальный прием брать нельзя. Понимаешь теперь? Это была не гулянка для друзей-подруг, а официальная стрелка, на которой что-то замыслили. А теперь посмотри на год — триста пятьдесят девятый, через три года после твоего побега от Гайнесов. Ты все еще полагаешь, что это из-за убийства Ози жена графа порешила мужа и себя? Да три «ха-ха»! Еще бы настругали, чай не старые. А теперь, хомо кретинус, вспомни. Провинция Морсмор после приграничной войны отошла какой семье?
— Графам Гайнесским, — ошеломленно выдохнул я, вспоминая ту ночь, когда пробрался
в спальню к графскому сынку и лишь благодаря вмешательству Добряка, собственноручно исполнившему мою затею, не прирезал толстяка.— Нет, ну ты видишь, с каким материалом приходится работать? — пожаловался бес ангелу. — Пока не разжуешь, ничего не поймет. Значит, возня тогда была из-за чего? Правильно, из-за найденной в холмах золотой жилы. Понятное дело, аристократы не могли упустить такое и отправились склонять Фрида на свою сторону. Каждый как мог. Тот, понятное дело, заартачился, и очень умный и очень влиятельный герцог Гийом, заручившись поддержкой своего кореша императора, провернул весьма незамысловатую интригу. И вуаля — земли отходят Майклу дель Самберу, вот только разработку ведет род Гийомов, лишь уплачивая в казну процент. А теперь подумай. Если в захолустье съехался весь цвет аристократии, то мог ли не знать об этом император? Конечно, он знал и отправил своего представителя. Того, которому можно доверять, и того, кто годками уже вышел. Теперь въехал?
Так, значит…
— Браво, Шерлок, — скривился бес. — Зря ты его на балу не прирезал, а такая возможность была… Но ты время-то не теряй, утром эта семейка в Нимию едет.
Комната встретила меня тишиной и покоем. Видимо, провалялся я немало, все уже успели отметить и отметиться. Дирг бессовестно храпел. Я испугался, что рядом окажется графиня Норман, славящаяся чутким сном, но, очевидно, они решили не торопиться. А может, просто устали от турнира. Кто их знает. Нравы у ангадорской аристократии свободные. Сабли лежали у меня на кровати — похоже, перенесли. Достав из шкафа мешок, молясь всем богам, чтобы петли не скрипнули, я убрал в него все свои вещи, а также в отдельное отделение запихнул дневник, а в другое — перья и чернильницу. Блажь, конечно, но в последнее время я не представлял себя без этой привычки. Когда вещи были сложены, сабли захлестнуты за спиной, на пояс приторочены кинжалы, я накинул на голову плащ, оглядел комнату и вышел в коридор. Не люблю прощаться. Прощания обязуют выражать сожаление о предстоящей разлуке, а когда не говоришь этих слов, то сохраняется ощущение, что скоро вернешься и встретишься с оставшимися за спиной друзьями.
Спускаясь по лестнице, я услышал пронзительный свист… и впервые в жизни мне удалось перехватить это летящее перо. Старик-смотритель кивнул мне, кивнул и я, на том и разошлись. Ночь встретила меня, распахнув темные объятия. Но я не спешил к воротам. Завернув влево, направился к длинной характерной постройке — конюшне. Но на подходе меня не встретил удушающий запах аммиака и мокрого сена, магия была и здесь. Нужное стойло я нашел быстро, а вот его обитателя узнал не сразу. Шурка тут явно не только жрал да спал. Теперь он был могуч, как северный скакун, мышцы бугрились и перекатывались.
— Старый друг, — прошептал я.
Конь тут же проснулся и хотел было заржать, но я вовремя схватил его за морду. Тот успокоился, и мы встретились взглядами. В огромных черных глазищах отразился оттенок радости, вскоре сменившийся печалью. Конь был очень умен…
— Не скучай, — прошептал я, поглаживая его бок. — А когда придет Колдунья, встреть ее, как меня. И смотри не налегай на яблоки и заботься о Диане. Кстати о малышке…
Зайдя в стойло, я вынул конверт с запиской и положил его в нишу в заборе. Нейла всегда страдала шпионскими штучками, и пока она еще не ушла в декрет, мы использовали эту нишу для обмена сообщениями. В конверте, который надлежало вскрыть, когда Диане исполнится восемнадцать и она отправится в Академию, лежал амулет, отданный мне наставником. Так он мне, если честно, и не пригодился. А еще я положил записку, в которой написал то, что пишут все при расставании с близкими людьми.
Обняв на прощание Шурку, ткнувшегося мордой мне в плечо, я вышел прочь.
Гизмо
Вот ведь не успокоится этот шкет! Все ему что-то надо. Именно такие мысли овладевали стариком, когда он спускался с жилого этажа вниз, где звенел колокольчик, оповещающий хозяина о позднем посетителе. И хотя дверь была заперта, но у одного разумного имелся свой ключ. Так оно и оказалось: за барной стойкой сидел Ройс и с каким-то странным блеском в глазах смотрел в окно.