Гении исчезают по пятницам

— Ты, конечно, можешь сходить туда сам. Начнешь их обвинять, они тебя выставят, ты окажешь сопротивление, нарвешься на скандал, они вызовут нас, мы формально будем вынуждены тебя задержать. И тем все и кончится, если они не станут обвинять тебя в клевете или еще в чем-нибудь…

— Ладно, спасибо за откровенность.

— Привет дядюшке, — впервые чуть улыбнулся подполковник. — И мой тебе совет: не связывайся ты с ними — затаскают по судам. Они это здорово умеют.

— Скажите, а подъезд после драки кто-нибудь специально осматривал? — Денис еще отнюдь не закончил. Даже из такого вот тихого саботажа можно было выжать гораздо больше.

— Нет пока…

— А можно мне при этом поприсутствовать?

Подполковник страдальчески закатил глаза и, очередной раз вздохнув, согласился.

Пришлось возвращаться в отделение. Там подполковник отрядил на задание двух оперов, которые без особого энтузиазма, но вполне профессионально осмотрели подъезд, где произошла драка. Сфотографировали следы крови на стенах и полу и отыскали осколки выбитых зубов. Потом опросили жителей подъезда и тщательно записали все показания, а драку слышали человека три. Одна женщина даже видела злодеев — мыла окно и заметила, как двое бегом выскочили на улицу как раз перед приездом милиции. Видела она их, правда, сверху и запомнила только одежду, но это уже было кое-что.

А главное — теперь формалист подполковник не сможет просто забыть об этой драке. Он может не форсировать расследование, вообще засунуть дело подальше в стол, но бумаги никуда не денутся, и в любой момент их можно будет извлечь из-под сукна — добротные, веские, оформленные по всем формальным правилам.

К саентологам Денис уже не пошел. Подполковник в данном случае был прав, предъявить саентологам ему было нечего, а рассчитывать на их откровенность — глупо. Не станут же они давать показания против самих себя.

Он вернулся в контору и обязал Агеева с завтрашнего дня засесть поблизости от Гуманитарного центра с фотороботами и проверить всех входящих и выходящих на портретное сходство. И когда оно обнаружится, тогда и появится предмет для разговора.

Ирина Сибирякова

С этого дня, как только выпадал свободный денек, Ирина приходила во двор на Алтуфьевском и усаживалась на скамейку в надежде узнать что-нибудь новое. Торопова она вычислила быстро — шатен. За рулем всегда был он. Но с приятелем своим почти никогда не расставался. Утром, часов около девяти, Торопов выходил из дому, заезжал за брюнетом, и они отправлялись в тренажерный зал, находясь там до обеда, — либо они там работали, либо вообще нигде не работали. Приятель жил недалеко на Бибиревской, и тренажерный зал был тут же рядом — в Бескудникове. Ирина однажды не поскупилась на такси и проследила утренний маршрут «объектов наблюдения». На этом, правда, ее успехи и ограничились, но сдаваться она не собиралась.

Если бы кто-нибудь спросил ее, что она, собственно, собирается обнаружить, чего хочет добиться, изображая из себя детектива, она бы вразумительно и не ответила. Но она располагала двумя фактами: подозрительный инфаркт Кропоткина и еще более подозрительная автокатастрофа, в которой разбилась «скорая». А Торопов с приятелем были и там, и там (поскольку с брюнетом Торопов не разлей вода, очевидно, и во дворе Кропоткина они находились вместе).

Наверное, поговори Ирина с мудрым человеком, с Лидией Федоровной например, та сказала бы: не лезь не в свое дело, такими вещами должна заниматься милиция. И это правильно, только… Только что могла Ирина рассказать в милиции, если бы решилась туда обратиться?

В крови Кропоткина обнаружена малая концентрация сердечного гликозида.

И что?

Вот именно, что ничего. Препараты из ряда сердечных гликозидов используют при лечении нарушения ритма, мерцательной аритмии например.

Борис Шаповалов так ей и сказал:

— Ничего подозрительного. Концентрация низкая, ну выпил старик таблетку-другую, когда почувствовал, что сердце покалывает. Наверное, еще утром выпил в день смерти.

— Но домработница же сказала, что он никаких лекарств не принимал, — возразила тогда Ирина.

— И ты ей веришь? Наверняка глупая баба, только и знает, как щи варить.

— И в акте вскрытия я не видела подробного описания состояния кожных покровов, не было у него следов от укола где-нибудь в неподходящем месте?

Борису, даже несмотря на очередную бутылку пива, эта тема надоела до чертиков:

— Кто стал бы его с лупой изучать, если труп не криминальный?! Может, он на кнопку сел — студенты подложили, или в метро — на чью-то авоську с гвоздями.

Бориса Ирине пришлось оставить в покое. Но он ее ни в чем не убедил. До этого инфаркта у Кропоткина с сердцем все было в порядке, Ирина специально поинтересовалась у участкового терапевта. Гастрит у него был, язву желудка подозревали, артрит лечил профессор, но на сердце никогда не жаловался и давление как у юноши: 125 на 80.

А между прочим, если здоровому человеку ввести внутривенно струйно четыре-пять кубиков сердечного гликозида, то у такого человека сердечный ритм нарушится необратимо. И это вполне может привести к смерти.

Так ли случилось с профессором, или ничего похожего не было вовсе, и вообще, кому понадобилось доводить Кропоткина до инфаркта и зачем — своими силами Ирина выяснить не могла. Но ведь исключить-то нельзя!

И в ДТП со «скорой» — пока журналиста готовили к отправке, а машина стояла во дворе больницы без присмотра, тормоза могли быть испорчены. На этот счет Ирина проконсультировалась у Миши.

Однажды как бы невзначай поинтересовалась:

— Миш, а как вывести из строя тормоза в автомобиле?

— А вам зачем, Ирина Николаевна? — Водитель удивился. — Вы же врач, а не наоборот?

Так что совсем уж незаметно и ненавязчиво все выяснить не вышло, но Ирина постаралась замять ненужные подробности.

— Я чисто теоретически.

— Ну чисто теоретически по-разному можно… — поскреб в затылке Миша. — Можно под капот залезть, отсоединить трубки и откачать тормозную жидкость, можно колодки изуродовать, можно педаль отпилить, наверное, еще как-то можно…

— Нет, педаль, колодки, капот — это не годится. Как бы так, чтобы быстро, надежно и не привлекая к себе внимания?

— Вам точно чисто теоретически? — насупился Миша. — Я вас плохому учить не хочу.

— Совершенно теоретически, — поклялась Ирина.

— Ну… Тогда, например, если машина, скажем, стоит с вывернутыми колесами… Водитель как бы припарковался и заранее колеса вывернул, чтобы потом выезжать проще было. Можно около колеса присесть и буквально в секунду перерезать одну трубочку — тормозная жидкость и стечет. Только эту трубочку я вам не покажу, не просите даже!

— Не буду. Мне же теоретически, понял?

Потом Миша целое дежурство еще подозрительно косился на Ирину, очевидно мучительно соображая, зачем ей понадобились такие знания? Но к следующему дежурству уже обо всем забыл. Или не додумался связать ее вопросы с аварией, в которой разбилась перевозившая журналиста «скорая».

Журналист ли должен был погибнуть в той аварии, водитель или фельдшер, которая тоже не выжила? И этого Ирина не знала. Так что в милицию ей идти не с чем. Доказательств нет, улик нет, есть только предположения, которые наверняка никто и слушать не станет. И есть два человека, которые… не дай бог, конечно, вдруг снова окажутся поблизости от очередного подозрительного трупа.