Гений войны Кутузов

…Между прочим, некоторыми историками не исключается, что идея глубокого рейда в тыл более слабому левому флангу наполеоновской армии на самом деле принадлежала… Матвею Ивановичу Платову! Он еще в 8 часов утра предлагал Кутузову «съездить в тыл к неприятелю» силами его казаков и кавалеристов Уварова. Но в тот момент обходной маневр вокруг левого фланга Бонапарта Кутузовым якобы еще не планировался: у него на уме еще был план удара утицкой группировкой Н. А. Тучкова при поддержке казаков Карпова! Он вроде бы полагал, что Багратион сможет перемолоть главную ударную правофланговую группировку Даву, Нея и Мюрата, и когда она окончательно «завязнет» и более того, обессилит, только тогда он пустит в ход свой «левофланговый сюрприз». К тому же у неприятеля еще не были задействованы все резервные силы и он вполне мог наголову разбить кавалерию Уварова и конницу Платова. Но когда ок. 10 часов утра выяснилось, что Беннигсен самовольно рассекретил его «домашнюю заготовку» и она уже никак не сработает так, как замысливалось, то назрело иное решение. Решение необходимое, если не для перелома в ходе сражения, то, по крайней мере, для стабилизации ситуации, которая явно складывалась не в пользу русских. Только тогда идея Платова смогла воплотиться в реальный маневр на поле боя! Что бы потом кто ни говорил, но главнокомандующий дал на нее свою санкцию в самый нужный момент. Впрочем, не исключено, что наибольший эффект такой «ход конем» мог принести уже ближе к концу сражения при серьезном утомлении противника, когда на парирование каждого нового, неожиданного хода уже могло не хватить сил и сноровки…

Около 11.30 – на подготовку рейда ушло какое-то время – русская кавалерия пошла в атаку. Перейдя Колочу вброд в район деревни Малое, лейб-гвардии гусары, уланы и драгуны вместе с елисаветградскими гусарами и нежинскими драгунами кинулись на пехоту генерала Дельзона, чья слабая кавалерийская завеса предпочла отойти без боя. Итальянская пехота мгновенно построилась в каре и трижды умело отразила не подкрепленные артиллерийским огнем наскоки русской легкой кавалерии. Только тогда Уваров развернул против неприятеля свои конные батареи. Противник не стал испытывать судьбу и тут же оставил свои позиции, но дальше Беззубовской плотины через Войну русскую кавалерию не пустил.

Тем временем казаки и лейб-казаки (три эскадрона и черноморская сотня Орлова-Денисова) – всего 7–8 (?) полков, взявшие еще севернее, перескочили через реку Войну у деревни Беззубово и появились на фланге противника, угрожая его тылам. Во французских войсках, особенно в тылах (среди обозников), началась паника.

…Между прочим, наблюдая за действиями корпусов Платова и Уварова, Кутузов с восхищением восклицал: «Молодцы!.. Молодцы!.. Чем может быть оплачена сия доблестная услуга нашей армии?.. Рад, очень рад!.. Операцией Платова и Уварова Бонапарт введен в заблуждение. По всему вероятно, он подумал, что ему в тыл ударила большая наша сила. А мы конфузией Бонапарта воспользуемся»…

О планировавшемся было вводе в бой Молодой гвардии для прорыва попятившегося было левого фланга и пошатнувшегося центра русских уже не могло идти речи. «Я не могу рисковать последним резервом за три тысячи километров от Парижа», – заявил Наполеон своим раздосадованным маршалам и генералам, уже предвкушавшим близкую победу. Он не исключал, что за русской кавалерией может последовать удар крупными силами пехоты!

По правде говоря, большого успеха кавалерийский рейд Уварова и Платова не принес. Увязнув в пехотных каре Эжена де Богарнэ, они потеряли темп и наткнулись на легкую кавалерию Орнано (итальянских конных егерей Виллаты и баварцев фон Прайзинга-Мооса – всего ок. 1850 всадников), стоявших на самом краю левого фланга французов – между Беззубовым и Логиновым – для парирования возможного вражеского нападения через Колочу в обход сел Малое и Новое. Она стремительно перегруппировалась и быстро отбросила выдохшихся всадников Уварова и Платова назад, получивших ок. 15 часов (?) приказ от Кутузова на возврат к исходным позициям.

Как потом резюмировал итоги этого «конного рейда-экспромта» весьма ехидный генерал Алексей Петрович Ермолов: «…казаки в генеральных сражениях никакой не приносят пользы, то и в сем случае, встретивши некоторое препятствие, возвратились». А главнокомандующий Михаил Илларионович Кутузов, выслушав рапорт о «поездке в тыл врага» генерала Уварова, чьи командирские способности у многих в армии вызывали кривую ухмылку, был еще лаконичнее: «Я все знаю. Бог тебя простит». Если все это так, то выходит, что едва-едва встретив твердое сопротивление, Уваров с Платовым ретировались, так и не выполнив поставленной задачи?!

…Кстати сказать, если бы кавалерия Уварова смогла «свернуть» левое, более слабое, крыло Наполеона и там началась бы паника, что бы было тогда?! Казаки Платова оказались бы в своей стихии: «сели бы на плечи» бегущей пехоте и обозникам, кинулись бы рубить направо и налево?! Наполеон поплатился бы за то, что слишком много сил перекинул для атаки на левый фланг русских?! Могло ли сражение принять тогда совсем другой оборот как для русских, так и для французов?! Скорее всего вряд ли все это случилось бы. Уваров и Платов совершали всего лишь «диверсию», отвлекающий маневр – именно такая перед ними была поставлена задача! На большее у них не было сил! Пять (и даже несколько более?!) тысяч – это лишь для тактической демонстрации, и не более того! Да и без поддержки пехоты и больших батарей перенести «центр тяжести» сражения на левый фланг французов было невозможно. Уваровцы и платовцы весьма активно изображали, «делали вид», что вот-вот снова атакуют противника, при этом главным для них было оставить противника в неведении относительно их действительных сил. В результате и Евгений Богарнэ, и даже сам Бонапарт, посчитали, что «за кустарником и холмами», откуда на левый фланг французов обрушилась кавалерия Уварова и казаки Платова, у русских прячется еще и пехота. И она лишь ждет того момента, когда сможет навалиться на французов и «убрать» их с Новой Смоленской дороги. Так или иначе, но свой «ход конем» «старая лисица севера» сделал очень вовремя и туману на «шахматную доску» сумел напустить немалого. Правда, до поры до времени…

И все же отвлечь на какое-то время внимание Наполеона от боя в центре своей обороны Кутузов сумел. Шли минуты, часы. Французский император, разбираясь с последствиями сколь лихого, столь и легкого кавалерийского наскока на его левое крыло, терял время, а с ним и возможность победы. (По некоторым данным, он даже собрался лично оценить масштаб случившегося, но все обошлось, и он отменил свою поездку на левый фланг в Беззубово.) Поиск кавалерийских корпусов Платова и Уварова по тылам левого фланга врага вынудил Наполеона приостановить на целых два часа наступление на центр обороны русских войск (батарею Раевского). Более того, оттянуть оттуда часть сил – Молодую гвардию и Вислинский легион графа Клапареда, готовых было вместе с корпусом Эжена де Богарнэ обрушиться на шатавшийся русский центр и прогнувшийся левый фланг. Кроме того, вполне возможно, что эта конная «диверсия» породила у Наполеона некоторое чувство неуверенности за свои левофланговые тылы.

…Между прочим, потом историки долго пытались и так, и эдак интерпретировать слова Кутузова в рапорте императору от 12 ноября 1812 г., что «…казаки, кои вместе с кавалерийским корпусом (имеется в виду Ф. П. Уварова. –  Я. Н.) должны были действовать и без коих не можно ему (Уварову. – Я. Н.) было приступить к делу, в сей день, так сказать, не действовали». Правда, при этом окончание рапорта историками обычно опускается: «…из-за дурных распоряжений и нетрезвого состояния атамана». Спору нет – любил Матвей Иванович Платов горькую, позволяя себе лишнего «в дружеских беседах с зеленым змием». И порой прикладывался к горчичной («перцовке» или «кизлярке») так, что «мама не горюй»! И никто не знал, как вывести его из этого состояния. Недаром же «братья по оружию» окрестили его «немного пьянюгой»! Так вот, кое-кто из «очевидцев», а с их слов и историков, потом рассказывал, что на поле Бородина Платов был «не в форме» по причине исконно русской болезни. Скорее, это слухи, а не быль! Как бы он смог, будучи тогда «мертвецки пьян», повести в рейд в обход левого фланга французов своих казаков?! Возможно, он мог себе позволить «пять капель» (правда, никто не знает их «литража»?!), чтобы быть в тонусе: дело-то предстояло нешуточное – решалась судьба Отечества! Давали же солдатам по чарке водки, а то и две (!) для поднятия тонуса перед штыковой атакой! Считалось, что для солдата это то, что надо! Это придавало силы, но на короткий промежуток времени. Это как лошади дают шпор, и она делает резкий скачок-рывок, но затем снова движется в прежнем ритме и даже быстрее устает. Именно поэтому водку раздавали незадолго до атаки, когда человек возбуждался, взбадривался и готов был к… подвигам! В русской армии полагалось по 170–175 граммов на бойца, порой для пущего завода порцию удваивали. Примечательно, что если русским водку разрешалось выдавать прямо перед наступлением, то у французов – иной менталитет – ром находился в манерках за ранцами заранее. И все же нюансы истории якобы нетрезвого состояния атамана Платова во время Бородинского сражения нам доподлинно не известны и точку в этом вопросе поставит время. Кое-кто и вовсе полагал, что Кутузов счел уваровско-платовский рейд неудачным, если Уваров с Платовым оказались единственными русскими генералами, не получившими за Бородино никакой награды. Тем более что их непосредственный начальник – генерал Барклай – весьма нейтрально отрапортовал Кутузову о рейде его подчиненных, не ходатайствуя о награждении «отличившихся». На самом деле «старый лис севера» блестяще умел «навести тень на плетень»! Зная, что Уваров – это протеже Александра I, он не стал акцентировать, что по сути дела Уваров не проявил должной сноровки и мастерства в ситуации, когда противник после первоначального отката назад потом сумел-таки перестроиться и начать отражать его кавалерийские наскоки, не подкрепленные пехотой и в должной мере артиллерией. Царедворец-дипломат– (и только потом!) полководец Михаил Илларионович Кутузов очень умно и тонко (или хитро и лукаво!) «перевел стрелки» на донского атамана Платова – фигуру не столь близкую к особе императора – «…из-за дурных распоряжений и нетрезвого состояния атамана». Любопытно другое: спустя некоторое время в своей реляции на имя российского императора Александра I сколь умный, столь и лукавый Михаил Илларионович ни словом не обмолвился об инициативе Платова «съездить в тыл к неприятелю»! Зато есть слова «Я приказал»! Нежелание Кутузова поделиться славой с донским атаманом знаменитого и в какой-то мере спасительного «хода конем» в тыл слабого левого фланга Наполеона вполне понятно! Именно он был главнокомандующим – именно ему все другие военачальники могли лишь советовать, но только он мог принимать судьбоносные решения «как быть и что делать!», ибо только он отвечал перед царем и Отечеством за исход не только генерального сражения, но и всей войны…

Русские за это время сумели подлатать свой левый фланг и укрепить центр: подвести подкрепление с правого крыла и выставить резервную артиллерию – благо последней у них было в избытке.

Глава 17 Слава – Коновницыну, Дохтурову и Барклаю!!!

Энергичный и хладнокровный Петр Петрович Коновницын успел-таки отвести войска назад – на 300–400 метров, а кое-где и на километр – за Семеновский овраг, где, используя высоты, спешно принялся организовывать новую линию обороны. Своим излюбленным ударом в штыки он не давал французам развить здесь успех и переломить ход сражения. Его любимая 3-я дивизия, постоянно бросаемая им в контратаки, уже почти полностью полегла, в ней осталось всего лишь около тысячи бойцов. Пока истерзанная пехота, истекая кровью, стояла насмерть в штыковых боях, расторопный и невозмутимый Коновницын, будучи большим поклонником артиллерии, успел толково расставить свои батареи и, лично руководя их огнем, принялся останавливать наседавших французов стрельбой в упор.

Прибывший руководить 2-й армией и левым флангом генерал от инфантерии Дмитрий Сергеевич Дохтуров одобрил все его распоряжения. Письменный приказ Кутузова был по-армейски суров: «Дмитрий Сергеевич, держаться надо до последней крайности». Ответная команда Дохтурова солдатам была предельно лаконична: «За нами Москва! Умирать всем!! Ни шагу назад!!!» Получив в дополнение к двум гвардейским (Измайловскому и Литовскому) полкам и двум кавалерийским корпусам переброшенный с правого фланга 4-й корпус Остермана-Толстого, Дохтуров успел-таки привести левое крыло русской армии в относительный порядок, прикрыв его сотней пушек.

…Кстати, назначив после ранения Багратиона именно Дохтурова командовать 2-й армией, Кутузов, по большому счету, совершил серьезную ошибку, за которую ему потом пришлось извиняться! Надлежало назначать Милорадовича, которому «должен был армию как старшему препоручить»! В своем письме жене Марии Павловне Оболенской после Бородина Дохтуров оставил несколько любопытных строчек, характеризующих эту щекотливую историю, а заодно и некоторые стороны весьма «непрозрачной» (неоднозначной) личности Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова – этой, по определению Бонапарта, «старой лисицы севера»! «…Кутузов со мною весьма ласков, – пишет Дохтуров, – но, зная его очень хорошо, немного надеюсь на его дружбу. Впрочем, Бог с ним… (…) Ты знаешь, душа моя, что я во время последнего сражения командовал 2-ю армиею на место князя Багратиона, так как он был ранен; после же сражения, когда Кутузов узнал, что я моложе Милорадовича (имеется в виду старшинство в генеральстве: Милорадович стал полным генералом на полгода раньше – 29.09.1809 г. против 19.04.1810 у Дохтурова. – Я. Н.), то очень передо мною извинялся, что должен армию, как старшему, перепоручить ему…» Впрочем, в армейской касте всех времен и народов вопросы славы, чинов, назначений и наград всегда были больной темой! Не так ли?