Гений Зла Муссолини

Ну, истина была менее героической…

Бенито Муссолини гордился тем, что способен за двадцать минут написать передовицу в «Народ Италии», причем передовица была любого нужного ему направления. Если надо, он мог, потратив еще двадцать минут, написать нечто противоположное.

Но на середине пятого десятка он полюбил поспать подольше или просто взять себе денек-другой на отдых и не заниматься вообще никакими делами, даже срочными.

Народ, однако, должен был считать, что дуче неизменно на боевом посту и трудится, не зная отдыха. В стремлении создать такое впечатление доходили до абсурда.

Например, утверждалось, что глава правительства проводит 25 совещаний в день и делает это ежедневно и из года в год. В сумме получалась какая-то неимоверная цифра в 1 887 112 дел, решенных лично дуче в течение каких-то семи лет — получалось, что он решал по 100 проблем в час в ходе 60-часовой рабочей недели^[68].

Сама тщательность подсчета решенных дел в размере около двух миллионов и при этом подсчитанных с точностью до единицы создавала комический эффект просто убойной силы, но Муссолини этого не замечал.

Способность к самоиронии не входила в число его достоинств.

Иначе, наверное, он не снимался бы у себя на вилле со всякого рода экзотическими животными, которые ему то и дело присылали из Африки в подарок тамошние мелкие царьки. В коллекцию входили и леопарды, и гепарды, разве что жирафов только и не было, и всех их Муссолини собственноручно гладил, фотографировался в их обществе, а после они сдавались в зоопарк в Риме, и он их время от времени навещал.

Что опять-таки фотографировалось — «для создания образа».

III

Образ формировался такой: решительность и беспощадность в сочетании с добротой. Зверюшки как раз на «доброту» и работали. А еще тут приходились к месту «акты милосердия и незлопамятности» — например, семье убитого депутата Маттеотти было выделено вспомоществование.

Что до «решительности и беспощадности», то тут в доказательство приводили слова самого дуче, что бокс является истинно фашистским способом самовыражения. Решительность действий являлась ценностью сама по себе, вне зависимости от направления ее приложения.

Такая независимость была важна — Муссолини настаивал на том, что только дураки никогда не меняют своего мнения и то, что сейчас «белое», завтра может стать «черным» — и наоборот. Но вот решительное действие — это нечто неизменно ценное.

Такого рода заявления в Италии полагалось восхвалять, и в результате поистине дарвинистского отбора на наилучшую приспособленность в ход вошли определения дуче как «несравненного гения действия» или даже как олицетворения этого понятия:

«…Как Христос есть воплощение Человечности, как Гомер есть воплощение Искусства — так и Муссолини есть воплощение Действия».

Можно, конечно, подивиться тому, как далеко заводит людей стремление угодить и как легко принимают восхваляемые даже сравнение с Христом, но Муссолини и в самом деле гордился своей способностью к спонтанным решениям и использовал ее даже в решении вопросов из областей, в которых он понимал очень мало.

Сюда относилась, например, экономика.

Сперва он дал возможность предпринимателям севера Италии делать то, что они считали нужным, и в итоге уже в 1923 году в Италии была проложена хорошая автодорога от Милана к альпийским озерам, старые железные дороги были улучшены, и — о чудо из чудес! — поезда стали ходить по расписанию.

Но «свобода рук в экономике» повела к требованиям уменьшить государственный бюрократический аппарат, а вот этого, по его мнению, делать было никак нельзя. Наоборот — госконтроль следовало усилить.

И поэтому в Италии была введена система назначения так называемых «подеста»^[69], которые управляли назначенными им округами чуть ли не самодержавно. Тут важно было то, что должность была не выборной, а заполнялась по назначению центральной власти, и ее обладатель отвечал только перед Римом.

Дополнительным плюсом, кстати, было и то, что силою вещей всякий подеста должен был сталкиваться с местным главой фашистской партии, и они жаловались друг на друга — опять-таки в Рим.

Муссолини находил это полезным, что в его глазах перевешивало любые экономические неудобства.

В 1926 году он и вовсе завел специальное Министерство корпораций, которое должно было регулировать отношения труда и капитала, назначая и ставки заработной платы, и условия работы, и даже нормы прибыли. Интересно, что поначалу это даже приветствовалось предпринимателями — для них плюс состоял в том, что прекратились забастовки. Ну, понятно — эта мера создала новый слой бюрократии, что оказалось только лишним бременем. Но Муссолини, в общем, было не до кропотливых забот с экономикой.

Его занимал новый проект — написание своей автобиографии.

IV

Считается, что идею написать автобиографию Муссолини подбросил Ричард Уошборн Чайлд — он был американским послом в Италии в 1922 году, во время «Марша на Рим». В 1924 году его сменил другой дипломат, но Чайлд часто приезжал в Рим и, конечно, виделся с Муссолини.

Вот он-то и предложил главе правительства Италии изложить, так сказать, свою жизненную философию на примере своей жизни.

И Муссолини согласился. Посол Чайлд описывает в предисловии к книге, как это произошло: сидели они с дуче у него в кабинете, и тут Чайлд говорит ему, что есть уже несколько биографий Муссолини, написанных разными людьми^[70], но ничто не сравнилось бы с текстом, который написал бы он сам. Муссолини очень удивился и сказал, что это невозможно: «Вы говорите с самым занятым человеком в мире».

Но посол настаивал и положил перед дуче несколько листов бумаги, на которых были набросаны основные тезисы в виде газетных заголовков.

И тогда Муссолини кивнул и сказал по-английски:

«All right. I will». — «Все в порядке. Сделаю».

И посол Чайлд умиленно сообщает: ну, это было так типично для дуче. Взял и решил, прямо на месте. А справился он с трудной задачей написания книги тоже только благодаря послу — тот посоветовал Муссолини не писать текст, а диктовать его стенографистке.

И дело сладилось.

И уже вскоре после их знаменательного разговора посол Чайлд получил рукопись в виде машинописного текста, с поправками, сделанными рукой Муссолини. Чайлд опасался, правда, что перевод с итальянского убьет мужественный дух подлинника, и спросил автора, какую редакторскую правку он разрешит внести.