Гений Зла Муссолини
Шрифт:
К 1942-му она под псевдонимом Мириам ди Сан-Серволо уже успела сняться в фильме «Путями сердца» и имела успех, что было и немудрено, ибо на роль ее устраивал сам дуче, который уж заодно заказал в газетах самые лучшие рецензии.
К этому времени связь Муссолини с его подругой, Клареттой Петаччи, была «секретом, открытым для всех», так что младшей сестре своей подруги на свадьбу он подарил роскошный серебряный сервиз, а присутствие важных лиц на премьере фильма с ее участием стало делом как бы обязательным, примерно как на государственном приеме.
Собственно, у важных лиц имелись основания для
Скажем, можно было протолкнуть обмен итальянских лир на золото, которое в дальнейшем можно было переправить за рубеж посредством дипломатической почты, как правило, в Испанию. Тут мог помочь Марчелло Пе-таччи, старший брат Кларетты, и было известно, что даже и важным людям не следовало становиться на его пути.
Глава крупного банка — «Banka del Lavoro» — вылетел со своего поста за то, что посмел сунуть нос в его денежные обороты. Единственной управой на «клику Петаччи» могла бы служить клика Ракеле Муссолини, жены дуче, но у жены вождя не всегда хватало времени и охоты входить в «интриги высшего общества».
Она считала себя выразительницей интересов простого народа, ходила по рынкам, переодевшись поденщицей, и постоянно норовила «открыть дуче глаза».
Ее дочь, Эдда, объясняла такое поведение менопаузой…
В марте 1942 года в Венеции случились первые беспорядки, связанные с нехваткой хлеба. Алессандро Паволи-ни — видный политик, журналист и эссеист — получил поручение от дуче: доказать, что нехватки продовольствия в Первую мировую войну были еще хуже.
Паволини был человеком блестящих дарований.
Он родился во Флоренции, в семье крупного лингвиста, специалиста в области санскрита и других индоевропейских языков, и отца он не посрамил, получив две ученых степени сразу — ив Риме, и во Флоренции.
В фашистской партии на Паволини было возложено «пропагандировать фашизм в культурной и аристократической среде», и он действительно прекрасно в этом преуспел.
Скажем, стал устраивать костюмированные инсценировки времен Возрождения, завел оперный фестиваль во Флоренции, организовал ярмарки ремесленников на мосту Понте Веккьо — в общем, в партии на него не могли нахвалиться.
Но с поручением дуче насчет «нехваток в Первую мировую войну» он все-таки не справился — самому врать не хотелось, а среди людей с именем охотников подписаться под явной ложью он тоже не нашел. К концу лета стало известно, что на острове Сицилия для закупок зерна пришлось прибегнуть к реквизициям — крестьяне продавать хлеб за лиры уже не хотели.
На русский фронт отправлялись все новые солдаты — итальянские дивизии на Дону требовали пополнений. Бойцов альпийских полков оснащали горным снаряжением — крюками и веревками.
Предположительно это могло понадобиться им для покорения Кавказа.
Беда была только в том, что они покидали теплую Италию в том, в чем были, а горные ботинки им не выдавали в связи с их полным отсутствием на складах. Оставалось только надеяться на лучшее — 23 июня 1942 года фюрер прислал Муссолини очередное личное послание. Там говорилось, что английская 8-я армия, защищающая Египет,
находится на последнем издыхании: «германо-итальянские войска вскоре увидят берег Нила».III
Мысль фюрера вызвала немедленный отклик у дуче — командирам итальянских войск в Египте было велено при достижении Суэцкого канала немедленно послать в центр радиограмму с одним-единственным кодовым словом — «Тибр» — по названию реки, протекающей в Риме.
А 29 июня 1942 года Муссолини с большой свитой вылетел в Триполи.
Для его триумфального входа в Александрию надо было сделать обширные приготовления — например, следовало решить, будет ли он там выступать с башни танка, или все-таки въезд в город на белом коне окажется более зрелищным мероприятием.
Во всяком случае, победный гимн был уже сложен, и итальянский губернатор Египта уже подобран, а пока дуче развлекался в Ливии охотой.
Считалось, что вскоре состоится прорыв германских войск за гряду Кавказа, и они, возможно, пойдут на соединение с японскими войсками, взявшими Сингапур. Кто знает, может быть, и для итальянцев окажется, что путь от Нила куда-нибудь в глубины Азии не так уж и далек?
И Муссолини в ожидании больших событий пробыл в Ливии до 20 июля — но так их и не дождался. Он вернулся в Италию, где от сладости мечты пришлось перейти к суровой прозе. Положение в стране его не радовало, и здоровье начало подводить — язва очень обострилась.
А Чиано говорил всем и каждому: «Прежде всего дуче следует поправить свое здоровье».
В принципе, это можно было понимать не столько как родственную заботу о здоровье тестя, сколько как пожелание, чтобы он поменьше нагружал себя государственными делами.
Что до Джузеппе Боттаи, бывшего губернатора Аддис-Абебы, а ныне министра образования Италии, то он неожиданно открыл, что объявление войны Америке не было законным, потому что не было одобрено Большим фашистским советом.
Строго говоря, война против СССР тоже не была одобрена Большим фашистским советом, но Боттаи этот вопрос педалировать на стал, а просто сказал Чиано, что не следует забывать, что дуче, в конце концов, всего лишь самоучка.
Слухи о таких изысканиях министра образования, несомненно, дошли до Муссолини, но он ничего предпринимать не стал. Он свое окружение от всей души презирал — все они, по его мнению, были всего лишь отражением его славы.
А в октябре 1942-го в Рим с визитом приехал Генрих Гиммлер.
Интересно, что даже такой умный человек, как Чиано, и то решил, что высокий гость, непрестанно мотавшийся по фронтам и концентрационным лагерям с инспекциями, в Италию приехал просто отдохнуть немного от своей трудной жизни.
Как-никак приехал в штатском, в сопровождении одного только полковника Доллмана, и держался как-то все больше сам по себе. Ну, и Чиано велел организовать ему радушный прием и показать все, что того только заинтересует. И Гиммлер действительно немного оттаял и встретился со многими людьми — вот только целью его была, как обычно, инспекционная проверка. Он выяснял, на кого в Италии можно будет положиться в случае, если страну придется оккупировать. Фюрер считал, что в Италии есть только один надежный друг рейха — дуче.