Генму
Шрифт:
— Эй, эй, ну я не знал! Я думал, ты просто важничаешь! Найт, тебе что, плохо?
Найт отмахнулся от него, с силой и сиплым хрипом хватая воздух ртом. В глазах стремительно темнело. В животе плескалась боль, тошнота, в висках пульсировала кровь. Когда сознание начало путаться, Найт ощутил холод в коленях — наверное, упал на снег. Кто-то тормошил за плечо, словно сквозь вату доносились гулкие крики Бофи. Уже невнятные, неразличимые…
— Помогите! — Бофи тряс Найта, который страшно хрипел и норовил повалиться набок.
Господин Миккейн, успевший снискать кратковременную славу и здорово
Через минуту оказался рядом с учениками, отпихнул Бофи, похлопал Найта по синюшным, одутловатым щекам.
— Найт! Найт! Что случилось?! Эй!
Не дождавшись ответа, учитель подхватил мальчика на руки и бегом кинулся к парковке, на которой оставил свой флайер. Пару раз оступившись, господин Миккейн уронил в снег шапку, но не обратил на это внимания и не задержался ни на миг. Влетел в кабину, осторожно опустил задыхающегося мальчика на сидение рядом с собой и завёл машину. Флайер с низкочастотным гудением взмыл к жемчужному небу.
— Потерпи, потерпи, маленький, сейчас… — бормотал учитель, выворачивая штурвал.
Громада Академии приближалась с каждой секундой, проступая из синеватой дымки, словно корабль-призрак. Решительно поджав губы, господин Миккейн направил флайер прямо в огромное окно холла лазарета.
Учитель успел увидеть, как отпрыгнули от окна несколько медбратьев, а в следующую секунду флайер вломился в помещение вместе с водопадом осколков.
Вопли, крики, суматоха.
Господин Миккейн выбрался из машины, обогнул её, вытащил из кабины Найта и, поудобнее перехватив его на руках, бросился к двери смотровой.
— Что это всё значит?! — догнал его чей-то возмущённый голос.
— Прошу простить, всё компенсирую! — на ходу отозвался историк, толкая дверь ногой.
Он добрался до лазарета кратчайшим путём. То и дело с тревогой поглядывая в опухшее и синюшное лицо альбиноса, историк неслышно шептал:
— Держись, держись, маленький…
Дежурный врач, точнее медбрат — молодой парень по имени Ллойд Мах, приблизился и, не задавая никаких вопросов, забрал Найта из рук господина Миккейна.
— Вам лучше… — начал было он.
— Я подожду тут, — не дослушал учитель и уселся на небольшой потёртый диванчик в приёмной.
— Эх ты, дохлятина, опять с тобой что-то случилось, — почти ласково сказал медбрат, глядя на мальчика у себя на руках. Затем створки из толстого молочно-матового стеклопласта сомкнулись за его спиной, оставив господина Миккейна в тишине, один на один с гулкими ударами сердца.
Когда Найт открыл глаза, ему показалось, что он всё ещё лежит там, в парке, глядя в сизовато-белое небо. Но потом понял, что над головой потолок. И склонившееся лицо господина Миккейна. Складка между бровями учителя разгладилась, в уголках губ, наоборот, обозначились морщинки.
— Ну слава богу, очнулся. Тебе лучше? — мягко спросил господин Миккейн, погладив мальчика по голове.
Тот нерешительно натянул одеяло на подбородок и хрипло прошептал:
— А Бофи ничего не будет?
— При чём тут Бофи? А… Это он тебя отравил?
— Он не знал. Честно-честно, — Найту потребовалось время, чтобы перевести дыхание. — Он правда не знал. Он купил мандарины. Я… — он помолчал, — я никогда не ел мандаринов… Я тоже не знал, что так будет…
— Ну тише,
тише, береги силы, малыш, — господин Миккейн поправил Найту одеяло, и тот напрягся, ощутив призрак недоверия и даже испуга, когда его тела нечаянно коснулись руки мужчины. Учитель заметил это и отодвинулся.— Отдыхай. Ты скоро поправишься.
С этими словами он вышел.
Окончательно Найт поправился и впрямь довольно скоро. Новогодние каникулы были безвозвратно испорчены, а традиционная встреча полуночи и загадывание желаний застали его в полутёмной палате лазарета, где кроме него не было больше никого. Даже какого-нибудь болеющего или раненого бедолаги, с которым можно было бы хоть поболтать. Дежурный медик отмечал с коллегами в холле.
Зато Найту удалось выпросить несколько книжек, которые он прочитал за пару дней.
Когда он вернулся в спальню пятого блока, Бофи вёл себя так, как будто ничего не произошло. Однако на общей тренировке он догнал Найта и проговорил, ухитряясь не сбить дыхание:
— Почему ты меня не сдал?
— А надо было? — ответил Найт довольно спокойно.
— Чёрт, я тебя чуть не убил, вообще-то…
— Не ты, а цитрусовые и моя аллергия.
— Я думал, ты шутишь. Больше не повторится.
— Бофи, всё в порядке. Я не держу зла.
— Слушай, но почему ты не отказал тогда чуть решительнее? — спросил Бофи после паузы, когда они пошли на очередной круг. — Ты же мог умереть.
— А я хотел посмотреть… — Найт вдруг повернулся к нему и улыбнулся, глядя Бофи прямо в глаза, — действительно ли «твоей девочке» ничто не угрожает.
С этими словами он продолжил бег лёгкой рысцой.
С Бофи поравнялся Грайд и, криво усмехнувшись, кивнул вслед альбиносу:
— Когда ты его уже трахнешь, а?
— Иди ты! — огрызнулся Бофи и ускорился.
Но в душе его сладко теплело при воспоминании о словах Найта и его взгляде. Почти против воли внизу живота стало разливаться сладостное напряжение. Вот только эрекции на уроке физподготовки и не хватало! Бофи остановился, повернулся к стене, опершись на неё рукой, и сделал вид, что переводит дыхание.
Но с того момента фантазии о лунно-бледном теле, извивающемся под ним, не покидали его и вкрадчиво просачивались в «мокрые» сны.
Глава 9
В марте последние конвульсии зимы были особенно сильными. Вьюжило яростнее, чем в середине января. Но Найту нравилось это неистовство природы. Оно как будто находило отклик в его душе.
Временами он не узнавал себя, пугался собственных мыслей и фантазий. Найт уже почти понял, как относится к Бофи. И уже почти решился потрогать его под одеялом в том месте, в котором Бофи хочется больше всего. Найт уверен: ему тоже страшно. Но тело знает лучше. И когда не хватает слов и смелости, в ход идут молчание и действия.
Внезапно мечтательный взгляд зацепился за какое-то движение за окном. Найт вытянул шею, подслеповато приглядываясь. И вдруг округлил глаза. Человеческий силуэт! Кто-то стоял на карнизе соседнего крыла, где располагались общежития.
— Там кто-то есть! — воскликнул Найт, вскакивая.
Мнемопровод натянулся и вылетел из гнезда-входа на виске. Чуть закружилась голова. Мнемокабель нельзя вытаскивать так резко, да ещё во время передачи данных.
Преподаватель квантовой механики нахмурился и строго сказал: