ГЕННАДИЙ ШИЧКО И ЕГО МЕТОД
Шрифт:
Обо всем об этом говорят своим слушателям наставники. Интересны их размышления о противниках отрезвления народа, живущих рядом с нами. Казалось бы, их не должно быть. В самом деле: кому выгодно видеть своего соотечественника пьяным?
Знал бы наш рабоче-крестьянский наивно-доверчивый люд, как много таких желающих!
Мне один рабочий говорил:
— Я пьющий-то и люб мастеру, и нужен ему — он меня во всякую дырку ткнет. А скажи я ему слово, враз на место поставит: «Ты еще мне, пропойца, права качать станешь! Еще слово — и живо за ворота выставлю. И в трудовой книжке нарисую...»
А бюрократов возьмите... В райкоме сидят, райисполкоме, обкоме... Им финансовый план нужен, оборот денег, чтоб зарплату платить. А деньги
Заводским начальникам товары ширпотреба не надо выпускать, деньги в казну бутылкой выманят.
А верхний эшелон власти... Там без водки и вовсе труба. Оборот финансовый нарушен, народ волнуется — там забастовка, здесь неформалы... Да нет уж, лучше пусть другие трезвую жизнь устанавливают. А мы, пока правим, не станем ворошить эту рану. Она хоть и зудит, и все сильнее загнивает и в конце концов разъест весь организм, сгубит народ и государство, но произойдет это в будущем, не при нас — философия Людовика XIV: «После меня хоть потоп».
Позвонят в статистическое управление. Вы, мол, там потише с цифрами, попридержите информацию о производстве спиртного, о бедах, связанных с алкоголизмом.
Ну а те, что в обманах поднаторели, и рады стараться. Много десятилетий стоял у руля статистики коммунист Старовский. И в какие он только хитрости не пускался, чтобы не тревожить народ, загонять вглубь его беды и болезни, но вот постарел Старовский его с почетом отправили на пенсию. И живет он в роскошной квартире, и пенсию особую от государства получает.
Ну, а тем, кто с легкостью мотыльков пределы отчизны покидает — им, что ли, нужен трезвый трудовой народ?
Опять же и глупцов в самом народе хватает. Они тоже — за вино, за водку, за веселую жизнь!
Вот почему так часто случалось в истории: борьба за трезвость наберет силы, и уж к сухому закону дело клонится, а тут, смотришь, на попятную пошло.
И скоро ли уж людей таких прибавится, которые бы знали, что для них хорошо, а что плохо, кто для них добра желает, а кто злым силам потакает...
Обо всем этом ведется разговор на занятии по теме: кто заинтересован в спаивании народа? Кому нужно, чтобы мы отравлялись?
Можно услышать возражение: Шичко был эрудит, имел обширные знания, много ли таких найдется? Что же это за метод, если овладеть им могут лишь единицы?
Спешу успокоить, обнадежить и ободрить. Конечно, Шичко был ученый, образованнейший человек. И педагог был умелый, лектор, оратор. Но я встречаю людей — и их становится все больше — не имеющих специальных знаний, но страстно желающих отрезвлять народ. Они жадно читают книги, посещают занятия опытных отрезвителей и очень быстро накапливают нужный материал.
Я встречался с теми, кто уже прошел десять уроков или сеансов, и с теми, кто еще занимался, и — поразительный результат! — те же восемьдесят пять или девяносто процентов отрезвленных, что и у Шичко. Значит, дело тут не столько в преподавателе, сколько в самом методе.
Есть своя особенная привлекательность и у тех инструкторов, которые не успели вооружиться знаниями теории и истории алкоголизма, не блещут красотами речи, — эти более других самобытны, близки по строю мыслей каждому слушателю — даже образованным, чиновным. Их наивность подкупает, им верят, их слушают с сочувствием, особенно, если они сами были алкоголиками и теперь как бы исповедывались, рассказывали свою печальную историю. В Ленинграде большинство руководителей групп прошли свою несчастную полосу, избавлялись у Шичко и, можно сказать, всеми клетками восприняли метод учения. Ведь он им и тысячам других людей во второй раз подарил жизнь.
Заметим: два-три часа разговора, и — ни одного упрека, назидания, вроде подобного:
«И докатился же ты, братец! И как только в глаза людям смотришь — все пьешь
и пьешь. Может, и остановиться пора, а? Ведь есть же, наверное, совесть у тебя? Не всю ты ее утопил на дне стакана?»Нет и еще раз нет! Ничего такого в беседах Шичко мы не слышали. Наоборот: каждый из группы — а являлись сюда и в нетрезвом виде! — здесь чувствовал себя как равный среди равных. Никто не заметит, не заденет больную струну — твою униженность и оскорбленность. И сам Шичко, и все товарищи каждым словом, каждым жестом и взглядом выражали сочувствие и желание помочь человеку в беде. Здесь не было врача и пациента, сюда пришли товарищи по несчастью, и учитель ничем не показывал своего превосходства.
Итак, десять занятий. Это число выведено опытом. Примерно десяти трехчасовых сеансов хватает для разрушения питейной программы. Одним довольно и меньше, другим нужно больше. Но вот что интересно — некоторые, и таких немало, продолжают ходить на занятия и после того, как сами уже отрезвились. Они приходят, как в клуб, к товарищам, единомышленникам — вновь и вновь слушают учителя.
Я беседовал с такими, спрашивал:
— Зачем же вы приходите сюда? Ведь вы же не пьете, отрезвились?
Ответы разные. Вот некоторые из них:
— Мне здесь интересно.
— Хочу закрепить свои трезвеннические убеждения.
— Хочу усвоить методику Шичко, накопить знаний, материала, а затем и сам буду отрезвлять алкоголиков.
Один артист сказал:
— Мы, артисты, исправляем нравы, а тут даруют жизнь. Если выучусь — переменю профессию.
Отрезвленные охотно говорят о методе Шичко, горячо отстаивают то, что еще недавно казалось им пустой говорильней, неважным и несерьезным делом. Не стесняются говорить о своем прошлом — живописанием своего недавнего трагического положения они как бы высвечивают чудесность происшедшей с ними метаморфозы; по их словам, каждый из них, подобно Фениксу, снова возродился к жизни. Ну, словом у большинства этих счастливцев я наблюдал синдром разговорчивости — и, наверное, из этого страстного желания поделиться своим воскрешением, высказать слова благодарности в адрес учителя вырабатывается затем стойкая, непреходящая потребность и самим отрезвлять других, дарить и дарить людям счастье. Поначалу робко — сомневаются, смогут ли, справятся ли с ролью учителя. На этом этапе они жадно ищут книги, брошюры, ходят к тем, кто осмелился и уже ведет группы. Не один раз перечитают книги Углова, сделают нужные выписки. В таких поисках, в накоплении знаний и материала проходят месяцы, у иных год, два, а то и больше. Наконец, смотришь, набрал группу, отрезвляет. И повторяю еще раз, у всех получается. И результаты удивительны: отрезвляют большинство слушателей, а иные — до девяноста процентов. Не бросают и тех, кто по каким-нибудь причинам не поддается убеждению — звонят ему, встречаются.
Тех, кто отрезвляет, и тех, кто отрезвляется по методу Шичко, пока не так много. Недавно мне звонила женщина из Днепропетровска, просила назвать группу, куда бы она могла послать сына.
— Был в Афганистане, пьет по-черному. Спасите сына, он был такой хороший парень!
— А у вас в Днепропетровске разве нет таких групп?
— Нет, у нас нет! Днепропетровск — дыра, здесь много дыма, гари и в магазинах очереди. И кругом продают водку, вино и пиво — хотя залейся!
Позвали парня в Ленинград.
Слушаешь женщину и невольно задаешься вопросом: когда же во всех городах и селах появятся группы отрезвления по методу Г. А. Шичко? Нет у нас теперь другой надежды вырвать народ из пучины пьянства, как только на это удивительное, благородное и светлое движение — отрезвление людей по методике Геннадия Андреевича Шичко.
Ну, а как же наш Борис Качан? Помог ли ему Геннадий Андреевич?
Мы уезжали в Москву. В день отъезда нам с Борисом позвонил Шичко и пригласил в гости к его слушателям — мужу и жене К.